Проблема-2024: если не Путин, то кто?

Социолог, заместитель директора Левада-центра Денис Волков и руководитель программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Московского Центра Карнеги Андрей Колесников опубликовали на сайте Московского Центра Карнеги весьма обширное и интересное исследование «Дети» Путина: кто будет править Россией после 2024 года?», посвященное политической ситуации в России в ожидании часа «Х» - окончания последнего легального срока пребывания Путина на посту президента страны. «Новые Известия» знакомит своих читателей с наиболее любопытными его фрагментами:

«Почему вы считаете, что 2024 год какой-то особый и всё изменится? Не вижу причин каким-то образом его выделять», — сказал нам один из наших респондентов, вовлеченных в серьезные политико-управленческие процессы. Он имел в виду, что система, которая сложилась за двадцать лет правления одного и того же человека, вряд ли изменится — с ним или без него. К тому же мнению склонялись многие из наших собеседников, у которых мы выясняли, как переживут элиты — управленческие, политические, предпринимательские — период транзита в год окончания срока президента Владимира Путина.

Осенью 2018 и весной — летом 2019 года мы провели две серии экспертных интервью с людьми, которые в той или иной мере обеспечивают обучение технократических элит (курсы, лекции, программы подготовки, консультирование лиц, принимающих решения), изучают эти элиты, а также наблюдают эти процессы с точки зрения бизнеса. Все наши респонденты так или иначе вовлечены в переход страны из политического цикла 2018–2024 в период после президентских выборов: кто-то — непосредственно участвуя в нем, иные — как сторонние и включенные наблюдатели.

Никто из наших собеседников не питал иллюзий относительно готовности высших должностных лиц государства (назовем их суперэлитой) к демократизации политической системы, либерализации экономики и в целом к модернизации государства и общества. Но никто и не рисовал апокалиптических сценариев революции или развала страны из-за неэффективности построенной за 20 лет системы государственного капитализма и политической автократии.

Элиты, не способные повлиять на ход событий, готовы и дальше адаптироваться к изменениям в системе, ее стагнации и даже, как выразился один из респондентов, к ее «угасанию». Собственно, одна из задач управленческой элиты состоит в том, чтобы, не меняя политическую рамку и политические основания системы, продлить это «угасание» и (или) все-таки обеспечить приемлемый уровень развития, прежде всего социально-экономического.

Что касается самой техники передачи власти, то для Путина, конечно, важно найти к 2024 году такую же фигуру, какой он был сам для Бориса Ельцина, — в случае если президент решит уйти со своего поста, не утратив при этом привилегированного положения национального лидера, отца-основателя системы. Но для обеспечения устойчивости самой системы еще важнее сохранить «путинизм» то есть продолжение авторитарной, изоляционистской и дирижистской политики в отсутствие Путина. Причем на более долгий срок, чем держался, например, сталинизм (тоталитарные и репрессивные практики в том виде, в каком они существовали до XX съезда КПСС в 1956 году) после смерти Сталина. Впрочем, в российской истории, да и не только российской, особенно если речь идет об авторитарных и тоталитарных режимах, уход самого лидера с формальных постов или его кончина неизбежным образом размывали фундамент политической системы. Поэтому задача президента — «уйти, не уходя», так чтобы заложить основы дальнейшего выживания «путинизма-после-Путина».

Принципиально важный момент в характеристике системы — высокая степень участия государства в экономических, политических, бизнес-процессах. Задача гражданских элит (то есть и либеральных, и чисто технократических, без идеологической окраски) — сохранять систему в устойчивом состоянии.

Задача силовых элит — определять:

1. идеологическую рамку — культивировать национализм, имперскую идеологию и политику (аннексия Крыма), противостояние Западу, традиционализм, психологию осажденной крепости, самоизоляцию, в том числе экономическую (в пользу импортозамещения и интенсивного вмешательства государства в экономику);
2. внутри- и внешнеполитическую линию — перенаправлять основные финансовые потоки в свою сторону, торгуя угрозами, которые только они якобы способны предотвратить.

Это та модель, которая должна, в представлении силовых и идеологических элит (прежде всего из администрации Кремля), пережить 2024 год.

При формировании правительства РФ весной 2018 года Дмитрий Патрушев (сын Николая Патрушева, входящего в ближний круг Владимира Путина) получил пост министра сельского хозяйства. До этого казуса сыновья ключевых представителей ближнего круга Путина получали высокие посты в госбанках и госкорпорациях (сыновья Николая Патрушева, Сергея Иванова, Сергея Кириенко, Дмитрия Рогозина, Александра Бортникова, «династии» Ковальчуков и Ротенбергов). Это своего рода саморазоблачение высшего политического класса, «обнажение» механизма коллективного преемничества: в 2024 году поколение сыновей соратников Путина получит в наследство часть страны в виде активов, существующих в системе, где «власть равна собственности». Наряду с нормальными механизмами передачи частной собственности по наследству формируется схема передачи по наследству государства как актива, причем в рамках всего нескольких десятков семей.

Конечно, речь идет не о всей стране, но о весьма важных и дорогих фрагментах собственности. Главная проблема для такого транзита «суперэлит» состоит в том, что «сращенную с государством собственность по наследству передать невозможно» (цитата из экспертного интервью): если отцы выпадают из системы власти, то сыновья перестают быть успешными бизнес-лидерами. Иными словами, всё зависит от сохранения контроля над политической властью. Политическая «семья» предыдущего президента Бориса Ельцина сохранила по крайней мере возможности для относительно спокойного и безбедного существования, но масштабы «наследства» «семьи» Путина, если мерить их должностями, недвижимостью, активами, несравнимо более значительны.

Соответственно, высшая элита заинтересована в преемственности политической власти потому, что это обеспечивает преемственность экономической власти. Только в этом случае удастся сохранить модель «власть = собственность» и после 2024 года.

(...)

Путин может стать преемником самого себя в том случае, если он не найдет достойного наследника или наследников. Пока не в его интересах раскрывать механизм транзита-2024, ведь в этом случае он рискует оказаться «хромой уткой» и элиты переориентируются на другую политическую фигуру (или фигуры). Если президент уйдет, преемником Путина могут стать система, созданная им, и его политические «дети». В первые годы после смерти Сталина, несмотря на то что советская система стала менее жестокой и более рациональной, образ вождя оставался символом советской власти, от которого новые руководители страны поначалу опасались отказываться. Вопрос, сколько может просуществовать «путинизм-без-Путина», остается открытым. Но исторический опыт показывает, что такие периоды вряд ли могут длиться годами.

Очень многое, в том числе и выбор механизма преемничества, будет зависеть от массовых настроений, которые сложатся к 2022–2024 годам. От отношения к Путину и к власти в целом. От работоспособности модели, в центре которой находится Путин не как человек, несущий главную ответственность за плохое управление, а как институт и символ, «царь и бог», единственный хранитель российской идентичности и самой страны.

(...)

На выборах 2018 года ролевые функции президента и национального лидера (символа страны) совпали. Главный вопрос выборов 2024 года — будет ли достаточно для устойчивости системы, чтобы за Путиным сохранилась одна лишь роль национального лидера и символа России, или все-таки для обеспечения преемственности режима он должен будет сохранить за собой пост президента? Это разные вещи; стоит напомнить, что ближе к концу президентства Медведева его рейтинги сравнялись с путинскими и для сохранения прежнего веса Путину уже не хватало позиции премьер-министра. Оказалось, что президент России как институт (кто бы ни заполнял эту вакансию) может быть важнее и главнее Путина как политика и национального лидера. Возможно, поэтому и произошла рокировка 2011 года, вернувшая Путину пост президента. Система при этом тоже сохранилась и даже ужесточилась.

(...)

При этом в общественном мнении проблемы 2024 года не существует. Более половины российского населения сегодня по-прежнему хотели бы, чтобы после истечения нынешнего президентского срока Владимира Путина он и дальше оставался на посту президента страны. Это в полтора раза больше, чем в 2012 году (хотя даже при тогдашнем уровне поддержки и на фоне массовых общероссийских протестов Владимир Путин всё равно выиграл бы выборы в первом туре). И, несмотря на снижение рейтингов после проведения пенсионной реформы, готовность голосовать за Владимира Путина сегодня больше, чем восемь лет назад (40 % россиян в июле 2019 года против 31 % в ноябре 2011 года)

О том же говорят результаты фокус-групп, проведенных Левада-Центром в конце апреля 2019 года. Респонденты обсуждали в основном два главных сценария: либо президент никуда не уходит и переизбирается, либо уходит и назначает себе преемника. Приверженцев первого сценария много как среди сторонников, так и среди противников Путина. Многие респонденты либо не догадываются о существовании каких-либо конституционных ограничений для выдвижения Путина на новый срок, либо, что более вероятно, не принимают их всерьез. Участие действующего президента в очередных выборах многими воспринимается как нечто само собой разумеющееся.

В случае ухода Владимира Путина с президентского поста наиболее вероятным сценарием, по словам респондентов, оказывается назначение преемника. При обсуждении возможных кандидатур на фокус-группах чаще всего звучит имя Дмитрия Медведева. Он хотя и не самый популярный после Путина политик, но уже был в президентском кресле, а сейчас занимает пост премьер-министра, поэтому в глазах людей оказывается наиболее вероятным кандидатом на президентскую должность. Вслед за Медведевым называют политиков в соответствии с рейтингом доверия. Чаще других звучит имя министра обороны Сергея Шойгу, реже — главы МИДа Сергея Лаврова, мэра Москвы Сергея Собянина и коммуниста Павла Грудинина. Всё это кажется несколько странным, но таково массовое общественное мнение, которое обладает очень серьезной инерцией.

Многие считают, что преемником станет человек, которого, по словам респондентов, мы не знаем или не замечаем, так как он сегодня не находится на первых позициях. Респонденты ссылаются на недавнюю историю: ни Путина, ни Медведева до их назначения в преемники тоже никто всерьез не рассматривал. А значит, и на этот раз может быть так же: за год до выборов появится человек, абсолютно новый, «не приевшийся». Это обязательно будет «приличный», «достойный» человек, которого нам «подберут». По мнению респондентов, им может стать выходец из спецслужб или военный и, конечно, человек с опытом государственного управления — губернатор, региональный руководитель или некий «государственный советник». Поддержка Путина непременно сыграет преемнику в плюс — так думают даже те, кто не поддерживает нынешнего президента, но признает его популярность у большей части населения.

Оба основных сценария — «Путин остается» и «Путин уходит, но оставляет преемника» — сегодня воспринимаются большинством населения спокойно, люди готовы принять любой из них. А значит, возможность любого варианта остается открытой.

(...)

Существенная часть элиты напряженно ожидает 2024 год лишь в том смысле, что необходимо подготовиться к любому решению о транзите власти, которое будет принято очень узким кругом лиц. Каким будет это решение — не слишком существенный вопрос. Главный вопрос — стратегия и тактика выживания.