Posted 25 мая 2017, 09:27
Published 25 мая 2017, 09:27
Modified 8 марта, 01:52
Updated 8 марта, 01:52
В этом году из 350 заявок, поданных на обучение в «Высшей школе онкологии» выпускниками медицинских вузов, комиссия должна была отобрать всего 9 человек.
Казалось бы, такой большой выбор!
Не тут-то было.
«Мы предложили конкурсантам задачи из жизни, потратили достаточно много времени на их составление. Вопросы по онкологии не включались по той причине, что без пяти минут врачи идут этой самой онкологии у нас учиться. На исполнение задачи «из жизни» давался час, причем мы никак не могли ограничивать их в использовании «помощи друзей» или Google для поиска правильного ответа. Единственное, что мы могли сделать, — ограничить доступ по времени к этим задачам. По сути, это бледная пародия на американский экзамен USMLE (The United States Medical Licensing Examination), он гораздо более жёсткий, несоизмеримо гораздо более продуман, там очень много задач и тестов. Там тестируют на живых пациентах, они всё делают вживую в специальных центрах для сдачи, под камеры.
У нас это всё происходило в простецких условиях — мы просто дали соискателям физические задачи из жизни, в основном, связанные с неотложной помощью, проблемы, которые возникают в практике любого врача. У каждого было пять задач и один час времени — необходимо было поставить наиболее вероятный диагноз в каждой ситуации, это были несложные ситуации без подвоха.
Приведу пример:
Пришёл человек на приём, стали снимать ЭКГ — а он просто умер в этот момент, клиническая смерть. Что делают эти без пяти минут врачи? Они берут человека в состоянии клинической смерти, назначают ему анализ крови! Это то самое место, когда в сериалах начинают орать «Мы его теряем!» «Разряд!» и всё такое прочее. У тебя труп на полу лежит! Ты его сейчас должен реанимировать, на раздумья — нет ни малейшей секунды, его нужно качать и дефибрилировать. У него пульс на сонной артерии не определяется, кровоток остановился. Ты откуда анализ собрался взять?!
Во время тестирования оценивался общий ход мыслей при постановке дифференциального диагноза и тактика лечения, но тут, как видите, оценивать нечего. Конечная оценка с нашей стороны — спас он больного или нет, простейшие вещи.
Ко второму туру после первого этапа было допущено две трети участников. Из них ответили на задачу и «спасли» всех пятерых пациентов из неотложной помощи всего 8,5%. Из 168 человек лишь 8,5%, остальные убили от одного до всех. Ну как — убили? Конечно, это гипотетическая ситуация, они могли умереть даже при правильных действиях в реальной жизни, но во всяком случае, мы ожидали от них этих правильных действий. Только эти 8,5% показали, что они более или менее понимают, что такое медицина...»
Остальные соискатели, по мнению Фоминцева, тоже были амбициозными и довольно интеллигентными людьми, и в этой ситуации не виноваты, просто их не научили.
Что же делать в этой ситуации?
Фоминцев предлагает представить, что будет, если не готовых к самостоятельной практике выпускников еще пять лет после окончания института держать пять лет в ординаторах и ждать, когда они дозреют как врачи. То есть, если продлить ординатуру, то в 29 лет, наконец, получится доктор, который имеет полное право заниматься врачебной деятельностью.
Проблема, однако, в том, что до 29 лет этот ординатор должен будет жить на ноль рублей — потому что ординаторы ничего не зарабатывают. Более того, они не только не получают зарплату, но еще и платят за обучение!
«То, что переживают люди, решившие стать врачами, это даже не бедность. Бедность — это когда денег мало, но можно жить. А здесь у него ноль рублей, и с него еще берут оплату за обучение — откуда он возьмет деньги, кроме как у родителей? – спрашивает Фоминцев. - В итоге они вынуждены выбирать наиболее короткий путь для того, чтобы добраться до какой-то минимальной, но зарплаты. На самом деле ординатура, конечно, должна быть оплачиваемой. Формально в России за нее платят: есть бюджетные места, которые распределяются по разным учебным заведениям, но их катастрофически мало, а стипендия ординатора составляет около 6 тысяч рублей. И это ужасная ситуация, я вам должен доложить...»
Но и это еще не все. За всё время ординатуры большинство ординаторов, - поясняет Фоминцев, - например хирургов, не делают ни одной операции. Они занимаются, чем угодно — оформляют бумаги, ассистируют двадцать пятыми ассистентами, готовят больных, в общем, работают, служат рабами, находясь в клинике с утра и до позднего вечера. При этом обязанности учить их чему-то конкретному у преподавателей нет, но есть негласные широко устоявшиеся известные правила: ты делаешь всю чёрную работу, бумажную, перевязки, выезжаешь на все ночные вызовы, а я тебя буду учить. Но это же на совести куратора ведь так? Ну и какой спрос с него? То есть проблема еще и в том, что большинство кураторов просто не умеет учить. Получается, что из ста набранных ординаторов на вскидку только примерно пять становятся хорошими хирургами, остальные исчезают в небытие.
Есть ли выход в такой ситуации? Фоминцев предлагает следующий:
«Я глубоко убежден, что в обтекаемые документы нужно вводить конкретику. Федеральный государственный образовательный стандарт не содержит таких ключевых показателей по образованию — они не созданы ни для обучаемого, ни для обучающего. Должно быть указано, какое количество конкретных операций, каких категорий сложности, должен уметь выполнять ординатор к концу обучения.
До тех пор, пока этого не произойдёт, пока он не наберет этого количества, выпускать его из ординатуры никак нельзя. Это я сейчас про хирургию говорю, но в терапии то же самое — там свои процедуры. Соответственно, мы должны предполагать, что это количество опыта можно набрать только за определённое время, за два года его явно не наберёшь, поэтому ординатура должна длиться пять лет
Ему должны выплачивать зарплату, и пусть она будет ниже, чем у штатного врача. Пусть даже половина ставки врача — но она должна появиться как класс. Если это государственное учреждение, то деньги должно платить государство, если частная клиника, то частная клиника»
Эксперт делает и более общий вывод, который касается всей системы медицинского образования в России:
«Система оценок в вузах не работает, она, видимо, направлена на что-то другое — на «успеваемость» человека, на оценку прилежности, посещаемости, чего угодно — но только не знания и навыки. Справедливо говорят, что экзамен — это лотерея. А что такое лотерея? Лотерея — это штука, которая случайным образом разделяет людей на хороших и плохих врачей. У нынешних экзаменов — очень низкая специфичность, приблизительно равная случайному распределению ответов.
Полностью здесь