Три фактора риска: почему расцвета медицины после пандемии ожидать глупо

Обстоятельный анализ ситуации в мировой медицине, которая ждет нас после того, как коронавирус отступит сделал в своем блоге политолог Глеб Кузнецов:

«Напомнили про обещание написать про ложные надежды на посткоронный расцвет медицины.

Для начала, термин надо уточнить. Что считать медициной? Если медициной считать госзакупки в области предметов, имеющих отношение к здравоохранению, их последующий принудительный маркетинг, стройку временных госпиталей и инсайдерскую торговлю акциями компаний, обещающих вакцину\лекарство\спасение и ориентированных опять же на «обязательные покупки» препаратов из госбюджетов, то сейчас такого рода «медицина» переживает действительно большой мировой расцвет. Будет он, впрочем, недолгим.

Если же под медициной понимать нечто другое, то можно предположить навскидку три группы проблем, которые помешают Врачу и Ученому занять то место в мире, которое им обещают, а пациентам получить долгую и счастливую жизнь из их рук.

1. Фактор фармкомпаний. Беспомощность науки и «большой фармы» перед лицом эпидемии. Общество не понимало, что реально за чудесами фармкомпаний стоят десятилетия не столько труда и науки в традиционном понимании, сколько копошения регулятора, патентных поверенных, инвесторов, дизайнеров и субподрядчиков исследований и прочих участников процесса удорожания лечения, которые откармливали препарат, как поросенка.

Долго и дорого – об этом основополагающем принципе развития фармотрасли я писал уже. И сейчас эти люди не могут остаться не у дел. Потому что именно они, а не авторы молекул – и есть фармотрасль, какой мы ее знаем. В результате, что происходит – это действительно рост акций компаний, активно играющих в хорошие новости о своих продуктах. «Модерна» (биотехнологическая компания, прим.ред) выросла в три что ли раза на ожидании, что Трамп в преддверие выборов купит вакцину какой бы она ни была. «Гилеад» (крупная фармацевтическая компания, прим.ред)торгуется с правительством США за цену на ремдесевир (препарат многократно профинансированный грантами ВОЗ, так как полтора десятка лет разрабатывался от Эболы) и хочет продать его еще раз, но уже в соответствии с «общественной опасностью» Ковид.

При этом вакцины никакой нет, а ремдесевир эффективен судя по всему, так же как тамифлю от свиного гриппа (старожилы помнят, как говорится). Итак, бигфарма ничего не может сказать обществу утешительного. А государствам она говорит – если у нас что-то появится, то заплатить вам придется так, что вы с ума сойдете. И морда у нас не треснет.

Главное следствие того, что происходит – снижение доверия к науке, разочарование в фармотрасли причем как общественное, так и государственное. Я обратил внимание, что и в «закрывательных» речах в марте, и в «открывательных» речах в мае руководители всех государств опирались на массу важных и значимых вещей – вроде «национального духа», «героической истории» и ценностей сплочения, но никто не произнес ни слова о науке и спасении, от науки происходящего. Потому что из офисов мировых фармкомпаний никто ничего не ждет, кроме разорения.

2. Фактор инфраструктуры. На деньги государств претендует не только высоколобые члены советов директоров мировых компаний. Есть значительно более простые модели заработка на кризисе. Это стройка и госзакупки. Эту тему даже иллюстрировать примерами не имеет смысла – настолько она нагрета в новостях. Отмечу только пунктиром, что свои застройщики госпиталей, покупатели термометров, производители отечественных аппаратов ИВЛ и прочие единые поставщики масок в розницу есть в каждой стране мира. И в скандалы они попадают регулярно, продавая все без всяких конкурсов. От Лиссабона до Владивостока. И от Сан-Паулу до Бостона.

Обсуждение итогов эпидемии в ощутимо обедневших обществах неизбежно приведет к скандалам. Которые очень сильно ударят по доверию и к государствам как таковым, и к системам здравоохранения в частности. И это если отвлечься от того, что массовая стройка и закупка забирает огромные ресурсы, создавая резервы, не обеспеченные ни кадрово, ни бюджетно.

Та самая «койка» на количество которых сейчас молятся повсеместно от Милана до Мадрида и от Нью-Йорка до Москвы – это ведь не кровать с розеткой, тумбочкой, ширмочкой и воткнутой в розетку электрической приблудой. Это система, включающая в себя сложную электрическую инфраструктуру, сложную систему вентиляции, сложную инфраструктуру безопасности, лабораторные мощности, кадры, которые растят долгие годы и задорого. Койки, которые всего этого не включают, являются фейк-больницей, когда на бумаге и в закупках она есть, а по сути – считай, что нет. Она ведь не только ресурсы жрет, она еще и сгореть может вместе с пациентом.

А превращение "фейк-больниц" из резервов в реальные госпитальные мощности съест ресурсы такого масштаба, что ни на науку, ни на врачей средств просто не останется.

3. Фактор человека. Есть еще одна мировая тема, объединяющая все государства – это снижение заработка врачей «в целом». Причины этому разные в зависимости от системы здравоохранения. Но тенденция везде одна. И в Омаха-сити, и в Смоленске. Если говорить языком экономики, то «зона прибыли» в здравоохранении смещена в сторону «санитарных врачей» и организаторов здравоохранения от врачей обычных. То есть инфраструктурное обеспечение эпидемии считается «заказчиком» - государствами – более важным, чем собственно борьба с болезнью. Очень надеюсь, что это временное явление и хоть где-то в мире удастся поставить врача во главу угла системы здравоохранения. Но травмы, которые эпидемия наносит именно медицинскому сообществу тяжелы, и их не залечить аплодисментами, телепередачами и даже дополнительными деньгами.

Из медицины фактическим исключают людей из «групп риска» - прежде всего опытных врачей старше 65 лет. Повсеместно их отправляют на разные формы отпуска без сохранения содержания или уменьшают это самое содержание. При этом действующие врачи (причем самого продуктивного возраста) умирают, но еще больше - разочаровывается. Отток из профессии по результатам эпидемии будет впечатляющим.

А тяжелых, запущенных больных окажется значительно больше. Можно уверенно сказать, что в результате эпидемии качество оказания обычной медицинской помощи станет существенно хуже на многие годы вперед.

Ну и опять же вопросы доверия. Врачи действительно не знали и не знают, как лечить болезнь. Учатся на ходу. В местах, где происходят острые кризисы – не хватает персонала. Сегодня страх заставляет смотреть на врача как на спасителя. Когда страх отступит – тон в повестке будут задавать не те, кого спасли, а родственники тех, кто умер. И те, кто обеднел. «Социальные жертвы» любой эпидемии всегда склонны обвинять врачей в том, что с ними случилось.

Итак. Что мы имеем в результате. Обедневшие разочарованные люди. Причем разочарованные в том, что бедность им продали под видом «гуманизма» и «спасения жизни». Медсообщество, которое понесло огромные человеческие и не только человеческие утраты. Морально обанкротившиеся фармкомпании, предлагающие тем не менее «спасение» за все бОльшие деньги. Медиа-скандалы про то, кто именно из действующих элит нажился на кризисе.

Где тут субстрат для развития медицины? Скорее можно говорить о серьезных опасениях за то количество и качество медпомощи, которое у нас было на 1.01.2020. И прежде всего в сложных, затратных областях – таких как орфанные и онкологические заболевания...»