Вопреки телевизору. Россияне заметили хабаровские протесты

Не так давно социолог Алексей Захаров опубликовал очень познавательный сравнительный обзор общенациональной узнаваемости Хабаровского протеста по результатам опросов Левада-центра:

«Цифры очень обнадеживающие. Большая часть россиян в курсе, и сочувствуют протестующим:

Знаете ли вы о протестных акциях, проходящих в Хабаровском крае в связи с арестом губернатора Сергея Фургала?

Внимательно следите за тем, как развиваются события - 26%

Что-то слышали об этом - 57%

Впервые слышите об этом - 16%

Как вы относитесь к людям, вышедшим на эти акции протеста?

Скорее положительно - 45%

Нейтрально, безразлично - Хабаровск 23%

Скорее отрицательно, негативно - 17%

Затрудняюсь ответить - 11%

Для сравнения, московские протесты прошлого лета были менее заметны (внимательно следили 16%, что-то слышали 47%), и к ним заметно хуже относились (положительно 23%, нейтрально 45%, отрицательно 25% [2]). Заметность прошлогодних событий в Екатеринбурге, Ингушетии и Шиесе была еще ниже (41%, 74% и 65% опрошенных о них ничего не слышали). Делегитимизировать хабаровский протест - более сложная задача для Путина, и пока не понятно, как он будет справляться...»

Другой социолог, Сергей Ерофеев объясняет, что на самом деле происходит в Хабаровске в последние дни в условиях почти полной информационной блокады со стороны государственных СМИ:

«Освещение будней протеста независимыми источниками: во вторник 4 августа 2020 из Хабаровска было 7 стримов длиной в два часа и дольше, из них 4 с просмотрами в количестве от 100 до 200 тысяч за первые часы. Это означает, не считая главные выступления по субботам, значительный рост по сравнению с предыдущими днями и неделями (тем более что Алексей Романов арестован, а Дмитрий Низовцев вернулся в Москву). При этом, как и прежде, независимые медиа и стримы, при ограниченности их комментариев, не дают объемной картины происходящего, так чтобы аудитории было понятнее, идет ли протест на спад и какова в целом динамика борьбы, которую мы наблюдаем.

Конечно, хабаровский протест можно обсуждать “политологически”, когда предпочтение отдается сравнительному анализу алгоритмов подавления подобных протестов властями, хотя в принципе в этом нет ничего нового. Другие комментаторы заняты рассказами о поведении преимущественно представителей стороны власти, но отнюдь не публики. Продуктивнее, когда такое обсуждение ведется с учетом успешного опыта публики Екатеринбурга и Шиеса, а также уникальности хабаровской ситуации, поскольку это единственный регион России, который в последние время попробовал пожить для себя, без чрезмерного вмешательства Кремля, а его жители в критический момент сразу выступили с политическими требованиями. И все же в откликах на хабаровские события много гаданий на политологической гуще (даже один из 3,5 настоящих политологов в России Григорий Голосов безосновательно утверждал, что у протеста были изначальные организаторы), тогда как перед нами случай в первую очередь культурный и социологический.

Важнейшим подспорьем для получения объемной культурной картины политической борьбы – а это, с точки зрения науки, именно нормальная политическая борьба – и выявления ее динамики могли бы стать (1) опросы хабаровчан (кажется, местный штаб Навального этим уже занимается), а также (2) простое социологическое наблюдение над происходящим и его описание с возможностью категоризации элементов публичного действия. Второе – это то, чем при наличии структурных условий, таких как известная доля свободы и профессиональная конкуренция, должны заниматься журналисты. Однако этого не делает даже присутствующий в Хабаровске Дождь, и не столько потому что не имеет в своем распоряжении профессионалов – такое упражнение что семечки для целых полутора имеющихся у канала грамотных журналистов, – просто при отсутствии упомянутых структурных условий он не может позволить себе до конца честный и всесторонний анализ. Других же федеральных СМИ нет в деле, даже таких как The New Times, Новая газета, Радио Свобода и Медиазона.

В то же время почти любой, кто внимательно просматривает различные стримы из Хабаровска, способен заметить то, что может послужить критическим материалом для культурно-социологического анализа на основе доступных панорам и сценок. Я в этой связи уже размещал в Фейсбуке небольшие наброски по поводу динамики поведения хабаровской публики и, в частности, расширения ей репертуара требований и эстетического обрамления политического действия. Раз пока этим никто толком не занялся, добавлю немного о том, что привнес 25-й день.

1. Протесты остаются неорганизованными и мирными, при этом в разговорах демонстрантов впервые отчетливо проявилась удовлетворенность ситуацией краудсорсинга при отсутствии лидеров. Интересно, что привычно небольшая по будням группа протестующих сегодня была особенно громкой, даже под дождем и зонтами, причем стали слышнее и настойчивее голоса молодых мужчин. Является ли такое физическое усиление голоса признаком если не растущей организованности протеста, то по крайней мере консолидации его ядра?
2. Независимого блогерского освещения стало еще больше. В такой ситуации аудитории трудно разделять блогеров на тех, на ком лежит подозрение в сотрудничестве с Кремлем (“Рупор Москвы”) и тех, кто является новой порослью (“RusNews”, “Народное слово” и т.д.). При этом рост блогерства происходит в основном не за счет стримеров, а за счет комментаторов, многие их которых все больше подвержены политологическому гаданию.
3. Взаимодействие с властью. Обращаться не только к врио губернатора, но и к местному парламенту, похоже, уже считается бесполезным. Чувствуется убежденность, что ЛДПР и ее региональные депутаты политически похоронены. Свежее заявление Жириновского о выдвижении Дегтярева в губернаторы в 2021 вызывает уже не возмущение, а сарказм. Суды пока игнорируются. Ожидания освещения происходящего местными СМИ как четвертой властью также оставлены в прошлом, расчет в основном на блогеров, присутствие телеканала Дождь энтузиазма не вызывает. Полиция по большей части игнорируется, нет больше скандирования благодарности за ее нейтралитет, но и шейминг в ее адрес в целом сошел пока на нет. При этом, с одной стороны, впервые с помощью полиции удалось эффективно избавиться от предполагаемого провокатора; с другой стороны, протестующие резче проявили ситуативную злость на полицию – марширующая колонна окрысилась на полицейскую машину при попытке призвать “не нарушать порядок”, заставив ее “матюгальник” замолчать. Одновременно прошли слухи, что “менты эшников забирают”.
4. Лозунги. К "Россия, выходи", "просыпайтесь города, с нашей родиной беда", "нам нужна поддержка всей страны" добавился "народу России спасибо". Таким образом, риторическая обратная связь между регионами установлена. Можно предположить, что усиление риторики связанного действия возможно, если хабаровчане в ответ на выступления в других городах начнут заявлять о поддержке задержанных там защитников Хабаровска. При этом “свободу политзаключенным” звучит все активнее, возможно состоится переход к более действенному “свобода политзэкам”. В целом слабые с точки зрения мобилизации лозунги-кальки типа “пока мы едины, мы непобедимы” звучат реже. Акцент перемещается на новации – “Путин вор, украл Фургала”, а также, вслед за “долой царя”, зазвучало “нет диктатуре” как продолжение развития антисистемного дискурса.
5. Эстетика протеста. Сопровождение колонны автомобилистами по будням имеет место не первый день, но сегодня их стало больше. Теперь они выступают как часть колонны (от чего недалеко и до “автопротеста”), в том числе в качестве защиты от полиции сзади. Сигналить водители стали постоянно, утвердилась практика использования не только флагов на машинах, но и кодовых аварийных сигналов. Пока нет комментариев по поводу новой практики ношения красных ленточек. Красных флагов СССР сегодня, в будний день, не было, но имеют ли ленточки к этому отношение? Идеологическая эстетика, что естественно, пестрее по субботам, когда протестующих намного больше: кроме советского появлялся имперский флаг, также были заметны попытки присоединиться к общероссийской практике отвоевывания российского триколора у Кремля. Интересно, что практически отсутствует эстетика сталинизма, даже антипутинского. Будни же протеста оказываются важны с точки зрения консенсусной эстетики. Она выражается в трех группах заявлений, в повседневном контексте представляющихся основными: (1) право края и народа, (2) профургаловские и антипутинские лозунги, (3) призывы к стране поддержать протест.
6. Разговоры. Участившиеся попытки властей заслать в толпу людей “с идеями” с целью посеять раздор пока оказываются безуспешными. Они сопровождаются предположительно искренними инициативами различных индивидов касательно структурирования протеста. Отдельные участники начали зачитывать письменно зафиксированные предложения о содержании и порядке представления требований протестующих. Пока непонятно, идет ли где-то и как-то их обсуждение. Интересный эпизод: приехавший из Челябинска доброволец (как еще можно назвать таких людей, которые становятся все заметнее, – при том что это никем не организовано?) на камеру заговорил о необходимости "вече" как применении, в духе прямой демократии, статьи 3 Конституции РФ для решения вопросов федерализации (хотя идея федерализации пока в среде протестующих не артикулирована). Текущий текст протеста, по сравнению с неожиданным всплеском неделю назад, пока не свидетельствует о росте интереса к прямой демократии и референдуму (на данный момент не очень понятно к какому), хотя стихийные поиски упорядочивания протеста становятся контрапунктом к удовлетворенности стихийностью. Устойчива также боязнь провокаций, на данный момент остающаяся одним из оснований структурирования коллективного действия.
7. После трех недель протеста в отсутствие лидеров обозначилась практика фольклоризации, причем не только через песни о Фургале и т.п., но и через инсталляцию “народных персонажей” помимо водителя “Фургаломобиля”: “парень с тростью”, “Егоровна”, “Фредди” (вернувшегося в строй после попытки репрессирования) и др. Антропологический опыт подсказывает, что это признак потенциала длительности и углубления коллективного действия.
8. Выбитых из рядов активистов с мегафонами заменили люди без оных с сохранением той же эффективности скандирования. Трибуны как организующей точки по-прежнему нет, все так же стихийно. Аресты “активистов” не поспособствовали снижению накала протеста, поскольку они не являются лидерами и могут быть легко замещены. Легкому замещению активистов, похоже, способствуют и масштаб действия, и структурно-географическое положение Хабаровска, в чем состоит как важное отличие от событий лета 2019 в Москве, так и гомология с победительной долгоиграющей практикой Шиеса.

Это всего лишь быстрый набросок. Я, безусловно, мог что-то важное не углядеть среди множества онлайн-панорам и уличных сценок как социологического сырья. Что-то, возможно, является повтором или не имеет того фронтального значения, которое я склонен этому придавать. Также далек этот набросок и от продуманной системной категоризации публичного действия, но может быть этим уже кто-то займется? Пока же мое основное, незамысловатое, предположение сводится к эффективности принципа НЕМК, когда публика становится более злой, но, вместе с тем, гораздо более понимающей...»