Футуролог Переслегин: «Россия сделала важный шаг к тому, чтобы выйти из истории»

«Кризис 1929 года начался в США и транслировался на всю Европу, кроме СССР, который в этот момент находился в других социальных условиях, да и вообще попал в другой мир экономики, по Кондратьеву.

А во всех остальных странах - это касается Испании, Португалии, Румынии, Венгрии, Германии, Италии и других шли примерно одни и те же процессы.

Падение ВВП в ходе кризиса 1929 года составляло 28 – 30 %, и это то, что мы имеем уже сейчас в связи с коронавирусом. Совершенно очевидно, что это далеко не конец, хотя, конечно, пик скорости падения мы уже прошли.

В СССР в тот момент была социалистическая система и работал Коминтерн, теоретики марксизма тему кризиса довольно много обсуждали.

И последний Конгресс Коминтерна, произошедший в 1936 году, был весь посвящён теме фашизма: его формальным определениям и особенностям. Поскольку всем было совершенно понятно, что румынский фашизм, итальянский фашизм и немецкий национал-социализм это точно совершенно разные вещи.

Так вот, в 1936 году этот вопрос изучался очень подробно очень умными людьми. В ходе чего определилось примерно следующее:

- Фашизм возникает совершенно естественно и является аттрактором для кучи социальных решений в условиях жёсткого кризиса среднего класса.

- Возникновение кризиса среднего класса обусловлено тем, что средний класс требует твёрдой руки, жёсткой власти и определённых гарантий, не связанных с механизмами избирательной системы.

С этой точки зрения, одно из наиболее интересных определений фашизма – оно касается, в частности, итальянского фашизма – это ликвидация всех новых представителей демократии при сохранении определённых форм контроля верхов со стороны низов.

Это очень важный момент. И без этого, на самом деле, фашизма не бывает. Фашизм – это не только диктатура.

Диктатура является одним из важнейших элементов, но наличие определённых обратных связей является в фашистских системах жёсткой необходимостью.

В Италии это делалось через механизм, собственно, фашистской партии, а также через механизм корпораций. Италия Муссолини называлась корпоративным государством.

Это та модель, которая, вполне вероятно, сейчас будет строиться в Российской Федерации.

Корпорация здесь - не форма управления бизнесом, а нечто, скорее, более похожее на классический средневековый цех.

Речь о системе связей, объединяющей работников определённой области, независимо от их положения. Это может быть владелец компании, собственник, и работник на станке – они одинаково входят в корпорацию.

И, собственно говоря, при Муссолини в Италии вместо парламента работала Палата Корпораций.

Хорошо ли, плохо ли, но это обеспечивало некоторые моменты взаимного контроля.

Опыт – это опыт Италии, а также, в общем и целом, опыт Германии, хотя германский национал-социализм это даже не фашизм, я бы так сказал - продемонстрировал то, чего ждал средний класс в Германии, Румынии, Италии, Бельгии, Франции и так далее, а именно – решение определённых экономических проблем. И выводы экономики - хотя и достаточно медленные и не очень устойчивые - но всё-таки на какой-то рост, а не на падение.

Собственно, отсюда и ответ на вопрос. В связи с колоссальным кризисом, естественным является кризис среднего класса, ответом на который общества, тоже абсолютно естественным, является фашизация.

А теперь, обратите внимание на то, что вот эту красивую коминтерновскую конструкцию вы можете совершенно спокойно перевернуть и тогда вы получите следующее.

Если вам обязательно для какой-то цели нужна фашизация, вы организуете кризис среднего класса, и тогда у вас всё получится само собой, вам даже не потребуется прилагать каких-то существенных усилий.

И я утверждаю, что с самого начала задачей был кризис среднего класса.

…Каждая страна в чём-то отличается от других, и Россия тоже отличается от всего остального мира.

И есть очень важная ситуация. Уж насколько великим военачальником был Сталин, чья власть была действительно всеобъемлющей, Иосиф Виссарионович как-то произнёс знаменитую фразу, которую многие любят цитировать, и я тоже люблю: «Я этого сделать не могу, у меня будут трения с моими избирателями».

Подобными вещами Сталин никогда не шутил. Он говорил то, что есть на самом деле.

Есть вещи, которые Россия принимает. Да, иногда со скрипами, мучительно, с некоторыми бунтами, но принимает.

А есть вещи, которые она не принимает в принципе – то есть, «вот этого не будет». И вот тут не помогает ничего – ни армия, ни нацгвардия, ни авторитет царя.

И вот смотрите, весь вопрос сейчас заключается в одном: удалось ли за 30 лет последних, по-настоящему изменить русский культурный код?

Если удалось, то довести до конца происходящие события вполне можно.

Но это означает, что Россия окончательно сходит с исторической арены, перестаёт быть великой державой - или хотя бы значимой державой. Заметьте, первое уже случилось, в какой-то степени.

Очень важно понять, что в нынешнем кризисе базовым международным конфликтом были США и Китай, а базовым внутренним конфликтом – демократы и республиканцы в США. Ни Россия, ни Европа к этим конфликтам никакого отношения не имеют, они оказались на периферии истории.

Когда-то я говорил, что Латвия, Литва и Эстония, выйдя из состава СССР, вышли из истории. Так вот: сейчас Россия сделала важный шаг к тому, чтобы выйти из истории.

И если культурный код сменился, то выйти из истории мы сможем, и народ это, может быть, и не поддержит, но никак не отреагирует.

А если в России культурный код остался прежним, то именно это действие – выход из истории – и есть тот разрыв связей с избирателями, то, о чём говорил товарищ Сталин.

Это то, чего структуры, завязанные на язык, единое ментальное и когнитивное поле не приемлют и не выдерживают.

Я вам не могу сказать, действительно ли у нас произошло изменение культурного кода. Это очень сложно меряется. Но мы всё это выясним в ближайшее время».