Парадокс Сахарова: почему ученый не покаялся в создании водородной бомбы

О том, насколько эта работа великого ученого и общественного деятеля актуальна и сегодня, пишет в «Новых Известиях» член Московской Хельсинкской группы, Председатель Правления РОО «Право ребенка», старший научный сотрудник Отделения теоретической физики Физического института им. П.Н. Лебедева РАН

Борис Альтшулер

Прошло ровно 50 лет с того момента, как газета «Нью-Йорк Таймс» в номере за 22 июля 1968 года опубликовала эссе А.Д. Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Этой знаменательной дате посвящена статья историка науки Геннадия Горелика «Размышлениям Андрея Сахарова о прогрессе, мире и свободе — 50 лет» («Троицкий вариант», 17.07.2018г., № 258), автор которой раскрывает мотивы, побудившие Андрея Дмитриевича к написанию этого исторического эссе. И я должен признаться, что для меня многое тут оказалось новым и интересным, хотя я знал Сахарова более 20 лет (1968-1989) и сам немало написал о нем после его кончины.

Я не знал, что именно появление «Размышлений...» в самиздате в мае 1968 года побудило руководство СССР вступить в переговоры с США о взаимном моратории на создание систем противоракетной обороны (ПРО). То есть как только машинописные рукописи одного из первых вариантов эссе стали распространяться в Москве, КГБ напечатало «Размышления...» отдельной брошюрой и направило всем членам Политбюро. И уже 1 июля 1968 года президент США Линдон Джонсон объявил о соглашении с СССР начать переговоры об ограничении ПРО.

Этому предшествовали следующие события: А.Д. Сахаров, Ю.Б. Харитон и Е.И. Забабахин (Харитон и Забабахин — руководители ядерный центрров «Арзамас-16» - г. Саров и «Челябинск-70» - г. Снежинск) безуспешно пытались убедить советское руководство согласиться с предложением президента США от 10 января 1967 года о взаимном моратории на развертывание ПРО. Ведущие советские ядерщики, так же как и их американские коллеги, считали, что в процессе создания ПРО в СССР и в США может быть опасно нарушено то самое «равновесие страха» (угроза «взаимного гарантированного уничтожения»), которое много лет удерживало (и ведь удержало !!!) человечество от самоликвидации в третьей ядерной мировой войне. После того, как посетивший США в июне 1967 г. Председатель Правительства СССР А.Н.Косыгин отверг предложение США о моратории ПРО, Сахаров 21 июля 1967 г. направил в Политбюро совершенно секретную служебную записку с обоснованием ошибочности такого отказа. Записка эта была проигнорирована, и тогда Андрей Дмитриевич приступил к написанию «Размышлений...», самиздатский вариант которых был услышан и воспринят на высшем уровне.

Уникальность положения Сахарова в, так сказать, советской властной иерархии была в том, что он был единственным независимым экспертом в области ядерных вооружений, мнение которого учитывалось руководством СССР, а позже и руководством США. «Вы даже не представляете, какого эксперта вы потеряли!», - я на всю жизнь запомнил эту фразу Елены Боннэр, которую она произнесла в день кончины А.Д. Сахарова 14 декабря 1989 года, обращаясь к посетившему квартиру в 12 ночи высокому милицейскому чину. Ясно, что сказано это было не по адресу, но Елена Георгиевна была в тот момент в шоковом состоянии. И в связи с темой Сахарова как независимого эксперта высшего уровня не могу не вспомнить его замечательно точную шутку: «Я не на верхнем этаже, я рядом с верхним этажлм — по ту сторону окна». Это была мгновенная реакция на обращенные к Сахарову слова моего отца Л.В. Альтшулера «Вы находитесь на верхнем этаже власти» во время его посещения Сахаровых после их возвращения из ссылки.

Я не знаю, много это или мало — 50 лет. Смотря в каком контексте. Но острая потребность в независимой экспертной оценке того, что сегодня происходит в РФ и США в сфере ядерных вооружений стала очевидной как в связи с заявлением Президента РФ в Послании Федеральному Собранию 1 марта с.г. о принятии на вооружение неуязвимой для противника мощной ядерной торпеды, так и в связи с заявлениями руководства США о намерении выйти из ряда соглашений по ограничению вооружений. Остается надеяться, что недавняя встреча президентов России и США в Хельсинки станет гарантией того, что мир не вернется к безумной ситуации балансирования на грани ядерной пропасти времен «холодной войны».

В связи с новой российской ядерной торпедой в последнее время развернулась дискуссия о «людоедской» идее Сахарова 1961 года о разработке такой торпеды (мины), способной накрыть США смертоносным цунами. Но прежде, чем рассказать об этих событиях и также постараться прояснить «парадокс Сахарова», то есть ответить на многократно повторяемый вопрос: «Как мог стать Лауреатом Нобелевской премии мира разработчик самого страшного оружия войны?», - некоторые личные воспоминания 68-го года в связи с «Размышлениями...».

«Размышления…» я прочитал еще в мае. Дело в том, что Майя Яновна Берзина, мать моего друга со времен учебы на физфаке МГУ Павла Василевского, была, кажется, первой, кто распечатывал «Размышления» для Самиздата. А ей их принес для распечатки известный «король Самиздата» Юлиус Телесин. Не всё мне в «Размышлениях» понравилось. А случай предоставил возможность немного обсудить это с Андреем Дмитриевичем.

Моего отца Сахаров хорошо знал с 1950 года по их совместной работе на ядерном объекте в г. Сарове, а я с Сахаровым познакомился в 1968 году, когда он согласился стать оппонентом моей кандидатской диссертации по общей теории относительности. В начале августа мы с ним оказались в одном самолете, направляясь на II Международную гравитационную конференцию в Тбилиси. Из-за грозы над Главным Кавказским Хребтом самолет приземлился на ночь в Минеральных Водах, и в тот самый момент, когда мы с А.Д., стоя в проходе между креслами, о чем-то говорили, к нему подошла стюардесса и предложила переночевать в гостинице аэропорта. На вопрос Сахарова, где будет ночевать молодой коллега, она пояснила, что, к сожалению, гостиница очень маленькая, и ночевать в ней смогут только академики и иностранные ученые. Тогда Андрей Дмитриевич, поблагодарив стюардессу, от гостиницы отказался, и мы провели с ним ночь на стульях в аэропорту.

Вот тут и представилась возможность немного поговорить о «Размышлениях», конечно, выбирая выражения, понимая, что кругом «уши». К тому времени, в свои 29 лет, я был уже настроен достаточно антисоветски. Весной того же 1968 года мы с Павлом Василевским закончили и запустили в Самиздат под псевдонимами С.Зорин и Н.Алексеев (также для конспирации написали «Ленинград, 1968») большую резко критическую и одновременно программную статью «Время не ждет», которая появилась в Самиздате в начале 1969 г. отдельной книгой под названием «Ленинградская программа» и в 1970-м была издана в Париже в издательстве «Посев». Говорили о ней и «вражеские голоса».

На мои замечания об излишних, как я полагал, «советскости» и антиамериканской направленности «Размышлений» А.Д. реагировал очень лаконично и в целом пояснил, что отрицание или даже просто критическое обсуждение некоторых идеологических стереотипов означало бы полное отторжение от потенциального читателя; что в работе и без того достаточно способных отпугнуть непривычных идей, а он надеется, что “Размышления” будут прочитаны и услышаны советской интеллектуальной, научной элитой. О тематике ПРО и о том, что первые предполагаемые читатели «Размышлений» могут находиться в Кремле, Сахаров по очевидным причинам не распространялся.

Замечу при этом, что в «Размышлениях» Сахаров, как и всегда, абсолютно искренен, в 1968 году он был еще во многом советским человеком, верящим в идеалы Революции и социализма и в историческую обреченность капитализма. А высказанная им в «Размышлениях» идея о конвергенции двух систем как единственной возможности избежать ядерного самоуничтожения человечества была для него самого достаточно новой. Вообще я никогда не встречал человека, подобного Сахарову по способности к диалектическому творческому саморазвитию. Подробнее об этом в моем докладе «Эволюция взглядов Сахарова...» в сборнике «30 лет «Размышлений...» Андрея Сахарова» (М.: «Права человека», 1998).

И несколько слов о взгляде на «Размышления» совсем с другой стороны: «Эта статья Сахарова была для нас откровением», - сказал мне на «Сахаровском конгрессе» 1991 года американский ученый - активный участник движения против войны во Вьетнаме (1964-1975). Он пояснил, что поступавшая на Запад во все большем объеме информация о чудовищных преступлениях сталинского режима, силовое подавление венгерского восстания (1956) и «пражской весны» (1968) объективно побуждали их — американских борцов за справедливость солидаризироваться с антисоветской позицией ненавидимой ими американской правящей элиты. В результате полная растерянность, а «Размышления...» Сахарова дали ответ, идейную точку опоры: сближение двух противостоящих систем при сохранении того лучшего, что есть в каждой из них. И это правда — статья Сахарова действительно стала откровением для миллионов людей на Западе. Поэтому и издана она была на разных языках общим тиражам более 20 миллионов экземпляров.

Теперь — на неожиданно ставшую актуальной тему ядерной торпеды. Создание в США и независимо в 1955 году в СССР водородной бомбы потенциально неограниченной мощности и испытание такой советской - «сахаровской» сверхбомбы (искусственно ограниченной мощности 50 мегатонн) на Новой Земле в 1961 году поставили перед разработчиками ядерного оружия обеих стран вопрос о способе применения такого сверхоружия против потенциального противника.

Идея ядерной торпеды разрабатывалась и в США, и в СССР. Среди участников II Международной сахаровской конференции по физике 2002 года у нас в Физическом институте РАН было несколько американских физиков-ядерщиков. И один из них рассказал мне в частной беседе, что когда он в молодости работал в Лос-Аламосе, ему поручили рассчитать параметры водородной бомбы, подрыв которой в глубине океана создаст волну, способную уничтожить СССР. Он честно провел расчеты и пришел к выводу, что создать цунами высотой один километр в Северном Ледовитом Океане вполне возможно, единственное условие — подрыв сверхбомбы на глубине один километр, то есть океан должен быть достаточно глубокий. Вывод его отчета был негативным — с учетом географических размеров Советского Союза делать это бесполезно, до Москвы и сибирских ядерных шахт волна не дойдет. Не говоря уже о том, что эта волна пойдет концентрическими кругами во все стороны, включая США, Канаду и Европу.

В СССР примерно тогда же — в начале 1960-х эти вопросы также прорабатывались: «После успешного испытания сверхмощного термоядерного заряда «Иван» (на Новой Земле в 1961 г. - Б.А.) высказывалось мнение, что взрыв нескольких таких зарядов вблизи Американского материка может образовать такие поверхностные волны, которые вызовут затопление значительной части прибрежной полосы США и нанесут ущерб, сравнимый с ущербом от волн цунами. Хрущев Н.С. поручил военным научным организациям и Академии наук изучить эту проблему. Работу по этой теме назвали «Лавина». Было решено провести модельные испытания с использованием тротиловых зарядов весом до десяти тонн летом 1964 года. Местом проведения испытаний была выбрана северная часть губы Белушьей на Новой Земле, где были достаточные глубины и пологий берег.» (в книге «Ядерные испытания в Арктике» / М.: «Росатом», 2006, стр. 392-394).

Добавлю, что Юрий Смирнов, сотрудник Сахарова по созданию сверхбомбы 1961 года, говорил мне, что аналогичные испытания были организованы на Ладожском озере (возможно, Ладожское озеро Юрий Николаевич назвал условно, так как назвать реальное место испытаний он не мог по соображениям секретности), где были сооружены модели тихоокеанского и атлантического побережий США. Вывод был тот же, что и у американцев, — ничего не получится: Атлантика слишком мелководна, а гигантское цунами в Тихом Океане приведет только к уничтожению Калифорнии. Дальше волну не пропустят Кордильеры, что с военной точки зрения бесполезно.

Бессменным руководителем всех военно-морских ядерных испытаний в СССР был контр-адмирал Петр Фомин. Надо сказать, что П.Ф. Фомин, как и многие в руководстве ВМФ СССР, выступал против гигантомании в ядерных вооружениях. Не нравилась ему и идея ядерной торпеды. Сахаров в главе 15 (1959-1961 гг.) части I своих «Воспоминаний» пишет, что на его «фантазии» по созданию торпеды, способной уничтожить порты противника, Фомин реагировал резко негативно, назвал идею «людоедской», поскольку она сопряжена с гигантскими человеческими жертвами. Далее Сахаров пишет: «Я устыдился и больше никогда ни с кем не обсуждал своего проекта» (см. подробнее об этом эпизоде в статье Геннадия Горелика «Загадки людоедской торпеды», «Троицкий вариант», 10.04.2018, № 251). Сахаров к этому вопросу больше не возвращался, но, как сказано выше, по поручению Хрущева испытания возможностей затопить США проводились и, к счастью, дали отрицательный результат.

И в заключение — о названном выше «парадоксе Сахарова». На неоднократно повторенный вопрос, чувствует ли он угрызения совести в связи с участием в разработке чудовищного оружия, Сахаров отвечал, что нет, не чувствует, поскольку именно это оружие удержало от развязывания третьей мировой войны. Но при этом он всегда говорил об опасной неустойчивости «равновесия страха» - того самого равновесия, которое могло быть легко нарушено созданием систем ПРО. В Главе 6 Части I «Воспоминаний» Сахаров пишет: «Сегодня термоядерное оружие ни разу не применялось против людей на войне. Моя самая страстная мечта (глубже чего-либо еще) - чтобы это никогда не произошло, чтобы термоядерное оружие сдерживало войну, но никогда не применялось.».

Эта внутренняя позиция Андрея Дмитриевича была неизменна в течение многих лет и задолго до того, как он стал всемирно известным диссидентом и правозащитником. Достаточно вспомнить его шокировавший окружающих и вызвавший гнев маршала М.И. Неделина тост на банкете в честь успешного испытания термоядерной сверхбомбы в ноябре 1955 года: «Я предлагаю выпить за то, чтобы наши изделия взрывались так же успешно, как сегодня, над полигонами, и никогда — над городами».

Да, Сахаров — создатель страшного оружия, но он так много сделал для того, чтобы оно никогда не применялось! И его Нобелевская премия мира — вполне заслуженная. Тут нет никакого «парадокса».

Тем не менее недоумения такого рода возникают все время, иногда и у весьма уважаемых людей. Вот и Виктор Астафьев в статье в «Известиях» 30 апреля 1994 года обвинил Сахарова в том, что он, создав страшное оружие, так и не покаялся: «Такая маленькая хитрость – умереть героем, совершив преступление». Мы — члены «Сахаровской комиссии» ответили ему. Привожу этот ответ полностью:

«САХАРОВУ КАЯТЬСЯ НЕ В ЧЕМ

С пониманием и благодарностью читаем и слушаем статьи и выступления Виктора Петровича Астафьева. С благодарностью, потому что они о самом важном – о первичных ценностях, о надежде на нравственное выздоровление. Тем больнее было прочитать в «Известиях» 30 апреля слова писателя о Королеве, Ландау и особенно Сахарове («Создав оружие, которое сожжет планету, так и не покаялся. Такая маленькая хитрость – умереть героем, совершив преступление»). Считаем необходимым ответить по существу.

Первое. Л.Ландау старался избегать участия в атомном проекте. Недавно опубликованные документы – материалы гэбэшной слежки – говорят о том, что делал он это в соответствии со своими убеждениями. А.Сахаров, так же как С.Королев, И.Курчатов и многие другие, в отличие от рано прозревшего Ландау, были людьми, верившими в советский строй. И они действительно были убеждены, что страна, испепелившая Хиросиму и Нагасаки, может повторить то же самое с Москвой и Ленинградом, и делали всё, чтобы отвести эту угрозу, считали это своим высшим нравственным долгом. Можно ли в этих условиях употреблять слово «преступление»? В своих «Воспоминаниях» Андрей Дмитриевич пишет, что, работая на «объекте», он ощущал себя на войне: «Это был мой фронт». А что такое война, автор «Проклятых и убитых» знает не понаслышке.

Второе. Об ответственности за содеянное и покаянии. Сознание своей личной ответственности как создателя страшного оружия пронизывает всю общественную деятельность Сахарова. Когда он понял, для кого работает, какого монстра вооружает, то сразу же вступил в противоборство с системой. Сахаров всегда действовал в строгом соответствии со своими убеждениями, слово «хитрость» невозможно рядом с его именем. В отличие от многих и многих для него не существовал разъедающий душу разрыв между мыслью и словом, словом и делом. Духовная трагедия нашей страны в том, что эпоха страшных преступлений породила множество людей, так или иначе к этим преступлениям причастных и до сих пор избегающих очистительного покаяния. Сахаров не из их числа.

Эти строки мы обращаем к Виктору Петровичу с уважением и надеждой на понимание.

С.КОВАЛЕВ, Б.БОЛОТОВСКИЙ, Б.АЛЬТШУЛЕР, Ю.САМОДУРОВ – члены общественной Комиссии по увековечению памяти А.Д. Сахарова и его наследию.» («Известия», 6 мая 1994 г., стр. 4.)

Друзья из круга Астафьева говорили мне потом, что Виктора Петровича наш ответ удовлетворил, он его принял. А недавно я наткнулся в интернете на такую запись из книги «Дневник — большое подспорье» Лидии Корнеевны Чуковской: «12 мая 94 г., среда. Люша достала мне статью Астафьева [551]. Впечатление сильное и весьма двойственное... Существует две гадости в этой статье... Одна гадость: выходка против Сахарова, который создал, дескать, смертоносное оружие и не покаялся, умер героем... Тут же к счастью помещен ответ-опровержение, достойно и умно написанный — С.Ковалев, Альтшулер и др. [552]».

P.S.

Выражаю благодарность Г.Е.Горелику за ценные дискуссии.