Елена Кадырова: "В эпоху постмодерна нам придется искать старую опору"

Мать говорит Христу:

- Ты мой сын или мой

Бог? Ты прибит к кресту.

Как я пойду домой?

Как ступлю на порог,

не поняв, не решив:

ты мой сын или Бог?

То есть, мертв или жив?

Он говорит в ответ:

- Мертвый или живой,

разницы, жено, нет.

Сын или Бог, я твой.

Иосиф Бродский

Веришь ли ты в Бога или нет?

В зависимости от ответа на этот вопрос, мы привыкли относить себя и других к одной из двух основных категорий - верующий или атеист, остальное уже детали. Для людей, выросших в эпоху научно -технического прогресса, сама идея принятия чего-то без доказательств, казалась странной и возмутительной, а потому все, что связано с верой в Бога, ощущалось как нечто противоположное прогрессу и развитию личности, как нечто унижающее человеческий разум и желающее его грубо подчинить.

Получалось, что вера в Бога - это путь, препятствующий развитию, что это дорога в невежество, что это удел людей забитых, с инфантильным сознанием, неспособных логически и критически мыслить. И тогда вопрос о вере звучал как предложение определиться - готов ли ты признать существование высшей силы на основании лишь того, что утверждает Церковь - некое внешнее ведомство, отвечающее за этот сектор бытия, или тебе нужны неоспоримые доказательства, каковые всегда готова предоставить или обещать наука.

Человек как будто вынужден был выбирать между двумя системами, предлагающими два способа мыслить: самостоятельно или как укажут, свободно или догмами. Цивилизованное человечество сделало принципиальный выбор в пользу Науки и Прогресса, а проигравшая эту битву за умы Церковь съехала на периферию жизни, утянув туда за собой и приватизированного ею Бога.

Эта битва за умы между развитием и мракобесием выглядела так убедительно, а итог казался таким обнадеживающим, что никто и не заметил одну интересную особенность всей этой ситуации, которая заключалась в следующем.

Независимо от того, что мы думаем о существовании Бога, считаем ли себя верующими или атеистами, никуда не делся и по факту остается в центре каждой человеческой жизни главный вопрос - вопрос отношений между Человеком и … Богом.

Да, да, в этом контексте воцерковленный с его ритуальным служением ничем не отличается от атеиста с его научным мышлением, а по сути - тоже верой, только в науку.

Потому что, это вообще не про то, что и как мы считаем.

Как коротко сформулировал неизвестный мне автор в Интернете: « Вера в Бога - это не убеждение, это состояние души». Это про ощущение связи, это про контакт между частью и целым, между клеткой и организмом. Так вот, в каких-то случаях у человека эта связь нарушается, искажается - и тогда он ощущает себя отделенным, энергетически изолированным, закрытым от источника энергии, смысла жизни, и пытается компенсировать это разными способами на социальном поле: выкачивая эту энергию у окружающих манипуляцией или агрессией, маниакально наращивая свой социальный статус и социальную «массу» через непомерное стремление к обогащению и власти или через оккупацию территорий - если это государство.

Так ведут себя раковые клетки в организме - клетки, утратившие связь с целым, ощущение единства с организмом. Мы знаем, к чему это приводит.

Около четырех лет назад я пришла к личному инсайту, который сформулировала так: «Вера в Бога равна силе, ясности и постоянству ощущения, что Бог любит тебя. Все, что этому ощущению препятствует - есть психологические проблемы»

Откуда же они берутся, эти проблемы, закрывающие доступ к величайшему источнику благодати и энергии, к ощущению полноты жизни?

Вероятно, наши психологические проблемы фатально обусловлены тем, что здесь, в этой реальности мы воплощаемся как дети, рожденные конкретными мужчиной и женщиной и автоматически бессознательно проецируем образ Бога на Мать и Отца. Происходит подмена. В результате этой подмены, наша связь с Сущим опосредуется и не осознается более через чистое непосредственное ощущение и обуславливается влиянием актуальной культурной парадигмы и семьи. Мы не знаем другой любви, кроме условной родительской, какой бы сильной она ни была. Мы растем как Маугли в волчьей стае, не ведая, кто мы и чьи на самом деле.

Библейская история Нового Завета может помочь увидеть суть этой подмены, если не читать этот сюжет буквально. Если вспомнить, что слово «религия» переводится с латинского как «связывать, соединять», а не догматически использовать. Если осознавать, что мировые религии из своих чистых глубин, не искаженных толкованиями, дарят нам метафоры мироздания, в которых используется мифология как язык внутреннего мира человека, с помощью которого только и можно пытаться выразить невыразимое. Если понимать, что Мария - не буквально, а метафорически зачала от Святого Духа. Что Иосиф только метафорически не имеет отношения к зачатию (а иначе причем тут его родословная?) Что вся эта история рождения мальчика Иешуа - метафора про то, что каждый человек - сын Сущего, и только воплощен в этой реальности людьми через соитие. Что супружеской паре доверено растить этого Божьего "приемыша", не подменяя собой Бога, не заслоняя и не перекрывая свет, идущий сверху - и самое главное (!) - не присваивая его душу себе. Да, да. Не присваивая его душу себе….

И тогда получается, что этот библейский сюжет о том, что каждой женщине является ангел и сообщает о грядущем непорочном зачатии и высочайшей миссии, возложенной на нее. Что каждый ребенок - в первую очередь, сын Божий или его дочь. Что каждый отец - приемный опекун и защитник в этом сакральном смысле.

Но, увы, не слышим мы всего этого, как не слышали наши родители и их родители.... Получается, что из всех женщин на тот момент только Мария оказалась открытой этой вести и только Иосиф смог это признать .... Может быть, в этом и состоит их избранность, а не наоборот? Может быть, чтобы родился мальчик Иешуа, только-то и нужно, чтобы родители были способны осознать себя так как Мария и Иосиф, чтобы не произошло подмены…Только-то...

Легко сказать.

А может быть, для того и существует библейский миф как нечто, несущее истину о божественном происхождении человека, чтобы пробудить в нас то, что в условиях земного бытования изначально обречено быть утраченным? Может быть, мы, обычные люди, априори не способны дать ребенку иную любовь, кроме условной, и все различие лишь в качестве этой условной любви? Может быть, это и есть главная жизненная задача человека: стартовав в ситуации условной родительской любви того качества, которое послано судьбой, прийти в итоге к чувству единения с Богом, к безусловной любви к самому себе, к бесконечному источнику энергии? У кого-то эти стартовые условия относительно благоприятные, а у кого - то они настолько адски сложные и болезненные, что каждый шаг к осознанности дается с большим трудом через страх, боль и потери.

Да, так получилось, что мы рождаемся и живем, не ведая своего истинного родства, отлученные от великого источника энергии жизни, мучительно добывая эту энергию, отбирая ее друг у друга через агрессию и насилие, манипулируя чувством вины или самоутверждаясь за чужой счет, радуясь «электрической лампочке», имея при этом в распоряжении само Солнце; объединяясь в социальные системы, отдавая им свою душу в обмен на силу. И Церковь - всего лишь одна из таких систем. И Бог Церковный - это попытка обратной неуклюжей проекции земного на небесное, когда творящему универсальному началу приписываются качества строгого родителя, который любит условно...

А как еще это творение человеческого ума может любить?

Научиться как звезды стоять ни на чем...

Отдав Бога Церкви, мы в большинстве своем живем, деля обыденным сознанием мир на что-то большое запредельное как земля, звезды, вселенная, вечность и наше смертное бытование, со всеми его радостями и печалями на фоне разных исторических и общественно-политических декораций, время от времени, вслед за Кантом не забывая изумляться звездному небу над головой и нравственному закону внутри нас. Мы так к этому привыкли, что казалось бы ничто не может изменить эту диспозицию, где у всего есть свой масштаб и удаленность от нашего собственного «Я» в центре уютной личной жизни. Казалось так будет всегда.

И вдруг, словно что-то где-то сдвинулось в неведомых недрах бытия, мир зашевелился, затрясся, задрожал, пришел в движение, смешивая и спутывая все, что казалось понятным и привычным, безжалостно утягивая нас вместе с нашими планами на будущее куда -то в непроглядную черную бездну. Жизнь за каких-то пару-тройку лет потеряла все опоры, а то, что казалось декорациями, весь этот культурно-исторический контекст, геополитика с экономикой, фильмы про войну, ужасы про репрессии, разные литературные персонажи и антиутопии вдруг ожили как яйца динозавров и заполонили собою реальность, которая стала похожа на зловещий перформанс, вдавив живых людей в кресло у телевизора или за экран компьютера.

Про черную воронку, затягивающую в себя мир, еще несколько лет назад начали говорить немногие (я была в их числе), сейчас это слово звучит все чаще и чаще. Люди устают сопротивляться очевидному и под нарастающим давлением и уплотнением фактов вынуждены признать, что мир бесповоротно стал другим, что начался какой-то мощный глобальный процесс, пугающий и непонятный, что возможно, мы переживаем сейчас момент системной перестройки мира, сопоставимый с его сотворением, когда человеку дано «кожей» ощутить пульсацию этого тела мироздания, его дыхание, его волю. Возникает почти физическое ощущение силы, неотвратимо сталкивающей нас куда-то в бездну с нарастающей скоростью, но не равномерно, а как бы рывками, после которых на какое-то время наступает затишье. На что похож этот процесс? На …перистальтику кишечника? А еще? … На схватки? Родовые схватки! Вот это вот внезапное движения, которое охватило весь мир вокруг, вот эти ожившие декорации и потеря опоры и планов на будущее - так наверное может ощущаться начало родовой деятельности для младенца внутри утробы, когда процесс рождения переживается как катастрофа и смерть. Или все таки - «перистальтика кишечника»? Как понять? Как отличить? Чем для организма как системы не анатомически, а сущностно отличается акт рождение человека от выхода остатков переработанной пищи наружу? Ребенок с биологической точки зрения - есть результат соединения двух начал. Женщина не может сама зачать ребенка без участия мужчины. А вот для переработки пищи ей никто не нужен. Так может ли родиться у планеты Новый Человек без участия Бога? Боюсь, что нет. Только «отходы жизнедеятельности» физического организма этого мира. Нам осталось не очень много времени, чтобы с этим определиться. Возможно, у нас не останется другого случая соединить, наконец, нравственный закон внутри нас и звездное небо над головой.

Когда-то мы как цивилизованное человечество отмели идею Целого, идею Трансцендентного, идею Божественного начала в человеке, не желая и не имея возможности отделить ее от порочности Церкви как социального института и религиозного догматизма. Сделав ставку на рационализм, мы изъяли ее из либеральной картины мира, как уже не нужный «топор из сваренной каши», в то время как признание божественного начала в человеке является никаким не «топором», а сердцевиной, фундаментом базовой ценнности либерализма - приоритета права личности и равенства этого права вне зависимости от свойств и качеств индивида. А потому, как только индивид был отделен от своего божественного начала, в тот же самый момент он потерял всякое основание на равенство, ибо с рационально-прагматической точки зрения этого равенства не существует - мы все очень сильно отличаемся друг от друга по своим возможностям и исходным способностям. И как только мы встаем на эту почву, уже ничто не может нас защитить от скатывания к фашизму, к разделению людей на основании их различий.

Как пишет в своей публикации, посвященной формулированию и подробному анализу этого вопроса Дмитрий Лучихин, пытаясь справиться с возникшей ситуацией, либерализм породил двух политических «мутантов»: «социализированные утопии и псевдолиберальные экономические либерализмы». В социализированных утопиях происходит идеализация природы человека ради сохранения идеи равноправия. При этом в жертву приносится реалистичность восприятия человека в его естестве и по факту утрачивается приоритет права личности. В экономических либерализмах же, наоборот, в приоритете сохраняется трезвый, объективный, научный взгляд на реальность, а в жертву приносится равноправие, что в свою очередь ведет к иерархизации общественного устройства.

И если в Западном мире процесс носит черты невротического конфликта между еще сохранившейся установкой на абсолютную ценность любого человека как носителя личностного начала и иерархичностью, проистекающей из реального неравенства людей, в процессе разрешения которого развивается самосознание западного человека и формируется гражданское общество, что до определенной степени (!) пока противостоит процессу иерархизации. То в Российском варианте, мы имеем психотическую версию иерархизации, когда происходит грубый раскол между элитой и остальным населением, когда идея реалистического прагматизма выродилась в примитивную форму реализации права сильного, когда одна часть общества пытается удержать свое превосходство и контроль над ресурсами путем токсического воздействия на сознание остального населения, используя антигуманные методы и манипулируя стремлением человека обрести ощущение принадлежности к целому, которое в свою очередь, находит свое суррогатное воплощение в примитивных формах коллективного сознания, через культ личности лидера нации или средневековое мракобесие религиозного фанатизма. Как резюмирует Дмитрий, итог двух попыток либерализма выжить без опоры на религиозное понимание человека, оказался подобен «попытке ходить одной ногой» в результате, которой неизбежно «падение в одну и ту же лужу фашизма.» От этого вывода невозможно уйти, оставаясь в логике экономического либерализма - у нас это происходит более явно и грубо, на Западе мягко и завуалировано. Фашизм, выводимый из социалистических теорий, более очевиден, потому что это уже есть в опыте. Черты нового фашизма только проступают.

Таким образом, мы видим, что концепция либерализма в своем нынешнем виде не может больше адекватно отвечать вызовам сегодняшнего дня, что нам нужно перестать изо всех сил цепляться за найденный когда-то прекрасный ориентир, что нам придется встретиться лицом к лицу с хаосом постмодерна и найти внутри этого хаоса ту одну единственную опору, которая никуда и не девалась, которая всегда находилась внутри нас, в самом глубинном центре нашего существа. Перефразируя Михаэля Энде, нам придется научиться стоять ни на чем - как звезды. А кризис, он на то и кризис, что если мы не расстанемся со старой картиной мира, новый мир расстанется с нами.