Вирус раскола: почему православные фундаменталисты недовольны и РПЦ, и государством

О том, чем может обернуться для России в целом бунт в уральском монастыре и выход его из подчинения РПЦ пишет на сайте Московского Центра Карнеги известный российский журналист и религиовед Сергей Чапнин.

Известно, что бунтовщики требуют, как это обычно бывает у любых фундаменталистов «чистоты веры», а кроме того - суда над патриархом Кириллом и его приспешниками. И все это на фоне пандемии, что, конечно же, не случайно, поскольку Кирилл и РПЦ неожиданно для традиционного церковного уклада изменили правила поведения в храмах. Там и отказ от целования руки священнику и креста после литургии, и дезинфекция лжицы (ложки для причастия) в спирте после каждого причастника и, что самое главное - закрытие храмов для прихожан.

Приходы отреагировали по-разному, и во многих случаях они молчаливо, но довольно успешно сопротивлялись церковной власти, а это привело к тому, что очень многие превратились в очаги распространения ковидной инфекции, с высокой смертностью среди священников и монахов. Несмотря на это, сопротивление РПЦ росло, и анализ высказываний критиков позволяют увидеть общие идейные его основания. В период пандемии зафиксированы три основные элемента: ковид-диссидентство, конспирология и магический фундаментализм.

Вообще же этот всплеск фундаментализма существенно отличается от прежних, которых было немало: «Русский мир», протесты против фильма «Матильда», сопротивление украинской автокефалии. Если те были идеологическими, а не сугубо религиозными, то этот несет в себе церковно-практический и даже богословский характер. Потому и термин магический фундаментализм ему очень подходит, поскольку он возник из-за решительной модернизации богослужебной практики ради снижения риска заражения.

Аргументы бунтовщиков понятны: верующие напротив должны идти в храмы и все вместе молиться, а зараза через св. Дары и лжицу не передается! Иначе вердикт один - маловерие.

Фактически фундаменталисты призывают к отказу от социальной ответственности, традиционный обряд для них неизмеримо более ценен, чем жизнь священника, монаха или прихожанина. Главное это, а все остальное можно и нужно принести в жертву.

К тому же монаха смерть вообще не проблема, главное, чтобы он принял смерть по своему собственному решению, но заражение ковидом отнести к таковым вряд ли возможно, поскольку это был акт сомнения в существовании угрозы жизни и пренебрежения санитарными правилами.

Со смертью мирянина дело состоит иначе, он от мира не отрекался, и для него послушание своему духовнику – это акт доверия и ничего более. А потому требовать от него безусловного послушания как от монаха – это как раз фундаментализм, и то, что священники не слушая Синод, звали людей в храмы в период пандемии – это безответственность. Однако почему-то Патриархия не привлекает их к ответственности даже там, где были массовые заражения.

Что до роста конспирологических настроений, то это совершенно обычное явление в любом обществе в трудные времена вне зависимости от вероисповедания. Обвинить в источнике зла можно кого угодно, да вот хоть Билла Гейтса, который якобы собрался вместе с прививкой от коронавируса ввести жителями Земли некий жидкий чип – чем не осуществление пророчеств из Откровения Иоанна Богослова про число зверя?

Это особенно легко сделать потому, что общество так и не смогло прийти к согласию, правда ли опасен вирус, или же СМИ, государственные и международные организации ее преувеличивают? Сомнения в очевидных фактах представляются ковид-диссидентами как приверженность здравому смыслу и торжество критического мышления.

К тому же пробуждается в такие времена чувство того, что любая, в том числе и церковная власть всегда принимает сторону зла, и сговорилась с мировым злом, поступившись «чистотой веры», как Кирилл и официальная Церковь.

Взрыв фундаментализма весной начался с того, как умер в Суздале старый лидер схиархимандрит Петр (Кучер), а на его место решил заступить новый - схиигумен Сергий (Романов), из Екатеринбургской митрополии - харизматичный, необразованный, одновременно с милицейским и уголовным прошлым, он отлично вписался в образ раскаявшегося грешника, получившего «особые духовные дары», среди которых и власть над демоническими силами. Он сделал несколько радикальных заявлений, проклял всех, кто закрывал храмы, и призывал судить Кирилла за «нарушение церковных правил». Более того, он позволил себе и жестко критиковать российскую власти, назвав ее богоборческой, создающей в стране «фашистский концлагерь Сатаны». Призвал привлечь к ответственности Путина, Мишустина, Собянина и всех участников«внедрении цифровой идентификации, искусственного интеллекта, биометрических документов, присвоении номеров человеку, живущему в России».

В ответ екатеринбургский митрополит Кирилл (Наконечный) запретил отца Сергия в служении и вызвал его на церковный суд. Тогда тот пошел ва-банк, придя на первый суд, он зачитал свое обращение и ушел, и больше на суде не появлялся. А потому, можно предположить с уверенностью, что этот конфликт кончится уходом отца Сергия в раскол. И это очень громко, поскольку и за отцом Сергием стоят весьма внушительные силы, среди которых и хоккеист Павел Дацюк (он выступил в защиту о. Сергия), и депутат Госдумы Наталья Поклонская, которая осудить его отказалась, и многие силовики и просто верующие миряне.

Возникают два больших вопроса. Первый - к Церкви: в какой мере существование подобных взглядов в больших Церквах, всегда отличавшихся разнообразием групп и мнений, следует считать неизбежным? Как оценить характер фундаменталистских настроений и их влияние на современное православие?

Второй - к государству: готово ли оно продолжать покровительствовать Русской православной церкви, когда внутри нее есть очаг не просто критики, но и попыток организованного сопротивления государственной власти?

На первый вопрос внятного ответа у Церкви нет, поскольку РПЦ уклонялась от серьезного разговора о православном фундаментализме, предпочитая говорить об исламском фундаментализме или «фундаментализме вообще». Тем более, что в период пандемии патриарх Кирилл утратил влияние на значительную часть Церкви, и его авторитет сильно пошатнулся.

Да и на второй вопрос у государства нет ответа, что делать с церковью. Она вместо того чтобы быть исключительно союзником в борьбе государства за традиции против внешних модернистских угроз, порождает из себя силы, которые меряют российское государство той же меркой, что и западные, и считают его безбожным разрушителем древних укладов. Власть настолько привыкла к полной лояльности церковных иерархов, что автоматически перенесла их позицию на всю Церковь. И это оказалось большой ошибкой. С лояльной Церковью у государства один разговор, а с нелояльной совсем другой. И возможно, что уже скоро государство может резко сократить финансирование Церкви, сославшись на экономический кризис.