Плоды эволюции: люди вступают в мир асексуальности и комфорта

Весь модернистский 20-ый век, плотно закрученный на романтических архетипах прошлого, помноженных на фрейдистские концепции, сделал из сексуальности новое божество. Как реакция на ужасы последней мировой войны возникло гуманистическое учение Эриха Фромма, призванное не столько создать новые научно-философские концепты, сколько компенсировать те чудовищные открытия о подлинной природе человека, которые принес фашизм. Можно сказать, что мы родились и жили в обществе принуждения к любви (Фромм) и сексу (Фрейд). Это была новая мягкая тоталитарность, часть того, что принято именовать софт-насилием.

Закономерной реакцией на такого рода принуждение, которое даже не осознавалось как принуждение, стал постепенный отказ от сексуальных отношений. «Поколение снежинок» — так называют наиболее молодую категорию асексуалов, вызывает закономерное раздражение консерваторов. Их пугает то, что привычный мир рушится на глазах. И что они уже не смогут его контролировать.

Мы говорим сейчас не только о привычной морали традиционного мира, с его убаюкивающими структурами — семьи и стабильных отношений. Мы говорим еще и о целой бизнес-индустрии, которая десятилетиями выстраивала себя, имея в своей основе принцип удовольствия как источник бесконечного гешефта материи, которую учили быть ненасытной. Высочайшие проявления человеческого духа в рамках фрейдистской концепции рассматривались как следствия элементарных биологических побуждений. И человеческий дух, пусть и постмодернистский, наконец, пресытился этим.

«И дело не в том, что у нас закончились чувства, — а в том, что закончился срок годности понятийного аппарата, которым еще до недавнего времени мы пользовались для того, чтобы их описывать. «Выбор», «договор» и «отношения» — категории, рационализирующие чувственный опыт с наступлением позднего модерна, — сегодня устарели так же, как с приходом психотерапии устарели чудные мгновенья, кометы и метели. Мы прибыли в следующий пункт назначения: в эпоху «невыбора», «недоговора» и «неотношений» — переживает популярный ресурс «Кольта.ру».

Однако, я не вижу в существующей тенденции никакой проблемы. Мы должны осмыслить отказ от отношений в привычной форме и новую норму (асексуальность) как некий этап в развитии цивилизации со всеми его плюсами и минусами. Происходящее — есть эволюционная неизбежность. Ведь эволюция носит не только биологический характер, но и социальный, и сознательно-субъектный. Грядет эра индивидов. Человек как социальное животное медленно, но верно мутирует в человека-субъекта. И если мы рассуждаем с позиций подлинного гуманизма, а не профанического общественного (например, фроммовского), то именно интересы индивида должны стоять во главе угла.

С глубинных философских позиций тенденция к асексуальности является фактическим опровержением кантовского категорического императива. По Канту, понятие счастья личного или общего всегда зависит от условий опыта. Но благодаря наличию свободной воли человек может интерпретировать общий положительный опыт, в том числе как неприемлемый лично для себя. Соответственно, в контексте данной статьи, современный индивидуум имеет полное право отказаться от навязываемой ему концепции индивидуального счастья, базирующейся на некоем коллективном положительном опыте прошлых поколений.

Проще говоря, современному человеку, куда лучше и приятней жить одному, заниматься саморазвитием, зарабатывать деньги и ни от кого не зависеть. Причем, он вполне может вступать в эпизодические и даже длительные отношения, но при этом не строить «классическую» семью. Важно проговорить и тот факт, что асексуалы — это не люди, имеющие какие-либо патологии, не фригидные женщины и не импотентные мужчины. Это просто люди, мир которых не вертится исключительно вокруг секса. Также следует отметить и еще одно немаловажное свойство асексуальности — обратную совместимость, т.е. когда асексуальность допускает существование всех предыдущих форм отношений, но при этом не ставит какую-либо одну из них в качестве доминирующей.

Но асексуал, тем более агендер, пугает не только традиционное общественное мнение. Он становится опасен для самого «Левиафана», ибо совершенно легально уходит из-под контроля. Да, да, именно «семья — ячейка общества» была довлеющей формой системного надзора за индивидуумом.

Что же касается лично меня — для меня мир функциональности, обособленности, отчужденности — есть лучший из миров. И, да, термин «отчуждение» для меня не несет никаких негативных коннотаций.

«Не проси — ничего вообще никогда не проси. «Если вы чего-то не можете дать себе сами, молча, значит, оно не в ваших границах». А раз не в границах — нечего зариться. «Просить невыгодно (очень невыгодно), потому что это делает вашу позицию ниже. Вы получаете какую-то мелочь, без которой могли бы обойтись или сделать это сами, и теряете за это позицию». «Столько просьб у любимой всегда — у разлюбленной просьб не бывает», — писала Ахматова сто лет назад. Сегодня мы все — разлюбленные.

Разлюбленные и не готовые полюбить; боящиеся потратить больше чувств, чем получить; оберегающие свои личные границы с овчарками и сторожевыми вышками — мне жаль нас. Мы ездим на "Uber" в коворкинг для фрилансеров; мы пользуемся Тиндером; мы покупаем биткоины — и это мы стремительно превращаемся из эмоционального пролетариата (работающего над отношениями) в эмоциональный прекариат (инженеров-испытателей своего счастья). Мы очень, очень хотим эволюционировать из «рапана» в «рыбака» — просто чтобы нас не съели.» — продолжает рефлексировать «Кольта.ру». «Рапан» и «рыбак» — термины из психологических тренингов «Эволюция» некоей Марии Комисаровой, в псевдонаучной манере, цинично, но тоже утверждающей новые правила.

Нас часто обвиняют в инфантильности и безответственности. Но разве не инфантильно это истеричное повсеместное нуждание в любви? И разве не логично и разумно взять ответственность за самого себя, прежде чем брать её за других и (или) распределять на других в «добровольно-принудительном» порядке?

Лично я чувствую себя без любви вполне комфортно. Мне вполне достаточно банковского счета и функциональности (здоровья). Частная жизнь меня не интересует, меня интересует общественное самоутверждение. Я хочу нравиться в первую очередь себе. И таких как я много. Просто мало кто готов подобное проговорить вслух.