Posted 13 октября 2017, 10:01
Published 13 октября 2017, 10:01
Modified 7 марта, 17:06
Updated 7 марта, 17:06
Прежде всего эксперт обращает внимание на то, что Рамазан Абдулатипов, которого сменил на посту Васильев, тоже призывался в Дагестан для борьбы с клановостью и приватизацией государственной власти. Но со своей задачей не справился, поскольку модернизация Дагестана невозможна без кардинальных изменений в российской системе власти в целом.
Что же ждет в этой крайне сложной республике бывшего лидера фракции «Единой России» в Госдуме Владимира Васильева, который в Дагестане не родился и не жил?
Дагестан, напоминает эксперт, перегружен социально-экономическими, этнополитическими и религиозными проблемами. Там активны и террористические группировки, такие как «Вилаят Кавказ», близкий к запрещенному в России «Исламскому государству». Это самая большая республика на Северном Кавказе, единственная с выходом к морю, граничащая с Грузией и с Азербайджаном. К тому же Дагестан – это самый многоэтничный регион в России с несколькими десятками этносов, крупными и малочисленными. Но при этом - единственная в России национальная республика без титульной этнической группы, ее название переводится на русский как «страна гор». Историк напоминает, что после распада СССР количество мечетей в Дагестане увеличилось в 60 раз и исламский фактор играть важную роль в жизни республики.
Васильев уже пообещал Дагестану щедрую финансовую поддержку Москвы и кадровую политику, жестко не привязанную к принципу этнического квотирования. Но ведь практически то же самое было и четыре с лишним года назад, когда Дагестан возглавил Рамазан Абдулатипов. Его назначение подавалось Кремлем как новый курс на наведение порядка, а фигура рассматривалась как объединяющая.
Абдулатипов попытался обновить республиканскую элиту, удалив из нее немало ранее неприкосновенных тяжеловесов, но «проблемы клановости, непотизма, коррупции, а также террористическая угроза никуда не исчезли. Поэтому и нынешние надежды на быстрый прорыв с помощью «варяжской технологии» выглядят как минимум наивными...»
Историк утверждает в этой связи, что «представление о том, что главная проблема Дагестана – это пресловутые кланы, во многом ложное. Оно растет из неоправданного отношения к республике как к отсталой национальной окраине, где все вопросы решают всемогущие кланы, а приструнить их под силу только крепкому назначенцу, не имеющему связей с местной элитой...»
Но при этом, представители «кланов» представлены в структурах и исполнительной, и законодательной власти федерального уровня, так что никакого барьера между «отсталым» северокавказским регионом и «передовой» Москвой не существует. А неправовые принципы управления появились в регионе не по причине его этнографических особенностей, а в результате сложных трансформаций новейшего времени.
Острый дефицит земли и не закончившийся процесс переселения людей с гор на равнины и из сел в города привели к тому, что Дагестан столкнулся с размыванием традиционных этнических ареалов, а принцип частной собственности конкурирует с принципом «этнической собственности» на землю, в котором преимущество имеет «свой народ». К тому же и реисламизация фактически разделила дагестанское общество на сторонников суфийского ислама, умеренных салафитов (тех, кто не признает юрисдикцию официального Духовного управления мусульман Дагестана) и радикальных джихадистов.
Поскольку в Дагестане эти процессы развивались бесконтрольно, а государство не гарантировало гражданам защиты, на первый план и со своими порядками, вышли группы влияния, которые к тому же наладили диалог с федеральными структурами. И как раз они оказывали существенную помощь государству, к примеру, во время вторжения Басаева и Хаттаба в 1999 году в Дагестан. Тогда почему-то про дагестанскую клановость никто и не вспоминал.
При этом Дагестан сегодня твердо занимает первое место по количеству террористических и криминальных инцидентов. По данным интернет-проекта «Кавказский узел» в 2016 году количество инцидентов в Дагестане выросло по сравнению с 2015 годом на 12%, а количество пострадавших в них – на 28%.
Историк отмечает, что дагестанские конфликты - самые сложные и запутанные на Северном Кавказе. Хотя острота межэтнических противоречий и снизилась по сравнению с девяностыми, но до сих пор дает о себе знать. Они возникают сегодня вокруг новых проблем – прежде всего земельных. Например, напоминает эксперт, на Общероссийском съезде ногайского народа в июне 2017 года жарко обсуждалось право распоряжаться муниципальными землями в зоне ведения отгонного животноводства.
К межэтническим проблемам добавился внутриисламский конфликт, а власть, вместо того чтобы играть роль арбитра, часто прибегает к административно-силовому давлению. Так прекратились при Абдулатипове попытки наладить диалог между Духовным управлением республики и умеренными салафитами.
Уже сам диалог с неофициальным исламом «воспринимается властью как уступка радикалам и даже террористам, но в республике, где мусульманское население составляет более 90%, а роль религии в повседневной жизни растет, невозможно ограничиться одними спецоперациями...» - уверен эксперт.
Кроме того, нельзя забывать и о противоречиях между местными элитами и «московскими дагестанцами», которые сделали карьеру в российской столице и хотели бы влиять на процессы на своей исторической родине. И тут не годится опыт Чечни просто в силу этнической мозаичности Дагестана.
Никуда, по убеждению эксперта, не денутся и «пресловутые кланы, ибо они давно стали частью общероссийского управленческого процесса. Другой вопрос – минимизация неформального влияния при принятии важных государственных решений...»
В любом случае наивно надеяться на «исправление» Дагестана без принципиальных изменений в общероссийской системе власти в целом, - делает заключение автор.
Оригинал здесь