Василий Коновалов: «Если бы ЦБ понизил ключевую ставку, то началась бы паника»

— Почему во время мировых экономических кризисов регуляторы большинства стран снижают ключевые ставки, в нашей стране обычно повышают? Сегодняшняя новость о том, что ставка не повысилась, а осталась на прежнем уровне в 6% вызвала чуть ли не бурю оваций. По принципу старого анекдота «спасибо, что не убил»? Почему в европейских странах в кризис цены на бензин и продукты падают, чтобы поддержать покупательский спрос, а у нас – растут? Чем это можно объяснить?

— У нас страна живёт своей жизнью. Вся экономика живёт на экспорте углеводородов. Все товары и большая часть услуг связана с потреблением – это импорт. Центробанк долгое время продолжал снижать ставку для того, чтобы стимулировать рост экономики. Основной задачей ЦБ была борьба с инфляцией. Соответственно, если темпы инфляции позволяют, то Центробанк снижает ставку.

Повышение ставки делает деньги дороже, то есть, приводит к тому, что замедляется экономика, деньги становятся дороже, и физические лица, и бизнес сокращают количество обращений за кредитами. Если бы регулятор решил существенно повысить ставку, как это было в конце 2014 года при панике на валютном рынке, нам бы это позволило увидеть укрепление рубля, на данный момент уже бы не было 80 рублей за доллар. ЦБ принял другое решение. Нефть ниже 30 долларов. При текущем курсе рубля бочка нефти стоит существенно ниже 2500 рублей. Бюджет России свёрстан исходя из цены свыше 3000 рублей за баррель. Налицо существенная диспропорция. Она может быть нивелирована двумя способами: либо значительным сокращение резервов (их придётся тратить), либо второй способ – существенная девальвация рубля, тогда резервы тратить не придётся. Скорее всего, правительство использует оба способа – и рубль будет просаживаться, и резервы будут тратить. За то, что регулятор сильно не понизил ставку, можно поблагодарить руководство Роснефти, которое продавило решение о выходе из ОПЕК. Снижение ключевой ставки как в США и Европе у нас бы привело к резкому скачку инфляции и провалу курса рубля. Это привело бы к панике.

— То есть, экономические законы на отдельно взятой территории не работают? Во всем мире, когда дешевеет нефть, падают цены на бензин. Спрос снижается, все товары дешевеют, чтобы поддержать бизнес и покупательную способность. Почему в России всё с точностью до наоборот?

— Мы – обратная сторона медали. Мы потребляем то, что весь мир производит, а продаём то, что качаем из недр. Мы продаём сырьё, а потребляем готовые продукты. Естественно, получается, что мы потребляем за валюту, количество которой зависит от цены на сырьё. Нам приходится действовать ровно наоборот.

— Можно констатировать, что у нас экономика страны – сырьевого придатка? Декларации о том, что совсем скоро мы станем пятой экономикой мира, перефразируя Герберта Уэллса – «Кремлёвские мечтания»?

— Абсолютно да! Поэтому для нас удешевление углеводородов – это не снижение себестоимости производства, а резкое падение доходов бюджета. А так или иначе на доходах от продажи углеводородов завязана вся российская экономика. Если не напрямую, то косвенно. Если посмотреть на рост ВВП, то у нас уже чуть ли не 7 – 8 лет ниже среднемировых. Мы растём медленнее, чем весь остальной мир. Поэтому мы начинаем накапливать отставание. А с учётом того, что мы оказались втянутыми в ценовую войну на энергоносители, российскую экономику ждут очень сложные времена. Коронавирус пройдёт и паника уляжется. Война на нефтяном рынке останется и после окончания пандемии. Российская экономика пострадает значительно сильнее экономик других стран.

— Повторяется ситуация 1985 года, когда подобная же война за нефтяной рынок привела через шесть лет к развалу СССР?

— Пока – да.