Иван Курилла: «История заполонила пространство политики...»

Недавно президент Российской академии наук Александр Сергеев, выступая перед российскими историками сделал поистине сногсшибательное заявление, которое нельзя расценить иначе, как очередную попытку государства подмять всю историческую науку под себя. Примерно так же, как это было в СССР. Сергеев сказал:

«Есть вопросы, связанные с масштабами взаимодействия между разными государствами. Они важны, потому что определяют и экономику, и культурное взаимодействие, и взаимодействие языков, и т.д. У всего этого есть свое поле для изучения в рамках истории. И важная роль историков состоит в выстраивании общей для нас истории, общего взгляда на события, происходящие в мире. История - объективная наука. И эта объективность наступает тогда, когда все историки из разных стран мира соглашаются друг с другом в трактовке того или иного события...»

Нужно ли говорить, что это безграмотное заявление подменяет самую суть истории, превращая ее из науки в идеологию и политику. С эти процессом тесно связано, например, гонение на карельского историка Юрия Дмитриева, который «посмел» сказать правду о сталинских расстрелах.

Такого рода мутация происходит уже давно и на всех уровнях исторического знания, начиная со школы и университетов.

О проблемах российского исторического образования и исторической науки вцелом высказался в своем блоге известный российский ученый-историк Иван Курилла:

«Как это работает (это только одна сторона беды, которая постигла российское высшее образование в последние 15 лет).

Пункт 1. В одном нестоличном университете в 1990-е - начале 2000-х создали неплохую образовательную программу. Подобрали преподавателей так, чтобы они вели предметы, в которых разбирались, по которым занимались исследованиями и что-то публиковали. Зарплаты были низкими, но программа успешно работала.

Пункт 2. В российском образовании началась кампания по сокращению ППС (профессорско-преподавательского состава). Сначала по какой-то министерской методичке университет потребовал сократить всех преподавателей, нагрузка которых была меньше ставки. Ушли люди, читавшие отдельные курсы по предметам, в которых они были доками. Эти курсы передали оставшимся коллегам, увеличив их нагрузку (не зарплату) за счет предметов, которые им надо было самим изучать с нуля ("профессор - это тот, кто может любой курс на своей кафедре прочесть без подготовки". Ага, щаз).

Пункт 3. Сокращения стали резче. Разнообразные курсы (на которых присутствовало небольшое количество студентов - до 12 человек) ликвидировали, сведя всех студентов в потоки общих лекций. Уволили (отправили на пенсию, не продлили контракт, вынудили уйти другими способами) еще значительную часть преподавателей. Оставшиеся вынуждены были вести еще более разнообразный набор предметов, в большинстве из которых им надо было разбираться на ходу.

Пункт 4. Из-за уменьшения количества ППС стали объединять кафедры. Внутри новых кафедр нагрузку перераспределили таким образом, что преподаватели совсем перестали вести те предметы, по которым они занимались исследованиями (их передали другим людям), потому что их нагрузили совсем другим.

Пункт 5. Министерство спохватилось и выдвинуло требование, чтобы предметы вели люди, которые имеют публикации в этой отрасли знаний. Поскольку вернуть уволенных невозможно, и перераспределить нагрузку назад оставшимся специалистам - тоже головная боль, - новые люди, защищавшие диссертации по другим направлениям науки (иногда и по другим наукам) срочно ваяют нечто наукообразное для публикации в мусорном журнале, - для того, чтобы подтвердить свое право преподавания этого предмета.

Пункт 6. Студенты массово забирают документы с этой программы, говоря, что их обманули. Московский вуз сообщает, что проблема в низком качестве преподавателей в региональных университетах, и потому надо перевести преподавание в онлайновую форму, где занятия будут вести доценты из Москвы.

***

И, до кучи, про историческое образование (размышление, вызванное новостями с исторического факультета СПбГУ, но не сводящееся к этой конкретной истории).

Тут возможны два описания ситуации (каждое из которых, я думаю, по-своему верно, - но вот выводы из них неодинаковы).

Вот первое:

Кризис исторического образования в России, при всех его отличительных чертах, не уникален: в американских университетах набор на исторические программы тоже в последние годы резко упал.

В целом этот кризис можно считать частью современного «презентизма» (Ф.Артог), - исчезновение прошлого и будущего из представлений и разговоров человечества с одновременным «утяжелением» настоящего (которое становится все более длинным, - наше настоящее началось с середины 20 века и не хочет заканчиваться). Но мы сейчас не о философии.

Несколько лет назад гарвардские историки выступили с манифестом, в котором призвали коллег вернуть себе роль главных толкователей мировых проблем, - роль, которую у них когда-то отобрали экономисты. Лично я тоже считаю, что это было бы правильным, - но пока что не видно, каким образом такой поворот может произойти. А пока его нет, - историческое образование теряет привлекательность – и для абитуриентов, и для университетского начальства.

Поэтому российский вариант кризиса исторического образования можно было бы описать вот так:

В советское время исторические факультеты обладали едва ли не монополией на подготовку людей, разбиравшихся в проблемах общества. Других общественных наук почти не было, во всяком случае, относительно широка была только сеть исторических факультетов.

Историческое образование, очевидно, пострадало от единственно верного учения как и вся общественная наука, но история как наука сохранилась, и в некоторых своих областях развивалась довольно успешно. Одновременно люди, шедшие на истфак с целью сделать карьеру в "идеологической сфере", конечно, делали там эту карьеру. Это положение исторических факультетов давало им дополнительные ресурсы, частично доходившие до ученых-исследователей.

Монополия на общественно-научное образование привела к тому, что конкурс на истфаки был весьма высок, количество студентов (мест на очном, вечернем и заочном отделениях) велико, и факультеты могли позволить себе создавать множество кафедр. В самом слабом провинциальном пединституте было как минимум две кафедры - Истории СССР и Всеобщей истории. В крупных университетах кафедр было от четырех и больше (по периодам истории плюс - в самых продвинутых - еще и по отраслям исторической науки: Источниковедения, а также Археологии, Этнографии, Истории искусства и пр.). В этих условиях появлялись и развились научные школы, появлялись ученые с мировым именем (да, все это достигалось с большими трудами и издержками, сквозь проработки и догматические требования, в отрыве - но не совсем в изоляции (за что отдельное спасибо полуубитому сейчас ИНИОНу) - от современных западных теорий).

"Золотой век" кончился с распадом Советского Союза и исчезновением единственно верного учения. Быстро стали развиваться другие общественные науки (в том числе и с помощью мигрировавших на новые факультеты историков по образованию). Интерес студентов к истории стал падать. Платные студенты шли в юристы и экономисты. Но социальный капитал историков оставался высок.

Через десять лет после начала реформ именно исторические факультеты "рвануло" с разных концов. В Саратове господин Володин устроил войну с одним из старейших в стране истфаком СГУ (результатом стал раскол коллектива и исход из СГУ большой группы историков), а в Санкт-Петербурге истфак раскололся сам, когда декан, известный специалист по средневековой Руси вдруг обернулся "ксенофобом и антисемитом" (цитата из открытого письма деятелей науки). Отсюда тоже ушло множество людей (с обеих сторон раскола).

В других университетах исторические факультеты потихоньку удушались без таких скандалов: постепенно из четырех кафедр оставалось две, а потом и одна: "одно направление подготовки - одна кафедра".

И вывод из такого описания ситуации тоже неутешительный, а рецепт - ждать улучшения контекста или менять профессию.

Однако… (И вот второе описание ситуации):

Однако я считаю, что это описание страдает от важного умолчания. Это умолчание о роли истории в современной политике России. Язык истории используется для разговора о политике везде и всеми, властями, оппозицией, обычными людьми (отношение к Сталину лучше маркирует взгляды человека, чем любой идеологический или партийный лейбл). Историки, выступающие на свои профессиональные темы, все время попадают в какой-то нерв, заставляя власть нелепо подпрыгивать. От диссертации Мединского до «Бессмертного полка», от школьного конкурса «Мемориала» до исторических реконструкторов на поле боя в Донбассе, - история заполонила пространство политики.

На этом фоне гонения на исторические факультеты выглядят уже не как один из побочных результатов реформы образования или спад общественного запроса. Какой же спад, когда тут все пламенем горит? Нет, пожалуй, тут ситуация другая. Не сумев дисциплинировать историков, «система» пытается уменьшить цех численно (со всеми очевидными последствиями).

Тут вывод напрашивается несколько более про-активный, не правда ли?»