Эберхард Дипген

– Господин Дипген, после вашей отставки вы исчезли из поля зрения общественности. Чем вы сейчас занимаетесь?

– Я адвокат. Практикую в области экономики и трудового законодательства, а также частично в области общественного права. Сейчас у меня, после 20-летнего активного участия в политической жизни Берлина, наступила передышка, позволяющая заняться переосмыслением прошлого и развитием новых идей.

– Говорят, что вы собираетесь вернуться в большую политику. Это правда?

– В настоящее время я себя прекрасно чувствую в роли наблюдателя. У меня нет желания заниматься чем-либо другим, кроме того, чем я занимаюсь.

– Как изменилась ваша жизнь с уходом с должности бургомистра?

– В личном плане я чувствую себя более комфортно. Я не обязан работать по 16 и более часов в день, не должен решать кучу проблем самого разнообразного плана и посещать общественные мероприятия, на которых свою порцию угощений следует отрабатывать приветственной речью.

– Перед вашим выходом в отставку кое-кто вменял вам в вину возникшие в городе финансовые проблемы. Насколько справедливы данные упреки?

– Во-первых, при смене власти существует одно правило. Преемник всегда пытается часть стоящих перед ним проблем списать на предшественника. Во-вторых, финансовые проблемы земли Берлин неразрывно связаны с нежеланием федерального правительства вникать в нюансы восстановления города, возникшие после падения Стены. То есть после объединения Германии Берлину было отказано в денежной поддержке, которую правительство оказывало ранее. Проблемы возникли и потому, что немецкая столица не имела да и сейчас не имеет для граждан такого значения, как, к примеру, Москва в России. Там аккумулируется капитал, идет централизация экономической мощи. В Германии многие годы насаждалась политика, не способствовавшая размещению предприятиями в Берлине своих штаб-квартир. Поэтому мы должны произвести реконструкцию всего экономического базиса города, перестроить его из разделенной метрополии в единую. А для этого требуется куда больше, чем 10 лет.

– Находящиеся сейчас у власти в городе социал-демократы также входили в коалицию с вами. Теперь же они пытаются всю вину за финансовые неудачи свалить на ХДС и вас лично.

– Это весьма занимательная история, соль которой заключена в том, что партия, входившая в берлинское правительство и всеми силами пытавшаяся препятствовать планам строгой экономии и реформ и на которую была возложена огромная ответственность в области финансов и банков, сейчас старается выглядеть так, будто она ни при чем. Мало того, левые партии, социалисты и бывшие коммунисты, проводят сейчас в Берлине абсолютно антисоциальную политику. Они готовы предприятия, занимавшиеся жилищным строительством, объявить банкротами и повысить квартплату, в результате чего в городе могут образоваться гетто из представителей социально слабых слоев населения.

– А прав ли Клаус Воверайт (правящий бургомистр Берлина) в том, что собирается судиться с федеральным правительством из-за того, что оно отказывает столице в предоставлении финансовой поддержки?

– На самом деле это не юридическая, а политическая проблема. Она возникла из-за отношения граждан Германии к своей столице. И судебный процесс не сможет изменить этого. Ведь немцы не осознают себя единым народом с достаточным национальным самосознанием, а такому народу столица не нужна.

– Почему появилась эта проблема?

– Столицы вообще редко любимы своими народами. Их уважают, но в то же время недолюбливают. Подобное можно наблюдать в России, во Франции. Особенность Германии в том, что немцы еще не до конца разобрались со своей историей. Ужасные события, происходившие у нас с 1933-го по 1945 год, до сих пор накладывают табу на все вопросы, связанные с национальной гордостью и национальным самосознанием. Согласитесь, история России не ограничивается историей ГУЛАГа. И немецкая история не ограничивается лишь периодом национал-социализма. Нам есть чем гордиться. Но история немецкого государства существенно отличается от истории государства российского, централизованно развивавшегося из Москвы. Эта история федерализма и регионализма в связке с трудностями переосмысления национал-социалистского прошлого создает огромное недоверие ко всему, что связано с национальными интересами.

– А как вы относитесь к скандалу, возникшему в связи с планами возведения в Берлине Центра изгнанных?

– Мне неизвестно в мире какое-либо государство, которое не могло бы позволить себе почтить память 12 миллионов его изгнанных граждан. На мой взгляд, Германия лишь тогда переработает свое военное прошлое, когда немцы и их соседи примут то, что в Берлине будет сооружен подобающий мемориал.

– Сейчас многие сетуют, что при объединении Германии в проигрыше остались восточные земли. В Берлине, похоже, все выглядит наоборот. В то время как в восточные районы инвестируются серьезные деньги, западные на грани упадка. Чем объяснить этот парадокс?

– Просто после падения Стены стало проявляться куда больше внимания к той части города, где расположен его исторический центр и которая до этого была закрыта для свободного посещения.

– Как бургомистр вы пережили немало судьбоносных событий в истории Берлина. Что вам запомнилось больше всего?

– Падение Стены, рожденное в муках решение о возращении сюда столицы и вывод оккупационных войск.

– В свое время президент Кеннеди сказал: Ich bin ein Berliner (Я – берлинец). А вы бы подписались под этой фразой?

– Берлин – это мой родной город. По своей ментальности, своему происхождению и своим пристрастиям я конечно же являюсь берлинцем. Высказывание Кеннеди выражало веру в свободу. Эта вера до сих пор остается для меня актуальной. Фигура Кеннеди была для меня и сверстников символом смены поколений, а также различий поколений в лице лидеров конкурирующих систем. Но меня лично он сильно разочаровал в момент строительства Стены. В начале своего правления Кеннеди ментально и политически не дозрел для своей должности и не мог выступить достойным противовесом Хрущеву. В итоге распространение гарантий, данных четырьмя союзническими державами всему Берлину, он редуцировал лишь для западной его части. И он не смог своевременно распознать, что противник воспринял это как сигнал к возведению Стены.