Ментальные коллаборанты

У меня уже была статья, в которой я удивлялась «Где вы были всю жизнь?» И я не устаю задаваться этим вопросом, глядя на происходящее. Вера Полозкова в интервью на голубом глазу утверждает, что «Прилепин был хорошим писателем», «Что же с ним случилось?», а «Малахов» (sic!) «был глубоким человеком». Вы росли в этой среде и считали ее тождественной себе, сливаясь с ней, пока она не стала для вас опасной.

Слушая ряд сислибов и системных интеллигентов, у меня создается впечатление, что в принципе вас устраивала и устроит нынешняя система навсегда. Вы просто хотите вернуть все как было, чтобы не лилась кровь, во всяком случае, на ваших глазах. А то «некрасиво», «неудобно», это неприятное «чувство вины», испытываемое по комсомольской разнарядке, да и поскользнуться можно, упав прямо головой в красно-коричневую жижу. Кстати, чувство всеобщей вины наиболее рьяно распространяют именно ментальные коллаборанты, культурные провинциалы, столь боящиеся мировой конкуренции, что единственной нормальной средой для себя считали и считают душный формат постсовка.

После казуса «Дождя» (признан иноагентом в РФ) случилось то, чему лучше бы не случаться. Но что неизбежно бы случилась так и так, ибо люди не могут жить долго с приклеенными масками моралистов на лицах. Нет, советско-постсоветский человек, конечно, может. Но тут исключительный и уникальный, фактически литературный случай совмещения напыщенности, имперскости, глупости и суетливой гордыни в одном флаконе.

ЛОМов и публичных личностей просто понесло. Писатель Дмитрий Глуховский (признан иноагентом в РФ) хочет «напомнить вам, что была совсем недавно и другая Россия, принимавшая чемпионат мира по футболу — открытая, без капли озлобленности, радушная и мирная, смотрящая в будущее и искренне желающая быть частью этого мира. Она была, она может существовать, и она еще будет.»

Россия-2018 уже фактически была оформленной диктатурой, на которой были прочерчены контуры будущего конфликта. Это все прекрасно укладывается в мой тезис, что вы хотите оставить все как есть, только немного поменьше крови. Просто подкрутить кран, откуда подают кровь, чтобы так не хлестало, а то костюмы и маски людей забрызгало. Странный дискомфорт испытываешь, смотря интервью Полозковой на фоне мировой трагедии. Там подмена и трагедии, и страдания как такового женскими неврозами. Причем это типаж женщины годов 1970-х. Причем советской. Популяризация эмоциональных излияний, а заодно и бизнеса по их «лечению» — аборты, «травля», хейт, «меня бросил отец». Ну как-то уже совсем неловко все это слушать. Это не страдания, это маркировка «я своя», имидж «русской поэтессы в изгнании», в духе начала XX века. То есть, неудачная пародия, хохломская поделка.

Где-то фоном идут странные шутки публичных персон о том, что они не знают, что такое имперскость. «Ой, а что это?» Или, наоборот, пространные посты о том, сколько было империй и как они были круты. (Ой, а что такого?) И бесконечные претензии к украинцам за любые агрессивные комментарии. На которые они имеют, на мой взгляд, полное эмоциональное и моральное право. Где же ваша хваленая широта вашей хваленой души, где же ваша культура, если вам не хватает такта промолчать там, где можно промолчать? Почему вы бесконечно орете о себе?

Также в интервью Веры Полозковой полно благоглупостей, инфантильных деклараций о добре и зле, опять в стиле советской интеллигенции, где мир черно-бел, делится на «плохих» и «хороших». Мир плохих состоит из «бабла и зла», а мир хороших из розовых пони, неубитых драконов, ежиков в тумане, гитары струнной, Чулпан Хаматовой (признана иноагентом) и бесконечной слезливой пьяной жалости, от которой до «наших мальчиков» — рукой подать.

Вообще везде натыкаешься на «наших мальчиков» как раньше на слезинку ребенка. Они стоят, впаянные в русский пейзаж, как азиатский ковер в мозг пенсионера, как черно-белые помехи в березовый похмельный делирий. Всюду стоят «наши мальчики», как мишки в лесу художника Шишкина, как навязчивый психосексуальный фетиш убивающей Родины-матери, всюду над кисельными реками над красно-коричневыми берегами «Болгарии русский солдат», въезжающий на «Жигулях» прямо в ад, разбивающий головой железную стену русского инферно.

Полозкова разъясняет неразумным, что тираны несчастливы от власти, дворцов и яхт. Что зло всегда произрастает от недостатка любви (!) И, конечно, будь они счастливы и любимы, не случилось бы никакой катастрофы. Такие упрощения проистекают из псевдогуманизма, из ложной концепции общечеловека, из лже-дихотомии деньги и власть — любовь и счастье. А о чем не принято говорить? Так о том, что вы и сами несчастливы. Да еще и без ресурса. То есть, у вас нет никаких рычагов влияния. И о том не принято говорить, что счастье — фантом, общественная фикция. То, что не заменяет, но подменяет многие реальные ценности. Которые по-вашему «Фи, как материальны!»

Культурная среда здесь, да и политическая вслед за ней вечно воспроизводит самое себя, только, как правило, в худших вариантах, чтоб другие не отсвечивали, не конкурировали. Так из каждого большого писателя, как и большого политика, вылезает следом чуть поменьше. Ну как из матрешек. Поэтому эта среда и проигрывает власти, потому что она и в прежнем своем состоянии не особо выигрывала. А как выиграть в этом? Никак. Причем она повторяет одни и те же действия, одни и те же мантры, не ведущие к успеху. Главное «находиться в своей среде». Слышать уже слышанное, видеть виденное, предсказывать предсказуемое. Так хотите ли вы выигрыша на самом деле? Или лишь имитации существования? Судя по всему, не очень-то и хотите. Иначе бы поменяли тактику и стратегию.

Вообще основной задачей, выдаваемой за политическую, является сохранение обеспечения узких групп (фатальных консенсусов), продление уже агонии (!) их медийного и даже исторического существования. Но все это пустое, лечение фантомных болей чтением моралистских мантр. Кто пытался усидеть на двух стульях, не заметил, как вынесли оба. На сцене погас свет, а зрители давно разбежались.