Все не как у людей: почему человек продолжает решать свои проблемы с помощью насилия

Писатель и публицист Лев Усыскин затронул важнейшую для человеческой цивилизации и крайне актуальную сегодня, если посмотреть на события в Белоруссии и не только, тему: почему мир, пережив за свою историю столько кровавых событий, продолжает с идиотическим упорством решать свои проблемы с помощью насилия?

«Несколько раз встретил в ленте одно и то же утверждение. Дескать, мир все же становится более гуманным и разные жестокие дикости, имевшие место в прошлом, ныне, слава богу, все-таки невозможны. Мысль, в целом неверная, хотя и имеющая под собой определенные основания.

Как я это понимаю. Жестокие дикости, то бишь насилие – уходят своими корнями в природу людей очень глубоко – фактически, туда, в те эпохи, где человек только еще становился человеком, переставая быть животным – а то и еще глубже в историю вида. Говоря иначе: насилие – это исторически первый освоенный людьми способ взаимодействия, способ управления, способ решения вопросов. Он еще и самый дешевый в том смысле, что не требует никаких особых институций, навыков, знаний, тем более, вещей тонких – вроде сетей взаимного доверия и т.п. Именно поэтому насилие – всегда с нами, и общество всегда способно к нему обратиться, вернуться, причем в любом технически достижимом масштабе. В этом смысле, так называемые срывы вроде Второй мировой войны и Холокоста – вполне закономерны и не должны вызывать удивления, как события невероятные. Они были и они будут в будущем и не раз – этой бактерией мы все заражены и она неизбежно даст воспаление всегда, когда ослабнут иммунные силы общественного организма.

А что это за силы? Это накопленный в истории опыт взаимодействия на договорных началах. В сравнении с опытом насилия – он очень молод. И он – сложен, то есть, требует усилий для своего поддержания, требует определенных институтов, требует от людей определенных знаний, воспитания, еще каких-то вещей, умственных способностей, наконец. Именно разрушение этой инфраструктуры дает дорогу насилию – при том даже, что люди могут даже оставаться теми же самыми, еще недавно вкушавшими радость договорного существования.

Впрочем, это опыт взаимодействия действительно накапливается, благодаря чему стандарты гуманизма развиваются – но именно стандарты, представления о возможном, а не реальная жизнь. Коли не путаю, еще античные авторы упрекали Александра Македонского в том, что, взяв штурмом Тир, он расправился с его защитниками согласно жестоким обычаям, уже устаревшим в его время. Таким образом, если какое препятствие насилию и возрастает – то именно в форме знания о том, что можно без него обойтись. Зазор между этим знанием и реальной практикой насилия создает некоторый когнитивный тормоз – но только лишь в том случае, если это знание, точнее, его носители имеются. Достаточно выбить их или просто лишить голоса – и все, мир (часть мира) легко вернется в самые жестокие, кровавые времена...»

Стоит ли говорить, что эти выводы автора вызвали множество комментариев.

Так, Андрей Андрианов пишет:

«Да вроде все наоборот: человек - стайный примат, и доверие и взаимопомощь среди "своих" в него зашиты намертво. Вопрос в том, где проходит граница между "своими" и "чужими" - хитроумный мозг способен ее провести где угодно, в том числе и так, что "свой" - это только ты сам, а все остальные - "чужие." (И так, что "свои" - все человечество, тоже способен)

А "чужим", естественно, в случае чего достается бешеная агрессия, все по Конраду Лоренцу. Поскольку безоружный человек - слабый боец и не имеет сдерживающих агрессию механизмов, встроенных природой в сильных бойцов...»

Ему вторит Михаил Медведев:

«То, что договор сильно младше нападения, кажется мне глубоко неверным. То и другое равно "вшито" в природу гомо сапиенса: в конце концов, мы же стадные животные. Некоторое умягчение нравов мне видится не так в изменении соотношения насилия и ненасилия, как в расширении категории "наш" относительно категории "чужак"...»

Однако автор продолжает настаивать на своей позиции, объясняя существенную разницу между стайным инстинктом и общественным договором:

«Откуда эта убежденность, что в стадном поведении присутствует договорность? В стаде не договариваются и в общем почти не мыслят. Ближайшая аналогия: представьте армию старых, лучше всего, времен. Там нет никаких договоренностей. Вот так же у животных. Стадное начало - это нечто, прямо противоположное договорному. Если в договорном гарантией безопасности индивидуума является сам договор (ну и то, что заставляет стороны его исполнять), то в стадном -- именно множественнность этих индивидуумов. На это множество делится угроза. Тигр может схватить любую антилопу, ее никто не станет и не сможет защищать. Но поскольку антилоп в стаде 20 000, вероятность гибели одной весьма мала и можно считать, что она защищена без каких-либо дополнительных ухищрений...»