Миссия невыполнима: российские вузы 80 млрд рублей проели, но в рейтинги не попали

Елена Иванова, Наталья Сейбиль

Людям, далеким от университетских баталий, трудно разобраться, хорошо это или плохо, что наши российские университеты не вошли в первую сотню рейтингов, оценивающих мировые высшие школы, зато заняли достойные позиции в предметных и отраслевых соревнованиях. Счетная палата говорит однозначно: «Цель не выполнена.» В Высшей школе экономики стакан не только наполовину полон – вода из него переливается.

- Когда программа задумывалась, шансы были высокие, и они реализовались, - говорит Исак Фрумин.

Если посмотреть постановление правительства об этом проекте, то там написано, что надо входить в Топ-100 институциональных, предметных или отраслевых рейтингов, - утверждает Исак Фрумин, научный руководитель института образования НИУ ВШЭ.

Впрочем, в Вышке оговариваются: институциональные рейтинги кажутся престижнее, чем предметные или отраслевые. Но там в первой сотне только МГУ имени Ломоносова, а он в программе не участвовал и финансирования не получал. Участники программы – 21 высшее учебное заведение России, среди них такие корифеи высшего образования, как МФТИ, Высшая школа экономики, ИТМО.

Критерии оценки

Российские университеты включились в мировую гонку за звание лучших университетов мира позднее других. Первый рейтинг – Академический рейтинг мировых университетов ARWU, или Шанхайский рейтинг, был впервые составлен в 2003 году и считается самым последовательным и прозрачным. Вес его настолько велик, что министры образования Франции, Норвегии и Дании ездили в Китай и обсуждали там, как улучшить в нем позиции своих университетов.

Второй главный рейтинг университетов - британский. Издательство Times Higher Education совместно с Рейтер публикует его с 2010 года. И третий рейтинг – Quacquarelli Symonds – как и предыдущие два, ежегодно определяет свою табель о рангах. Первые десять позиций всех трех рейтингов занимают американские и британские университеты: Гарвард, Оксфорд, Кембридж, Йельский университет, Принстон, Имперский колледж, MIT.

Что же оценивают рейтинги, и почему нашим университетам так сложно туда попасть? Исак Фрумин поясняет:

- К сожалению, из-за того, что мы не умеем оценивать результаты образовательной деятельности, то критерии в основном связаны с научной деятельностью: публикации, цитирование, наличие выдающихся ученых, а также есть критерии условий, например, доля иностранных студентов, или доля иностранных преподавателей. Это показывает включенность университета в глобальные сети, наконец, в некоторых рейтингах большую роль играют экспертные опросы.

В 2012-2013 годах проект 5-100 начинался с большим замахом. Идея была такая: с помощью точечного финансирования можно побороться за места в первой сотне рейтингов. В 2016 году стало понятно, что эта задача невыполнима, поэтому в Положение о Совете по повышению конкурентоспособности ведущих университетов РФ были введены, помимо глобальных, «предметные рейтинги» как цель программы.

Такую корректировку можно рассматривать как осознание реальности: через три года стало ясно, что цели были «задраны», и тогда авторы программы решили включить в план более реалистичные задачи – войти в предметные рейтинги, что и было сделано. Но с бюрократической точки зрения, это больше напоминало «хеджирование» - поняли, что не сдюжат, и решили подстраховаться. Есть только одна проблема – в общественном сознании и в коммуникации глобальные рейтинги приравнивались к предметным, а это чистой воды лукавство.

За годы действия программы увеличилось и количество участников самих рейтингов. Если THE в 2015 году включал 400 университетов, то в 2019 году их было 1258. В ARWU в 2016 году числились 500, а в 2018 году – уже 1000 университетов. Вырос и QS. Очевидно, что попасть вузам в сами рейтинги стало легче.

Экономист, доцент Санкт-Петербургской школы экономики и менеджмента НИУ ВШЭ Екатерина Трубникова написала статью на тему Проекта 5-100, в которой она сравнивает программу с некоторыми национальными проектами, неудачи которых «аналитики видят в несоответствии реальных и заявляемый задач и отсутствии спроса на результат». Проблемой стал приоритет освоения бюджетных средств над результатом, «проедание» выделяемых на развитие средств, восприятие проекта как подарка, за который нужно просто вовремя отчитаться. Ученый называет проект примером «институциональной коррупции», когда речь идет не о воровстве, а о неправильном плане, который заставляет участников принимать решения, противоречащие общественному интересу.

Лучшие, хорошие и остальные

Счетная палата отметила новое неравенство, которое возникло на рынке высшего образования. Университеты, отобранные для участия в программе, получали финансирование не только из фонда программы, но и из других государственных программ поддержки, таких, как «Национальные исследовательские университеты», «Федеральные университеты» и других. Больше денег – больше хороших кадров. Больше денег – больше рекламы, и тогда больше перспективных студентов приходят в вуз. Другие, менее удачливые конкуренты финансирование только теряли. За эти годы пропасть между этими учреждениями образования только выросла.

В самой программе есть равные и «более равные» участники проекта. СП посчитала, что университеты первой группы (МФТИ, НИУ ВШЭ, ИТМО) получили в 6-7 раз больше финансирования, чем участники третьей группы, куда входили, в основном, региональные университеты. Контролеры отмечают, что средства программы для большинства вузов составили не более 10% от получаемых ими доходов. Очевидно, что отстающие и даже середняки не смогли перестроить стратегию и наладить научно-исследовательский и образовательные процессы на мировом уровне.

Одним из показателей вхождения вузов в мировую табель о рангах становится число иностранных студентов. Профессор политологии Юлий Нисневич поясняет, что учиться к нам едут не европейцы или американцы. Очень часто это наши ближайшие соседи, которые едут за дипломом:

- В результате нам, преподавателям, приходится с этим мучиться. Очень часто их нельзя отчислить, а они сами ничего не хотят. В результате получается не самый лучший вариант с образованием. У нас на факультете политологии количество студентов увеличилось до размера, который никакого смысла не имеет – 150 человек на первом.

Другой, важный критерий рейтинга – публикации. Профессор Нисневич называет этот показатель профанацией. И не только потому, что известных американских политологов Френсиса Фукуяму, написавшего мировой бестселлер «Конец истории», или автора «Столкновения цивилизаций» Сэмюэля Хантингтона, в журналах системы Scopus или Web Of Science сегодня бы не напечатали, потому что они пишут в совершенно другой стилистике. Некоторые журналы печатают научные работы за деньги без соблюдения процедур рецензирования. Как выяснилось, некоторые участники проекта 5-100 активно пользовались их услугами, как пишет Екатерина Трубникова, и приводит примеры анализа сайта госзакупок. Так, КФУ совершил оптовую закупку на 35 тысяч долларов за публикацию статей в издательстве, которое потом попало в черный список. Исследователь отмечает, что некоторые вузы пытаются бороться с такой практикой, однако для региональных университетов из исследовательской базы соблазн велик.

С преподавателями тоже есть проблемы. Академический рынок труда отсутствует, за исключением столиц. Свои доценты и профессора находятся под прессингом публикаций. Иностранные исследователи и так были нечастными гостями наших университетов, а если будет принят новый закон о просвещении, то приглашать их не захочется никому. Чтобы пригласить специалистов из-за рубежа, нужно согласовать их кандидатуры с МВД и ФСБ. Против новой инициативы протестует Президиум Академии наук РФ, с ним согласны все ученые. Исак Фрумин говорит:

- Возможно, законодатели заботятся о том, чтобы наши секреты и наши ноу-хау куда-то не ушли. Но одновременно они лишают российских ученых доступа к передовым знаниям, которые не публикуются и передаются в неформальных контактах. С нашей точки зрения, эти дополнительные барьеры будут вредны для развития и конкурентоспособности российской науки.

Если бы мы хотели пригласить Джина Шарпа (умер в 2018 году- "НИ"), отца теории «цветных революций», то его бы не пустили, смеется Нисневич. Но для тех, кто занимается протестным движением, Шарп – это икона, это как Менделеев для химиков.

- Это означает, что кто-то другой будет оценивать, нужен ли нам такой ученый или не нужен. Какой чиновник может это оценить? – задается вопросом Юлий Нисневич.

Рейтинги и важные задачи

У российского высшего образования есть много нерешенных проблем. Академик РАО, заведующий кафедрой психологии личности факультета психологии МГУ Александр Асмолов говорит:

- У нас всё время ставятся великие задачи. Попасть в десятку лучших стран мира в области образования, конкурирующих в общем образовании с другими странами, попасть в лучшие вузы, конкурирующие с другими странами.

Вместе с тем надо чётко понимать, что подобная задача прежде всего требует трансформации представления о самой миссии вузов в этом мире. О той изменившейся роли в отношениях между преподавателями и студентами, которая существует и, наконец, о том, в каком формате вообще должны существовать наши университеты.

Рейтинги – это вопрос престижа, считает профессор Нисневич. Помимо них есть масса проблем, которые надо решать. Например, в мире признаются российские дипломы небольшого количества вузов. Или взаимное признание диссертационных работ – а ведь это напрямую связано с пополнением научных кадров. Гораздо важнее для российской высшей школы и российской науки, чтобы люди на уровне научных сообществ находили общий язык и взаимное признание, например, признание научных школ.

И самый главный вопрос российской науки – это утечка мозгов.

- У нас еще есть очень большая проблема, что у нас бегут кадры. А это никакими формальными индикаторами, никакими KPI или иными показателями бегство кадров ничем не компенсируешь. Рано или поздно в каких-то показателях наверняка прорывается, - считает Нисневич.

Помимо финансирования по остаточному принципу, у российских высших учебных заведений есть другая основополагающая проблема. Александр Асмолов напоминает, что еще в 12 веке Фридрих Барбаросса дал хартию вольности университетам. У российских университетов достаточной автономии нет:

- Только тогда эти университеты могут выдавать продуктивный результат. А не являются университетами, которые живут по формуле «что изволите?»