Вперед, в прошлое: коронавирус возрождает мракобесие и тоталитарные практики

Михаил Берг, публицист (США)

Запрещение массовых акций протеста против восстановления самодержавия оказалось удобно спрятать под зонтик, якобы уберегающий протестующих от пандемии.

Однако далеко не в одной России коронавирус сервируется в политических целях правыми правителями. Трамп два месяца делал вид, что коронавирус – это очередное изделие фейкньюс, так как резонно опасался, что признание реальности пандемии может обрушить финансовый рынок и его шансы на переизбрание. А когда больше валять дурака стало невозможно, запретил практически все перелеты в США из Европейского союза, сделав исключение для Британии, что только подчеркивает желание использовать карантинные меры в свою пользу (а наказывая только противников), ибо Британия и фактически не вышла из ЕС, и в любом случае для коронавируса Ламанш – не преграда.

Если же посмотреть на карантинные меры, применяемые в Европе, необязательно правыми правительствами, то и здесь отчетливо активирование именно тех мер, которые отбрасывают политическую тень с консервативной подкладкой. Один только вид пустынных, просторных площадей и улиц Италии (неожиданно ставших похожими на своих антагонистов, широкие гэдээровские проспекты в Восточном Берлине), вызывает ощущение эстетики диктатуры, тирании, тотального контроля, когда государство широко и всеохватно, а человек незаметен как лишняя точка над буквой i .

Да, тотальный контроль в том же Китае споспешествовал борьбе с эпидемией, но и европейские меры (вне критериев целесообразности) производят впечатление готовности активировать именно тоталитарные щупальца в своем инструментарии. Некоторым кажется, что в Европе (в Европе холодно, в Италии темно) происходит своеобразная репетиции подготовки к параду тоталитарности, и эту готовность демонстрируют как власти, так и общество. Не оспаривая целесообразности (тоталитаризм, впрочем, тоже легко готов доказать свою уместность), активация, прежде всего, мер всесильного государства, в первую очередь борющегося со своим невидимым противником ограничением гражданских прав, производит впечатление, которое теперь останется в анамнезе. Подчиненное состояние, в котором обеспокоенные правительства отправляют своих граждан, будет запомнено как опция среди других возможных.

Не менее очевидна активация консервативных реакций уже на бытовом или социальном уровне. Первой реакцией на коронавирус стала ксенофобия по отношению к китайцем. Двусторонняя ксенофобия: и как к носителям опасности, и к объекту воздействия коронавируса. Пока коронавирус не перекинулся на другие страны и, в том числе, на Европу, муссировалась теория, что вирус имеет генетическую направленность и поражает только китайцев.

Здесь имеет смысл вспомнить об остроумном отражении этой темы в романе Захара Оскотского «Последняя башня Трои», в котором западный мир разработал генетическое оружие против мусульман. Это тоже вирус, он не убивает, а лишает возможности для размножения, воспроизводя наследственное бесплодие в рамках борьбы с демографическим переходом, характерным для современных исламских обществ. Среди эпизодов романа - посещение концентрационных лагерей для мусульман, которых ограждают от возможности вернуться в нормальный мир.

В случае с коронавирусом идея генетического оружия против китайцев (мол, Америке надо устранить конкурента) увяла после того, как расовая теория коронавируса была опровергнута его генетической всеохватностью. Но тут же была активирована другая из того же колчана: коронавирус, щадящий молодых и ранних, прежде всего уничтожает стариков, которых из-за прогресса медицины скопилось слишком много. Поэтому, мол, антивирус, словно вытеснивший всех из гнезда Мальтуса кукушонок, клюет преимущественно пожилых, мешающих предыдущим поколениям (как та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли). В том, что коронавирус, как мировой циклон, прежде всего, оказался на руку правым консервативным политикам и правым, мракобесным убеждениям, естественно. Любая правая сила так или иначе тяготеет к идеям почвы и крови, то есть к природе, традиционно противостоящей культуре (как чему-то искусственному). Коронавирус – это тоже природа (пока его рукотворность не доказана), а природа природе глаз не выклюет.

Когда Трамп сооружает стену против чужих, мигрантов, он пытается соорудить границу между своей расой и расой пришельцев, и эта стена ничем не отличается от стены между своими (якобы здоровыми) и чужими (потенциально больными). Кровь и почва по своему статусу в консервативной идеологии - это не просто наши кровь и почва, это то здоровье, которое можно оградить от болезни только карантином.

Но коронавирус удивительным образом опровергает правую идеологию, он как все то, что пишется с заглавной буквы (Любовь или Смерть), преодолевает любые границы, доказывая своим всепроникающим статусом (есть упоение от бездны мрачной на краю), что все эти абстракции – нация, государство, право – прозрачны, призрачны, несущественны, а попросту говоря, не существуют. Он как призрак коммунизма бродит по Европе и остальному миру, предъявляя свое превосходство над идеологическими конструкциями, рассыпающимися при его приближении в прах.

Вне зависимости от того, где и когда коронавирус остановит свою презентацию ничтожности человеческих поселковых заборов, это та показательная акция, которая останется напоминанием тщеты. Но останется только в культуре, которая единственная и способна отрефлексировать его, найдя ему приемлемую для себя гавань, конуру, как для чего-то типа сенного гриппа или домашнего животного.

Но иллюзорность крови и почвы все равно останется: репетицией, напоминанием, что самое важное существует поверх барьеров - как история или репутация.