Людмила Петрушевская - Марку Захарову: "Было бы справедливо Вам жить 100 лет"

Людмила Петрушевская

Простите, слезы. В память Марка Захарова послушала песенку из «Обыкновенного чуда». Три раза, потом ещё.

Давайте негромко,

Давайте вполголоса.

Музыка Гладкова, слова Юлия Кима. Фильм Марка Захарова. Гениальный фильм, актёры и авторы, гениальный Гладков и гениальный Ким. Гениальный режиссёр Марк Анатольевич. С ним мы провели рядом четыре года. Все хлопотали насчёт запрещённого спектакля «Три девушки в голубом». Недавно, сказали мне, Марк выступал и говорил о тех четырёх годах сопротивления.

Меня привёл в его театр Юра Махаев, режиссёр при главном режиссере. Привёл мой запрещённый спектакль окраинного Нового драматического театрика с улицы Вешних Вод под названием «Песни XX века». Актёры маленького театра сыграли спектакль на сцене великолепного Ленкома при закрытом занавесе -для великолепных центровых актёров. Потом Марк пригласил меня в гости, я отнекивалась, он заехал за мной на чьей-то «Ниве» и у себя дома поставил передо мной вопрос: может быть, я напишу пьесу для его театра. А я прихватила с собой случайно подвернувшуюся тетрадочку, куда ещё давно записала как-то вечерком непрекращающееся бормотание своего четырёхлетнего Кирюши:

«А ко мне в гости прилетала луна. Это была английская луна. Она была такая с крыльями и сказала «Ты мой дружочек».

Марк послушал-послушал и сказал: «Не может быть. Это вы сами выдумали». (Потом все эти монологи Кирюши вошли в спектакль, по сути в спектакль о брошенном, голодающем в запертой квартире ребёнке).

Мы сидели у Марка на кухне, у него не было в холодильнике ничего, кроме чёрной икры. Даже хлеба! Следующим актом было то, что Марк мне звонил и напоминал, что нужна пьеса - для Чуриковой, Пельтцер и Фадеевой. Им нечего играть. Я отнекивалась: дети (Кирюша и трёхлетний Федя), их надо кормить, надо стирать, убирать и т д. А пошлите меня, Марк Анатольевич, в дом творчества. И вот он купил мне эту путёвку зимой (март) в актёрский дом творчества «Руза». Мне дали комнату с койкой, столом и диваном. А это были школьные каникулы. И куда девать Кирюшу? Я всех взяла с собой: мы вчетвером ходили есть в столовую, нам ставили кастрюлю супа на стол, второе делили на всех, а ночевали так: мы с маленьким Федей на койке, папа Боря на диване, Кирюша на полу на втором матрасе, снятом с койки. Простынок, подушек и одеяла дала уборщица. Нищета сопутствовала мне, господа! Не на что было купить ещё две путевки, да. И не на что было вообще существовать. И так мы прожили с детьми все каникулы, папа Боря уезжал дежурить раз в три дня, мы с детьми гуляли с санками и лыжами под мокрым снегом, но я ничего не написала. Федя занимал собой все время. За стеной пили и орали шахтеры из г. Верхнедвинска, так называемые «декабристы»: им давали путёвки на отдых только зимой. А меня ведь терпеливо ждали с пьесой Марк Захаров, Чурикова и Пельтцер!

И тут Боря договорился у себя в гараже со сменщиком и забрал детей в Москву. У меня оставалось три дня. Трое суток я молотила по пишущей машинке, а шахтёры ночами швырялись мне в стену сапогами. Есть было некогда. На третий день мне все в пьесе не понравилось, и я вспомнила исследование о частотности употреблений слов у Джойса: учёные вычислили, что у него употребление слова “Тhe “ на схеме представляло собой угол ровно в 90 градусов. И я посчитала число действующих лиц: три старухи, трое мужиков и три ребёнка, а вот лиц женского пола пять! Я убрала двух и закончила все это дело. Всех стало по три.

Вернулась с пьесой домой в полном сознании творческой неудачи. Потеряла голос, пищала. Не подходила к телефону. Неудача. Один раз уехала по делам, прихожу, муж виновато говорит, что приезжал Захаров и забрал пьесу.

Потом год её репетировал Юра Махаев, Марк ставил что-то другое. Актёры неохотно ходили на репетиции. Я вспомнила ещё один пример, что если, по классике, придёт второй жених, то первый будет бороться. И театр на Малой Бронной, куда я пришла читать пьесу с Ромой Виктюком, ухватил «Три девушки в голубом». Главный режиссёр Дунаев отмел кандидатуру Виктюка, решил ставить сам. Я сообщила Юре Махаеву о смене претендентов. И Марк Захаров начал репетиции.

20 марта 1980 года, когда моей дочери Наташе исполнилось 20 дней, состоялась премьера для своих. Пришло управление театров, и спектакль нам закрыли. На три года! Я писала письма в ЦК. Актёры тосковали, баба Таня Пельтцер ходила по гримуборным и играла свою роль. Когда ей исполнялось 75 лет, я написала ей для юбилея дополнительный монолог из пьесы - «Меня любили в Коми-республике». Этот монолог ей читать тоже запретили, ссуки.

Но мы с Марком в конце концов победили, да и наступали новые времена. На первый разрешённый утренний прогон «Трёх девушек» толпа зрителей ворвалась в театр, повалив дружинника у входа, сломав ему, бедному, руку, и заняла балкон в польтах. Марк Анатольевич, мой дорогой. Вы потом меня не простили, что я не отдала «Московский хор» Вам, а отнесла его во МХАТ Олегу Николаевичу Ефремову. Но в тот момент Вы уезжали в Германию снимать фильм по своему любимому Шварцу, на два года. Но потом Вы меня простили, даже разок позвонили, нет ли пьесы. Невозвратимо счастье прожитых лет. Меня не любят в ЛЕНКОМе. Да и в Современнике. И во МХАТе. Я говорю о руководстве. Но я честно любила ЛЕНКОМ и Вас, дорогой Марк. Надо было Вам жить сто лет, это было бы справедливо.