Мракобес или идеалист? Кем был Джозеф Маккарти

Валерий Рокотов

В американской истории – это, без сомнения, чёрная полоса. Только указывают на неё крайне тупо или лукаво. Без понимания сути или с желанием ввести в заблуждение. Маккартизм изображают гротескно, а главного обвиняемого представляют бессовестным мракобесом. Иногда звучат голоса в защиту человека, чьё имя стало синонимом политической травли и нетерпимости. Миф о мракобесе теряет свою убедительность. И тут же возобновляется компания в поддержку этого мифа.

Казалось бы, это чисто американская история. Но то же происходит в России: попытки оправдания Маккарти порождают яростное противодействие. Вокруг маккартизма нарастает политическая движуха, и чтобы увидеть, куда дует ветер, мало обратиться к событиям 1947-54 годов на другой стороне шара земного. Нужно сквозь слои чёрной краски разглядеть личность главного обвиняемого и понять его драму.

Прощай, Америка!

В последние месяцы Джозеф Маккарти пил, как самоубийца. Он просиживал целыми вечерами перед камином со стаканом виски, глядя в огонь. Ему было сорок восемь. В этом возрасте начинают политическую карьеру, а он, сделавший головокружительный взлёт, тупо выпиливался из жизни.

Недавно они с женой удочерили малышку. Но даже ребёнок не принёс ему утешения. Отчаяние оказалось столь велико, что оставалось только убивать себя алкоголем. Никогда эта милая девочка не узнает Америки, которая была для него путеводной звездой. Она никогда не увидит Америку Фрэнка Капры с её сердечностью и общностью бытия. Даже если сходит на его фильм, заявит, что это милая сказочка. К тому времени, когда девочка повзрослеет, они изменят Америку навсегда.

Маккарти не верил лощёным, вежливым господам, стоявшим у него за спиной. Тот, кто накопил несметные состояния и зажимает налоги, тот, кто возглавил спецслужбы и на каждого гражданина стремится накопать компромат, недостоин доверия. Он хотел войти с их помощью в мир, где принимают решения, и задать хорошую трёпку людям с двойной лояльностью. А проще – «пятой колонне». В его глазах это был главный враг, а лощёными господами можно было заняться позже – кого-то жёстко ввести в рамки закона, а кому-то растопить ледяное сердце как это сделал герой картины «С собой не унесёшь».

Главное – чтобы Америка не потеряла себя, не превратилась в «Советские Соединённые Штаты», как мечтали здешние «комми». В этом было то общее, что объединяло его с элитой Уолл-стрит, главами ФБР и ЦРУ. Но ему в страшном сне не могло привидеться то, что эти господа замышляли. Они сливали Америку Капры в канализацию, и вместо неё предъявляли другой образ – нуаровый, беспросветный.

Они стремились уничтожить утопический миф, схожий с тем, что зажёг огонь революции и позволил «комми» захватить власть в России. А вслед за этим – погасить все надежды вообще.

Ради этого они его и приблизили. Он нужен был не как борец с «красной чумой», а как консерватор, католик и идеалист. Как мистер Смит, взявший в руки дубину. Как провинциал, рождённый страной пыльных дорог и ржаного хлеба, испечённого своими руками, – страной, которую они презирали.

Стоило отдать им должное, они сделали правильный выбор. Мужицкая внешность, чугунные убеждений, биография а-ля сержант Йорк – лучшую кандидатуру на роль дуболома сложно было найти.

Если бы куры не сдохли

Это было, действительно, круто – подняться с самых низов на политические вершины. Что, по большому счёту, светило парню из ирландской семьи, еле сводившей концы с концами? Ничего, ровным счётом. Он даже среднего образования не смог получить, как все дети соседские. Джо собирался в девятый класс, когда отец сказал: бросай школу, мы одни не справляемся. Ему выделили участок для разведения кур, и он на годы забыл про школу, учителей и учебники.

Он так взялся за дело, что поразил всех в своём убогом посёлочке. Вскоре он уже не успевал отвозить птицу на толкучку в Чикаго. У него, подростка, были тысячи кур.

Он не копил, всё вкладывал в дело и поплатился: слёг с пневмонией, а когда встал на ноги, с бизнесом было покончено. Никто к чужому не отнесётся как к своему. Он это крепко уяснил в тот день, когда, зажав нос платком, шёл по своей ферме, заваленной куриными трупами. Соседи взялись присматривать за птицей и так славно управились, что она почти вся передохла. Когда «комми» болтали о каком-то «коллективном хозяйстве», Джо всегда вспоминал день, когда кончилось его отрочество.

Если б куры не сдохли, он бы, наверное, никогда не выбрался из своего захолустья. Он бы глубоко врос в землю родного штата, став куриным королём Висконсина. Жил бы простыми заботами, и в сорок восемь на шестьдесят бы не выглядел.

Но куры отправились на небесную ферму, и его судьба сложилась иначе. Он махнул в соседний городок, потому что ничего другого не оставалось. В посёлке работы не было.

Манава была дырой, но для парня из Грэнд Чута вполне подходила. Он устроился в бакалейную лавку и снова сел за учебники. Джо вызубрил всё, что не доучил в поселковой школе с её единственной комнаткой и поступил в девятый класс местной школы. Он был старше других учеников на пять лет, и издевательств по этому поводу вынес немало.

Маккарти не только всё вытерпел. Он закончил школу за девять месяцев, сдал экзамены на «отлично», а через два года, в сентябре 1930-го, был зачислен в университет в Милуоки. Его запомнили как классного парня, всегда готового поделиться деньгами или продуктами.

В 1935 году он начал адвокатскую практику, а в 1938 отважился участвовать в выборах окружного судьи. Маккарти не должен был победить – он был слишком молод и его мало кто знал. Но он повёл компанию с таким блеском, так яростно бился за каждый голос, что выиграл.

Местные не пожалели о смене судьи. Тот энергично разобрал все скопившиеся дела, включая самые застарелые споры.

Когда пришла война, Маккарти отправился на фронт добровольцем. Судьи призыву не подлежали, но он не воспользовался поблажкой и вскоре оказался на Тихоокеанском театре военных действий в качестве офицера разведки. Он должен был фотографировать с воздуха позиции противника, исполняя при этом обязанности хвостового стрелка.

В 1944-м Маккарти участвовал в выборах в Республиканский Сенат, но проиграл праймерис. Закончив службу в звании капитана, он вернулся к судейским обязанностям и вскоре снова стал пробиваться в сенаторы. Все считали, что у новичка никаких шансов. Его соперником на праймерис оказался Роберт Лафоллетт – политический лис с огромным влиянием, да ещё поддержанный профсоюзами.

Шансов было ничтожно мало, но Маккарти выиграл. Это была сенсационная победа, которую ни гиперактивностью кандидата, ни его военной формой объяснить было нельзя. На новичка сделали ставку промышленники, составлявшие костяк Республиканской партии и, по сути, владевшие избирательной машиной в Висконсине. Они бросили огромные средства на поддержку кандидата «от сохи» с воинственным духом и ясной консервативной позицией, а затем так же мощно поддержали его в состязании с местным лидером демократов.

Ещё до своей победы Маккарти знал, чем займётся в Сенате. Ему всё объяснили, и он дал согласие взять в руки дубину и опускать её на головы красных, пока от них мокрого пятна не останется.

Охота

«Охота на ведьм» была двухактной пьесой, и в первом акте Маккарти участия не принимал. Это была компания по зачистке Голливуда, и проводили её такие же дуболомы, как он, только из Нижней палаты. Они входили в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности.

В мае 1947-го эти ребята встретились с киномагнатами и сообщили о начале Крестового похода против красных и розовых. От «комми» и их друзей предстояло очистить все органы массовой информации. Гости не с пустыми руками пожаловали. В их списке значились три сотни имён подозрительных работников кинофабрики.

Представление началось через полгода. Сорок три человека были вызваны на публичный допрос. Девятнадцать отвечать отказались, ссылаясь на Первую поправку к Конституции США. Под давлением комиссии отказники стали давать показания. Но десять человек (пять сценаристов, два писателя, два режиссёра и один продюсер) решили стоять до конца.

По закону осудить их было нельзя. Конституция защищала свободу слова, а Компартия не была запрещена. Но власть нашла способ упрятать всех десятерых за решётку. Отказ отвечать на вопросы Комиссии объявлялся «неуважением к Конгрессу», что, по признанию Верховного суда, составляло состав преступления.

В ноябре того же года общим решением киномагнатов все бунтовщики были уволены с работы без выплаты компенсаций. Их лишили права работать в кино.

Вслед за «голливудской десяткой» из профессии были вышвырнуты сотни людей. Одних увольняли за членство в компартии, других – за присутствие на коммунистическом митинге, третьих – за сомнительную благотворительность. Увольняли за статью, написанную в тридцатые годы, за подпись под «просоветской» петицией, даже за произнесённое слово, долетевшее до ушей стукача. Имена уволенных вымарывались из титров.

За работой коллег из Нижней палаты Маккарти наблюдал со стороны. Ему хватало работы в своих комитетах. Летом 1948 года он ощутил такую психологическую усталость от законотворчества и партийных разборок, что уехал в Северную Дакоту и устроился комбайнёром на ферму. Сенатор убирал хлеб вместе с обычными сезонными работягами, и был счастлив тем, что он здесь просто Джо из Висконсина.

Лишь однажды он явился на заседание Комиссии как представитель Сената. Ему тут же предоставили слово, но он заявил, что просто пришёл послушать.

Ему ещё нечего было предъявить обществу. Нечем было стращать, поднимая святую дубину на врагов родины. Списки не каких-то клоунов из мира кино, а сотрудников госаппарата, состоявших в компартии, готовились и должны были потрясти страну.

В 1950 году бомба взорвалась. Сенатор Джозеф Маккарти занял центральное место в передаче «Американские держиморды». В ряде своих выступлений он нарисовал полную жути картину. Молодой сенатор заявил о «двадцати годах госизмены» – инфильтрации красных в госаппарат в период правления Рузвельта-Трумена и подчинении американской политики интересам Советской России. В телеграмме президенту он призвал провести чистку в госдепартаменте. Маккарти почти дословно повторял то, что заявлял один из его кураторов, – Ричард Никсон.

Газеты тут же вынесли эти заявления и призывы на первые полосы. От сенатора потребовали предъявить списки красных, и вскоре он это сделал. Маккарти начал называть имена, каждое из которых пресса республиканцев подхватывала, нагнетая красную истерию. Обвинённые в связях с компартией стали оправдываться. Завертелась информационная карусель, выбрасывающая из седла то одного, то другого служащего.

От сенатора требовали назвать своих информаторов, но он отказывался, требуя проверки не источников, а предъявленных фактов. Он заявлял, что патриоты, исполнившие свой долг, могут лишиться работы. Он лукавил, конечно. Информацию сливали спецслужбы.

Истерия сделала своё дело. Общество оказалось запугано, наэлектризовано. «Комми» в госдепе, «комми» в прессе и Голливуде, атомные шпионы – было от чего схватиться за голову. Многие компании начали негласную проверку своих сотрудников. В народе объявились добровольные борцы с коммунизмом, самостоятельно выискивающие красных.

Малоизвестный сенатор, громящий внутреннего врага, стал супергероем. А после стычки с либеральным журналистом Дрю Пирсоном он вообще стал популярнее президента. По заявлению пострадавшего, Маккарти «захватил его за шею и дал в пах».

Роль главного борца с коммунизмом нравилась Маккарти, и он становился её заложником. Он искал врагов. Он обвинял и обвинял, часто раздувая из мухи слона или основываясь на домыслах. Он подбирал и готовил свидетелей. Он оправдывал себя тем, что для избавления от красной чумы годятся все средства, и поэтому в его команде оказались такие личности, как Рой Кон, не отягощённый моральными нормами. Нужно излечиться, очиститься от врагов, и тогда Америка Капры станет воплощённой мечтой.

Мавр сделал своё дело

В 1952 году Маккарти принял активное участие в президентской компании своей партии. Его популярность помогла Эйзенхауэру и Никсону завоевать Белый дом.

В 1953 году Маккарти возглавил Комитет по расследованию правительственных операций и развернулся по полной. Он провёл громкие дела, нагнав страху на служащих «Голоса Америки» и перетряхнув фонды зарубежных библиотек госдепа. В итоге более восьмисот сотрудников радиостанции были уволены, а из фондов выброшено свыше четырёхсот наименований книг. В некоторых библиотеках книги не просто выбрасывали, а сжигали, что вызвало скандал и послужило поводом для сравнения маккартистов с фашистами.

Маккарти изгнал подозрительных лиц из правительственных служб и армейской секретной лаборатории. Он инициировал чистку в учебных заведениях в масштабах всего государства. При законодательных собраниях стали создаваться комитеты, допрашивающие учителей колледжей и преподавателей вузов. Эта деятельность возмутила интеллигенцию. Альберт Эйнштейн призвал интеллектуалов не отвечать на вопросы, касающиеся политических взглядов. Левая пресса вопила об «охоте на ведьм», сталинщине и мракобесии.

Однако при этом, как показывали опросы, деятельность сенатора одобрялась абсолютным большинством населения. И особо истово его поддерживали католические союзы.

А потом мужика просто предали. Демократы, которых он довёл до истерики, инициировали расследование против Маккарти, и Никсон (с его-то опытом интриганства) вдруг занял «объективную» позицию, включив в комитет однопартийцев, которые не были сторонниками его протеже.

Расследование ни к чему не привело. Был подсчитан каждый доллар дохода сенатора, и не нашлось ни цента неуплаченного налога. Рассыпались обвинения в его «неподобающем поведении». Было установлено неподобающее поведение его заместителя, Кона. Тот крайне настойчиво требовал привилегий для своего интимного друга, загремевшего в армию. Но Маккарти здесь был ни при чём, и, узнав о скандале, отправил зама в отставку.

В 1954 году комиссия вывалила весь собранный мусор. Она предъявила около пятидесяти обвинений, легко отбитых сенатором. В итоге осталось одно ужасное обвинение – неявка для дачи показаний по официальному вызову. Сенатор объяснил и это. Ему не прислали повестку. Являться по звонку он посчитал оскорбительным, и поэтому отправил ответы на вопросы комиссии в письменном виде.

Этой явной придирки оказалось достаточно. Несмотря на поддержку избирателей, несмотря на доставленные к Белому дому списки с миллионом голосов (ничего не напоминает из нашей реальности?), Верхняя палата осудила Маккарти за поведение, дискредитирующее Конгресс. Демократы проголосовали за это единогласно, а республиканцы – аж половиной своей команды. Личный друг сенатора, демократ Джон Кеннеди, лёг в больницу, чтобы не голосовать.

Маккарти стал тенью в Сенате. Он мог подать голос – обратиться к своим избирателем. Он мог использовать прессу, чтобы не оказаться забытым, или найти денег на собственное издание. У него оставались влиятельные друзья. У него был огромный ресурс поддержки. Но он ничего не предпринял. Его отказ от борьбы можно объяснить лишь непреодолимым отчаянием, когда вдруг абсолютно ясно видишь расклад сил и безнадёжное будущее.

Борьба без надежды была ему очевидным образом непонятна.

Куда дул ветер

В 1952 году произошло событие, на которое никто из исследователей маккартизма не обращает внимания. А оно очень многое проясняет. Верховный суд США наделил фильмы конституционной защитой и заявил о свободе выражения идей посредством кино. Это был не только мощный удар по цензуре. Это был ещё и удар по католикам как главной консервативной силе. Судебный спор был связан с запретом на фильм Роберто Росселлини «Чудо», где профанировался миф о непорочном зачатье и чувства верующих, действительно, были оскорблены.

«Главное из искусств» освобождалось от привычных ограничений. Отныне люди веры и прочие консерваторы могли кричать о попранных чувствах и нормах до потери сознания.

Пятидесятые годы – это не только эпоха «красной истерии», но и эпоха освобождения от цензуры. В это время начинает развиваться и поддерживаться весьма странный киноавангард, исполненный маргинальной бравады и заряженный духом сектантства. В эти годы ведущие музеи покупают картины абстракционистов, а критика восторгается мазнёй Поллока и Ротко, истерически набивая ей цену.

Пройдут годы, прежде чем выяснится, кто финансирует «современное искусство», направляя его на снос консервативного общества. Будет назван его главный спонсор – ЦРУ. Об этом будут написаны сенсационные статьи и книги. Но будет поздно. Общество уже будет изменено, дезориентировано, превращено в потребительский муравейник. Вслед за коммунистами потеряют влияние их гонители. Консерваторов будут высмеивать и разоблачать. Всё маргинальное в искусстве выползет из щелей и будет восславлено, а классическое окажется загнанным в гетто. Дикость и провокативность станут синонимами современности, проект Постмодерн заменит былые социальные мифы, а либеральные авторы будут соревноваться в изображении патриотов как держиморд.

Пройдут годы, прежде чем обнаружится истинная причина травли Маккарти и его политического забвения. Он мог и дальше долбать по коммунистам, играя отведённую ему роль. Никто не отменял «охоту на ведьм». Она продолжалась до середины семидесятых. Но сенатору стало известно, что левые организации спонсирует ЦРУ. Конкретно – её Отдел международных операций. Он решил разобраться с этим и стал жертвой ответных действий. Он не должен был знать о тайных операциях по созданию левых движений, неподконтрольных СССР. Маккарти вообще не должен был понимать суть игры. Он доложен был рычать, нагонять страх и множить поступки, которые позволят десятилетиями указывать на него как на чудовище.

Сегодня, сопоставляя факты и публикации, удивляешься простоте подтасовок. Маккарти ведь наломал не так много дров, и убедительная карикатура на него получается лишь тогда, когда все грехи, все глупости инквизиторов, все байки сваливаются в одну кучу. Вот тогда современник и видит рыло сорвавшегося с цепи консерватора.

Пишут, что во времена маккартизма проверку на лояльность прошли миллионы госслужащих. И сколько же было уволено? С 1947 по 1952 годы – около двенадцати тысяч. Пишут, что примерно столько же уволились под давлением. Но это невозможно проверить.

Пишут, что маккартизм – это американская ежовщина, а сам Маккарти – это американский Вышинский. И сколько же человек посадили за «оскорбление Конгресса» и на какой срок? Десятки человек, а «срока огромные» – это год, полгода, месяц. Сравнение с Вышинским вообще ни в какие ворота не лезет. Маккарти держал себя в рамках, не давая волю эмоциям. На кадрах хроники видно, как он взвешивает каждое слово. Он понимал, что оппоненты вцепятся в любую его оговорку. Никто из тех, кого он допрашивал, в тюрьму не сел. Туда отправились люди, обвинённые ФБР в шпионаже и подрывной деятельности. Это не имена из «списка Маккарти».

Очень нужна карикатура, а зачем – догадаться несложно.

Дежавю

В восьмидесятые годы в СССР возникло общество «Память». Оно объединяло активистов-державников и собирало под свои знамена патриотическую интеллигенцию. Но вскоре объявился Васильев с его мясистым лицом и погромной риторикой, а следом – целый выводок провокаторов. Патриотическая общественность оказалась дискредитирована указанием на ряженых мракобесов и распылена. Её убрали с дороги.

Новой Россией правили радикальные реформаторы. В нулевые их от власти стали отодвигать. Либеральный дискурс сменился державным. Начались процессы восстановления. И вдруг на пути оказались знакомые грабли. Сенатор-державник инициировал законы, затыкающие рты и позволяющие оперативно вызревать гроздьям гнева.

«Русский Маккарти» подал голос. С точки зрения чёрного пиара, лучшей кандидатуры на эту роль невозможно найти. У сенатора замечательное лицо – сытое, властное. Он живёт в роскоши, что было показано обществу. Он адепт православия. У него чудесное имя – шипяще-свистящее, слух не ласкающее. Но главное – он явно не киска. Это сенатор с зубками.

Первый акт трагикомедии начался. Оппозиционная пресса полощет «законы Клишаса» и не сегодня-завтра объявит о клишкартизме как «новой ежовщине». Про что этот спектакль и чем он кончается, история уже ни единожды показала.