Кирилл Рогов: статус преемника у Медведева отнюдь не утрачен

На протяжении прошлого президентского срока могло показаться, что Дмитрий Медведев практически утратил статус кронпринца, полученный им во времена тандема. Однако, по слухам, успешное исполнение роли местоблюстителя опиралось на долгосрочную договоренность: вернув Путину-премьеру президентское кресло в 2012 году, Медведев-премьер будет ожидать его обратно по окончании двух путинских сроков.

Внесение кандидатуры Медведева на премьерскую должность сразу после инаугурации, практически автоматом, свидетельствует о том, что статус кронпринца Медведевым пока не утрачен. Более того, аппарат правительства возглавит в ранге вице-премьера Константин Чуйченко, который, в отличие от Сергея Приходько, считается человеком Медведева. И это серьезное изменение, указывающее на то, что в нынешнем премьерстве Медведев, возможно, будет иметь большую политическую инициативу, чем на протяжении предыдущих шести лет.

Такая модель является вполне рабочей в авторитарных переходах власти, имитируя механизм наследования. Именно так недавно прошел транзит власти в Узбекистане: 46-летний Шавкат Мирзиёев возглавил правительство при президенте Каримове еще в 2003 году и 13 лет, шаг за шагом укрепляя свое положение, ждал момента «естественного перехода власти». К 2024 году Медведев (если он останется премьером) будет уже 16 лет находиться на вершинах власти в тандеме с Путиным, а самому ему будет 58 лет.

В целом же, по мнению эксперта у Путина три варианта решения проблему-2024.

«Среднеазиатский»: провести изменения в Конституции, отменяющие ограничение двух сроков. «Ельцинский»: повторить схему «преемник», в рамках которой он сам получил пост от Бориса Ельцина в 2000 году. И «китайский»: провести изменения в Конституции, сокращающие президентские полномочия и расширяющие права парламента, который, понятное дело, будет контролироваться одной партией.

Последний, партийный авторитаризм считается устойчивее персоналистских режимов. Они лучше решают проблему преемственности власти, что видно на примере Китая последних 40 лет. В отличие от персоналистских режимов, опирающихся на патронаж, фаворитизм и клиентилизм, партийные более склонны вырабатывать правила – создавать формальные институты, регулирующие взаимоотношения элит. В результате они в большей степени способны эволюционировать к демократической форме правления. Однако однопартийная модель в современном мире не является продуктивной: большинство таких режимов сформировались еще в годы холодной войны. И если в 1989 году их доля составляла 37%, то в 2010 году – 25%. И наоборот, доля чисто персоналистских режимов выросла с 23% до 45%.

То есть партийные авторитарные режимы выглядят сегодня скорее реликтом, а персоналистская модель сильного лидера, как видно на примере Китая, вполне популярна и продуктивна, ведь партийные режимы формировались преимущественно в эпоху идеологий, каковой был ХХ век, тогда как сегодня национальное развитие базируется на экономики. К тому же в России, судя по опросам, существует низкое доверие к политическим партиям и высокое к модели сильного лидера.

Не слишком вероятна и ельцинская модель преемника по образцу 2000 года. Да, она вполне гарантирует безопасность патрону (бывшему президенту), но ничего не гарантирует его многочисленной клиентеле. Наоборот, новый правитель становится полновластным хозяином положения лишь постольку, поскольку разрывает прошлые договоренности и отменяет выданные гарантии, чтобы раздать новые ярлыки и преференции уже от собственного имени.

Отмена же конституционного ограничения по срокам будет, вероятно, оставаться запасной опцией. Не случайно же сразу после переназначения Медведева с инициативой по отмене этого ограничения выступил Рамзан Кадыров – главный публичный спикер азиатского пути России. Риски такого сценария продемонстрировали армянские события: нарушение правителем обещаний, которые общество считает важными, чревато внезапной и обвальной утратой легитимности даже в очень авторитарных обществах. Ярким примером этого феномена были и события «арабской весны».

Впрочем модель «кронпринц» не останется прежней. Сила Медведева состоит в его относительной слабости, оставляющей простор для институциональных новаций. В новом сценарии президентские полномочия могут быть перераспределены между премьером и президентом, а несколько усилена роль правящей партии.

Так может произойти ребрендинг «Единой России» и укрепление ее руководства, а место председателя в ней займет Путин. С другой стороны возможно расширение конституционных полномочий премьер-министра, которые будут преподнесены обществу как шаги по децентрализации и демократизации управления (усиление роли парламента). Если в прошлом цикле тандема этого не произошло, то только потому, что Владимир Путин собирался вернуться в президентское кресло через четыре года, а теперь речь идет о более долгосрочной конструкции.

В постсоветских персоналистских режимах формальная легитимность опирается на выборные процедуры, а реальным политическим ядром является исполнительная власть – ее распорядительные и силовые полномочия, позволяющие концентрировать экономические ресурсы под контролем доверенных лиц. Эти неформальные связи, однако, невозможно легализовать, не подрывая формальную легитимность режима. Паллиативный сценарий с конституционно усиленным премьером позволяет встроить в исполнительную систему второй центр власти, который имеет и автономную формальную легитимность, и прямой доступ к наиболее важным исполнительным полномочиям.

Такая конструкция выглядит достаточно простой и реалистичной и отвечает претензиям Владимира Путина на отстраивание долгосрочной модели власти, в центре которой стоит сплав силовой бюрократии и частно-государственной олигархии.

Но более сложной выглядит она в реализации, когда дело дойдет до деталей. Прежде всего, высоки риски поляризации элит вокруг двух лидеров, как это уже начало происходить в эпоху прошлого тандема. Во-вторых, такая конструкция не отвечает ни ожиданиям тех, кто видит оптимум в жестком единоначалии (модель сильного лидера), ни тех, кто хотел бы децентрализации и демократизации режима. Ведь прошлый период двуначалия характеризовался серьезным снижением доверия к государственным институтам и падением рейтинга самого Путина.

Еще серьезнее выглядит ограничение со стороны экономики, застой в которой продолжается уже шесть лет, на протяжении которых и сложилась та система бюрократическо-олигархических групп, общему сохранению которой должна послужить предложенная модель перехода. Низкая конкурентность внутренних рынков и слабость огосударствленной банковской системы, ориентированной преимущественно на политические, а не рыночные стимулы, по всей видимости, являются ключевыми факторами стагнации. А ведь логика перехода будет ориентирована на сохранение и даже укрепление этой квазирыночной инфраструктуры.

Не стоит сбрасывать со счетов политические повестки городских агломераций и вечную российскую тоску по Западу. В любом случае назначение Медведева обозначило один из вероятных сценариев, вокруг которых развернется в ближайшие годы острая борьба. При этом развитие событий будет зависеть не только от Владимира Путина и его ближайшего окружения, но также от динамики элитных взаимодействий и тенденций в общественном мнении, - заключает эксперт.

Полностью здесь