Posted 8 сентября 2020,, 15:22

Published 8 сентября 2020,, 15:22

Modified 7 марта, 14:48

Updated 7 марта, 14:48

Дэвид Грэбер: «Чем полезнее твоя работа, тем меньше тебе за нее будут платить...»

Дэвид Грэбер: «Чем полезнее твоя работа, тем меньше тебе за нее будут платить...»

8 сентября 2020, 15:22
В своих книгах знаменитый американский антрополог отвечает на самые насущные вопросы огромного множества людей.

Неделю назад в Венеции внезапно скончался известный американский антрополог и общественный деятель, анархист Дэвид Грэбер. Российский социолог Григорий Юдин отозвался в своем блоге на эту печальную новость:

«Внезапный уход Дэвида Грэбера – чудовищное потрясение для множества людей, на которых он повлиял. Сын рабочих-активистов из Нью-Йорка, Грэбер увлёкся антропологией и провёл полтора года на Мадагаскаре, работая над диссертацией под руководством великого антрополога Маршалла Салинза. Вскоре Грэбер стал величиной, соразмерной своему учителю, превратившись в ведущего политического интеллектуала наших дней.

Антропология научила Грэбера ключевому искусству, которое так часто беспробудно спит глубоко внутри нас – воображению. Умение смотреть на знакомые структуры привычного нам мира как на что-то случайное, необязательное, а порой идиотское и ненужное – в этом Грэбер стал виртуозом. Его наиболее известные книги ставят под вопрос элементы общества, с которыми мы полностью свыклись и которые доставляют нам множество мучений. В 2011-м Грэбер написал книгу «Долг: Первые 5000 лет истории», и она немедленно принесла ему всемирную славу. На фоне растерянности экономистов по поводу причин финансового кризиса книга предложила глубокое и убедительное объяснение долговых катастроф, регулярно сотрясающих экономику в последние десятилетия. Но главное – в ней узнали себя миллионы людей по всему миру, которые не решаются задать себе вопрос: «Почему я честно тружусь, но постоянно чувствую тяжёлую вину из-за того, что вынужден всё время брать кредиты и жить в долг?»

Затем последовали «Утопия правил» (2015) и «Бредовая работа» (2018). Обе книги стали бестселлерами по той же причине – написанные предельно доступным языком, они прямо обращались к невысказанному беспокойству огромного множества людей. Почему любое, даже самое естественное дело (вроде смерти родственника) сопровождается гигантским набором выдуманных бюрократических правил, и как бы ты ни старался им следовать, у тебя всегда ощущение, что ты кретин и всё делаешь неправильно? Почему деньги платят за работу, которая не имеет никакого смысла, а нужной и интересной работы приходится стыдиться? Неужели и вправду надо смириться с тем, что всё время придётся испытывать вину, стыд и неполноценность? Может быть, так устроен мир?

Книги Грэбера оказывают терапевтическое воздействие – они по-дружески, но основательно доносят до читателя простую мысль: Нет, это не нормально. Нет, мир бывает устроен иначе. Нет, те, кто убеждает вас в обратном, врут.

Грэбер приобрёл репутацию всеобщего любимца и enfant terrible: в 2005 году от него позорно избавился Йельский университет, но при этом Грэберу салютовало антропологическое сообщество. Он так и не нашёл работы в США и был вынужден покинуть родину и перебраться в Лондон, где стал профессором Лондонской Школы Экономики. Грэбер спокойно разменял чопорный академизм на антропологию прямого действия – и выиграл на обоих фронтах. Он одновременно стал важной фигурой для академической социальной теории (в особенности – экономической антропологии) и снискал благодарность огромного числа читателей вне академии. В его основных книгах два уровня: их с наслаждением читают как ценители ясных и конкретных ответов, подкреплённых историями из жизни, так и любители библиографических сносок и теоретических споров. Для одних он – главный идеолог движения Occupy, для других – достойный продолжатель классической антропологии, дела Малиновского, Эванс-Притчарда, Поланьи и Салинза.

Грэбер был живым потоком мощи, интеллектуальной и физической. Его фигура, всегда в расслабленной позе, не помещалась ни в какие рамки и заполняла собой пространство, он не обращал внимания на условности, и они исчезали перед его широкой душой и острым умом. В его смерть в Венеции бесконечно трудно поверить – ему было 59, главные его работы были впереди и у них были все шансы серьёзно повлиять на мышление людей о мире, а значит и изменить мир. В этом году он должен был приехать в Россию: его основные книги доступны по-русски, а презентацию русского перевода «Бредовой работы» пришлось провести онлайн из-за пандемии. Теперь нам осталась запись этой презентации и уверенность в том, что Дэвид скоро приедет – сменившаяся знанием, что он уже не приедет никогда.

В видео, снятом супругой за несколько дней до его смерти, Грэбер слегка жалуется на самочувствие и рассказывает о проекте новой книги – о пиратах. Его анархистскому сердцу были близки бунтари, одним шагом выходящие из-под власти и государства, и больших кошельков. Объясняя смысл «Весёлого Роджера», Грэбер говорит, что череп и кости с песочными часами не были угрозой – они означали не «вы умрёте», а «мы живые мертвецы – мы умрём, но нам всё равно, это будет весело».

Прощай, пират. На этом корабле нет капитанов, но ты знал, куда держать курс...»

***

Вот главные тезисы Дэвида Грэбера из его книги «Bullshit Jobs», название которой русские переводчики скромно перевели как «Бредовая работа», хотя честнее был бы перевод «Дерьмовая работа»::

— элиты, чтобы сохранить свою власть и существующий порядок вещей, на котором их власть зиждется, готовы платить людям зарплату за бредовую работу, которая в реальности не приносит никакой пользы. По мнению самих работников каждый третий считает, что выполняет бредовую работу;

— существует обратно пропорциональное отношение между тем, насколько твоя работа приносит пользу остальным, и тем, сколько тебе платят. Иначе говоря, чем полезнее твоя работа, тем меньше тебе за нее будут платить;

— появление и существование бредовых рабочих мест поддерживается обществом. С точки зрения господствующей морали работа должна быть страданием. Тогда она достойна оплаты; “если кому-то нравится их работа, то они должны получать за нее меньше денег”;

— мы убиваем планету во многом потому, что работаем слишком много. Если все перестанут работать слишком много, если все прямо сейчас мгновенно сократят количество своих рабочих часов в два раза, то это будет лучшим возможным способом продлить жизнь человечества;

— работая на бредовой работе очень сложно тратить свободное время с пользой для себя, например, на творчество. “В общем, то, как бредовая работа занимает твое время тем, что тебе нужно притворяться, что ты работаешь - само по себе делает креативность сложнее.

И еще несколько фрагментов из интервью антрополога:

“Иногда я спрашиваю кого-то, чем они занимаются, и они отвечают: «Ой, да ничем особенным». Может показаться, что они просто стесняются, так что я обычно заказываю парочку напитков, чтобы узнать всю подноготную, и в конце концов они признаются: оказывается, их предыдущий ответ был абсолютно буквальным. Они всерьез ничем не заняты целыми днями, так что они просто сидят, обновляют свой профиль на Facebook, притворяются, что работают, отправляют много электронных писем, играют в компьютерные игры - все, что со стороны выглядит как работа. В общем и целом, они просто тратят время. В некоторых случаях они тратят время между теми редкими моментами, когда действительно нужно выполнить какое-нибудь задание, а в других они тратят время просто потому, что им вообще никогда ничего не нужно делать.”

“Как-то раз мне пришло в голову нечто очевидное (удивительно, что мне понадобилось так много времени, чтобы это увидеть и осознать), и я подумал: «Вау, у нас в университете столько администраторов, что, казалось бы, преподавателям не нужно будет делать никакой административной работы. Но все же оказывается, что чем больше у нас администраторов, тем больше (а не меньше) нам нужно выполнять административной работы. Какой в этом смысл?». Они просто нанимают этих людей, которым нечего делать, чтобы всякие менеджеры чувствовали себя важными. Так что у какого-нибудь исполнительного вице-проректора стратегического планирования или чего-то такого всегда должно быть около шести служащих ему шестёрок, потому что если у тебя нет шестёрок, то ты не важный человек. Затем они решают, что эти шестёрки будут делать - так как они сидят без дела, нужно выдумать им какую-нибудь работу. Тут на моем столе внезапно появляется «опрос о распределении времени», тут мне срочно нужно объяснять разницу между «учебными целями» магистерской и бакалаврской секции одного и того же курса. Кому это вообще надо? Все равно это никто не будет читать, и это просто положат в какой-нибудь архив. Так что это все просто выдумывание занятости для людей с бредовыми работами.

Можно возразить, что это не то, чтобы гибельно, когда дело касается образования, зато в медицине это уж точно смертоносно. Я абсолютно уверен, что люди часто умирают, потому что медсестры и врачи слишком заняты заполнением всяких бланков. У меня есть один хороший знакомый, чей ребенок страдает от хронического заболевания лёгких, потому что их акушерка в момент рождения ребёнка должна была заполнить штук 18 разных бланков. Ребенок уже начинал синеть, но она была обязана закончить заполнять эти анкеты. Короче говоря, люди получают травмы и умирают из-за безумного спроса на бумажную волокиту, которая создана просто для того, чтобы ребята, сидящие в офисах, имели повод существовать.”

“В итоге мы пересеклись, и я узнал, что он стал рок-звездой, а потом перестал ей быть (хотя я слышал некоторые его песни, одна из них называется “Detachable Penis”, ее иногда играли на определенных радиостанциях). Я подумал: «А, оказывается, это был он? Я его знаю!». В общем, у него было несколько популярных песен, а затем несколько провалились, и у него родился ребенок, и ему пришлось найти «настоящую работу», так что он пошел в университет и стал корпоративным юристом-шестёркой. Он сказал: «Я спорю с людьми по поводу запятых; это абсолютно бесполезная профессия, но богачи готовы тратить на нас несусветные деньги». Вопрос, который я ему задал, не был практическим, а был о том, что о нашем обществе говорит сам факт, что для корпоративных юристов выделяется бесконечное количество денег, а музыкантам - ни гроша. При всем при этом, он явно мог поспособствовать улучшению жизни людей и был достаточно успешен в роли поэта-музыканта. Он точно был в числе, допустим, двух процентов самых успешных музыкантов мира, но все равно не мог жить на эти деньги. Что говорит о приоритетах нашего общества тот факт, что люди вроде него вынуждены становиться корпоративными юристами?”

"