Иметь здесь и сейчас

Видите ли, субъект не ищет смысл жизни. Смысл жизни ищет объект (тот, кто субъектностью не обладает). Поэтому субъект, например, реализует свою идею и завоевывает ресурс. Пока объект пытается прочувствовать момент («жить здесь и сейчас»). Однако «жить здесь и сейчас», без «иметь» — ничего не стоит, это фактически стать безымянным пролетарием, частной сиюминутностью. В этом и заключается величайшая афера псевдогуманистов 20-го века. Они фактически создали целый класс людей, не претендующих ни на что, кроме «здесь и сейчас». Тех людей, кто даже не помышляет конкурировать за власть и иные преференции.

То, что касается обывателя, в равной степени касается и представителей здешних культурных сфер. Которые, в отличие от обывателя, погрязли не в социально-бытовой сфере бытия, а в архетипическо-мифологической. Притом, что ни те, ни другие не являются собой на самом деле.

Удивительно, но факт. Современные русские поэты застряли в пространстве модерна, затягивающего в себя живых людей подобно болоту. Они до сих пор считают, что слава и признание — есть нечто вульгарное. Во всяком случае, прижизненная слава. Поясняя это примерами культовых авторов, получивших известность лишь после смерти. Но беда в том, что после нашей смерти нас не существует. Тогда кто является бенефициаром общественных преференций? Риторический.

Хороша ложка к обеду — вот самое радикальное метафизическое заявление. Только по форме коррелирующее с профаническим «гуманистическим» — «жить здесь и сейчас».

Абсолютный субъект желает иметь здесь и сейчас, вопреки экзистенциальному мошеннику Фромму. Нам вечно навязывают нехватку и (или) нуждание в любви и детские травмы в нагрузку. Это не кокетство, а осознанная позиция — я могу признать, что у меня нет необходимости в чьей-либо любви в той степени, во всяком случае, чтобы это как-то серьезно влияло на мою жизнь.

Как современные поэты, не будучи архетипическими поэтами, лишь изображают из себя поэтов, так политики пытаются изображать героев. Но в постмодерне героев нет. Когда-то один одиозный политик заметил: «Герои есть, но они никому не нужны». Теперь герои вновь понадобились. Это не хороший, как кажется многим, а очень плохой признак — признак архаизации общества, симптом регресса.

Вообще сакральное — антоним реального, настоящего. Когда возникает необходимость в сакральном? Когда кончается «взаправдашнее», говоря детским языком.

Если сказать, что у меня нет и не было того, что принято именовать «детскими травмами», да впрочем — и всеми остальными, травмами вообще, будешь вновь подвержена общественной обструкции. Но факт — травм не было. За исключением факта рождения, насильственного и намеренно противовольного внедрения в бытие.

Травмировать как человека — в сфере того, что принято именовать частной жизнью, интимными переживаниями, внутренним миром — меня невозможно. Так называемый травматический опыт — начинается и заканчивается, впрочем, в области исключительно социальных амбиций. Я трактую социальные амбиции — как вынужденную проекцию метафизических.

Говоря на устаревшем-упрощенном — где нет воли к власти, там нет и проблемы, соответственно не может быть той самой травмы. Вообще термин травма — некорректен, слишком софт, слишком инфантильный, чтоб уважающий себя субъект терпел в отношении себя такие уменьшительно-ласкательные лингвистическо-смысловые проекции, и соответственно, все, что из них следует. Подобная терминология делает вас безвольным объектом игры злых сил, внешних воздействий.

Сейчас мы наблюдаем своеобразный локдаун массового бессознательного. Прежняя система ценностей, уже с трудом вращавшаяся вокруг концепта «общечеловека», обрушилась давным-давно. И пандемия COVID-19 лишь послужила катализатором этого процесса.

Жизнь без иллюзий — это не только норма, но и старт, отправная точка сборки субъектного сознания. Но большинство, увы, предпочитает нежиться в облаке обманчивого психологического псевдокомфорта.

В России это выглядит особенно удивительно, ибо общество странным образом сохраняло психическую статичность, выдаваемую за стабильность, в условиях тотального экономического и социального коллапса. Что само по себе неправильно с позиций прогресса, но органично для отстающих систем.

Теперь же из-под ног выбиты сами основы, которые и не являлись основами! Проржавевшие скрепы растворились в безвременьи, заставив безвольно повиснуть в пространстве миллионы потерянных душ.

Хотя я отрицаю и Фромма, и Райха, стоит заметить, что есть специфические типы, к которым подобные учения все же применимы. В процессе наблюдения за отечественным социумом, я обнаружила огромную прослойку людей, практически идеально вписывающихся в нее. Это блеклые и рыхлые национал-патриоты, сопоставляющие тоталитарную эстетику с уровнем собственного тестостерона. Фактически это ролевики-реконструкторы, любящие наряжаться в красивую форму. От Гиркина до Холмогорова.

Люди, которым следовало бы вовремя разрешить свои сексуально-физиологические проблемы, занялись вербализацией и театрализацией, буквально, заклинаниями национально-патриотического и имперского массового бессознательного. Их паства от подобной деятельности не получила ровным счетом ничего, а сами дискурсмонгеры лишь утвердились в своей внутренне противоречивой картине мира, надиктованной даже не окружающей действительностью, а сексуальными комплексами.

При таком раскладе столкновение с реальностью неизбежно. И оно происходит в данный момент, когда сама идея «русского мира» оказалась фактически слита ушлыми кураторами. А пассионарии-исполнители и их идеологи остались один на один с собственным безумием.