Крах иллюзий: для многих карантин стал катализатором семейного насилия

Алина Витухновская, писатель

Наверное потому, что априори тема личного лежит в той самой области, которую не следует тревожить ни при каких обстоятельствах, ибо она по своему определению является неподвластной, неподконтрольной каким-либо общественным законам. Однако, вступая во взаимодействие с другим субъектом и, таким образом, с частью общества, мы неизбежно выходим из поля личного и вступаем в поле социального, где должны существовать и поддерживаться определенные правила игры. Это прежде всего касается принципов ненасильственного общежития — основы всякого либерального консенсуса.

В период пандемии коронавируса обострились все те проблемы, которые существовали доселе, прикрытые зыбкой наволочью комфорта и рутины. Поступает все больше известий о семейном насилии. Словно бы ниоткуда всплывают вдруг сообщения о давних харассментах. Не только нынешние, но и прежние обиды, превращенные в реальный травматический опыт, становятся балластом, который необходимо сбросить, особенно в критической ситуации.

Я отдаю себе полный отчет в том, что афиширование всевозможных личных историй может иметь в своей основе не только и не столько обиду и потребность в сатисфакции, сколько желание расправиться с политическим оппонентом или коммерческим конкурентом. Но как правило, оно состоит из обеих частей. Эпоха сальных комплиментов прощается, но не уходит. К сожалению. Переоцененное либидо даже в своем европейском формате не только потеряло былую свежесть, но и превратилось в этакий чемодан без ручки, который и бросить жалко и тащить уже неудобно. Причем, неудобно во всех смыслах. Прежде всего — позорно. Позорно открыто декларировать свою животность, да еще и полагать, что это должно кому-то льстить — это не просто глупо, но скорее уже антиэстетично, неприятно, с переходом в отвращение.

Патологическое советское бытие, где секс был единственным из немногих разрешенных развлечений, которое возводилось в ранг элитарного досуга, как верхами, так и низами, давно закончилось. А хамоватые шестидесятники и их брутальные последователи помладше продолжают писать и говорить скабрезности и пошлые комплименты, ожидая положительной ответной реакции. Запомните! Ничего кроме отвращения и брезгливости подобное не вызывает.

Сама идея традиционалистской семьи, стремительно выродившаяся уже в эпоху социалистической диктатуры, в настоящем пришла к своему закономерному тупику. И тем опасней оставаться в нем, будучи не только незащищенным, но и с полным отсутствием понимания того, как из него выбираться и куда двигаться дальше. От каменной первобытной до многоквартирной бетонной пещеры — по сути мы имеем дело с одним и тем же инструментом насилия, завуалированного под бытовое и сексуальное сотрудничество. От каннибализма буквального, до каннибализма психологического. Происходит поедание женами мужей, мужьями жен, детей — родителями. Последнее очень тонко описано в тургеневском «Отцы и дети», где на первый взгляд кажется, что все персонажи благостны и никто никому не желает зла.

Семья становится не только ячейкой общества, как хотели коммунисты, но и ячейкой контроля и первичного насилия. Из всех основных инструментов принудительной социализации — школы, армии, тюрьмы, семья является страшнейшей, ибо ребенок — есть абсолютно бесправное существо.

Удивительно, но та структура, которая подразумевалась как защита от агрессивной окружающей среды с дикими зверями и суровым климатом, сама выродилась в общественно одобряемый институт беспредела.

По сообщениям СМИ, мир столкнулся со вспышкой домашнего насилия в отношении женщин после введения во многих государствах карантинных мер в связи с эпидемией коронавируса. Об этом говорится в распространенном недавно заявлении генерального секретаря ООН Антониу Гутерриша.

«Мы знаем, что изоляция на дому и карантин необходимы для преодоления коронавируса, — отметил глава организации. — Но в результате женщины могут оказаться в ловушке с партнерами, склонными к жестокому обращению». «В последние недели по мере усиления экономического и социального давления и страха мы становимся свидетелями ужасающей глобальной вспышки насилия в семье», — подчеркнул он.

На мой вопрос в фейсбуке о том, изменились ли ваши личные отношения в период пандемии, большинство ответило, что отношения не изменились, либо улучшились. Хотя даже официальная статистика говорит об обратном. Я связываю это в первую очередь с тем, что большинство до сих пор оценивает межличностные отношения как форму социальной презентации, по-прежнему считая, что брак есть элемент статуса и, таким образом, продолжая бояться общественного порицания.

Хотя были и исключения. Вот что пришло мне в личные сообщения, цитирую без купюр: «С любимым человеком — самоизоляция реально «само», что хорошо, ибо и до этого наша жизнь и деятельность не первый десяток лет была выстроена подобно совместному карантину. Искусство в подполье. Кошка тоже в порядке. К привычной интроверсии, только дополнительная паранойя добавилась с дезинфекцией продуктов из магазина и отказ от общественного транспорта. Раньше он ездил дважды в неделю к родителям, теперь раз в неделю пешком. Там все спокойно. А вот мои пенсионеры похоже резко открестились. Холод и осуждение инаковости победили. Мать продолжает в церкви работать и на такси туда кататься, притом что в ее трехкомнатной квартире имеется на два человека три телевизора и целых два домашних иконостаса. «Отец» же — военный пенсионер, в самом начале эпидемии в очередной раз назвал меня «врагом народа» на полном серьезе. Они существенно сократили материальную поддержку (никакой еды, вместо пресловутых трех тыщ в месяц, сунули две), а моральной и не было никогда. Милые эти православные люди живут в двух кварталах от меня, но ходить к ним я стала в два раза реже (вместо четырех раз в месяц, только два раза) и то исключительно помыться без прямого контакта, ибо у нас в сарае на 17 квадратов нет условий. Настала пора искать себе душ поближе. Соседушка, сдающая флигель — выручает. Плинтус форева! Нищебродская солидарность в кризисе надежнее лживых семейных скреп.»

Я полагаю, что карантинный опыт, ставший поначалу довольно болезненным экзистенциальным, моральным и экономическим потрясением, перетряхнет сознание индивида и заставит на многое посмотреть по-новому. Прежде всего на то, нужны ли ему отношения в том формате, в котором от него их требует общество. Не удобнее ли существовать в одиночку? Конечно, моя страсть к индивидуализму и моя ориентация на него не могут и не должны быть правилом и выходом для всех. Я принимаю тот факт, что многим совместное житие удобней и комфортней. Но я знаю, что это правило работает далеко не для всех.