Музей изгнанных

Спорной остается даже численность переселенных лиц немецкой национальности. Германские источники указывают на 12–14 млн., польские говорят о шести-семи миллионах. Тема насильственной репатриации этнических немцев с территории Чехословакии и Польши в Германию до сих пор остается одной из самых болезненных в отношениях трех стран. Ведь лишенные имущества и гражданства, выдворенные со своих родных мест, люди тоже были жертвами Второй мировой. Корреспонденту «НИ» удалось пообщаться с некоторыми представителями «поколения изгнанных».

Моя собеседница – фрау Ана Вуйчек родилась в 1925 году в семье немецкого крестьянина в деревне Хабихт под Оломоуцем (Чехия). У отца была мельница, у соседа – пекарня. Сами сеяли пшеницу, сами мололи муку, имели коров, свиней, гусей и кур. В деревне располагалась даже собственная пожарная команда. Отца фрау Вуйчек, собственно, никогда не занимало, под юрисдикцией какого государства находится их деревня. До той поры, пока не началась нацистская оккупация, нарушившая многовековой сельский уклад. Брата Аны, единственного сына из четырех детей, забрали на фронт. Отцу было уже под 60, матери чуть меньше, но, как и прежде, работали от зари до зари. Война войной, но крестьянскую жизнь трудно сдвинуть с привычной наезженной колеи.

Однако вечером 8 мая 1946 года в дверь постучали представители «Народний вибор» (название местного аналога сельсовета фрау Вуйчек произнесла по-чешски) и сказали, чтобы к утру все собрали одежду, еду, документы (общий груз не должен был превышать 50 кг на семью) и были готовы к отъезду.

Немцы умеют подчиняться приказам – это у них в крови. Но поразительно, что, когда племянник фрау Вуйчек обнял за шею старую собаку и попрощался с ней, собака завыла, отошла к изгороди и свалилась замертво. Все это произошло на глазах десятков людей. Потом был битком набитый людьми вагон, в котором на родину предков ехали, тесно прижавшись друг к другу, бывшие землепашцы и скотоводы.

«Нас изгнали с нашей земли за то, что мы были немцы, но в Германии нас немцами никто не считал. Мы были беженцами», – говорит моя собеседница. Семью фрау Вуйчек поселили в городке Фридберг у недружелюбного коллеги-фермера, который иначе как на батраков на них и не смотрел. Работали очень тяжело, только за скудное пропитание. Жили в маленькой комнатушке, где вся семья спала вповалку на полу. Так длилось года три, пока сестры Вуйчек не вышли замуж. Первый раз в родную деревню Ана приехала с детьми только в 1991 году. Искала хоть какие-то остатки отцовского дома, хоть камень от мельницы. Но все словно корова языком слизала. Ничего не осталось, как будто и не было той жизни. На месте деревни сейчас охраняемая воинская часть.

Односельчане Вуйчеков и их дети живут сейчас по всей Германии, но раз в году ежегодно собираются на встречу. Поначалу по сто и больше человек приезжало. На последней встрече был только 21 человек. Мало. «Но что поделать: старики уходят, а для молодых все это уже далекая история», – посетовал «НИ» один из участников этих встреч. «Значит, нужен такой музей?» – спрашиваю у Аны Вуйчек. Она вытерла слезы и сказала: «60 лет как нужен. Но лучше поздно, чем никогда».

ПОЛЯКИ ОПАСАЮТСЯ НОВЫХ НЕМЕЦКИХ ИСКОВ

Сама идея открыть в Берлине центр памяти немцев, насильственно выселенных с довоенных территорий Германии (вошедших в состав Польши), получила на берегах Вислы мощный негативный резонанс. Наибольшее раздражение здесь вызывает тот факт, что одним из инициаторов строительства такого центра была председатель «Союза изгнанных» (объединяющего землячества репатриантов и их потомков) Эрика Штайнбах, открыто ратующая за возвращение Германии «аннексированных» странами-победительницами земель. Польская пресса порой реагирует с явным перехлестом: популярный еженедельник «Впрост», например, опубликовал совсем уж некорректную статью, где предположил, что рожденную в 1942 году девочку Эрику Штайнбах – дочку офицера вермахта – мыли мылом, сделанным из узников находящихся на территории Польши концлагерей. Польские СМИ не убеждают и то, что официальный Берлин всякий раз открещивается от связей с фрау Штайнбах и прочими «реваншистами».
Надо сказать, что в Польше очень настороженно воспринимают последние судебные процессы, в результате которых некоторым потомкам немцев – бывших владельцев недвижимости на нынешней польской территории, вернули утраченную ими собственность. А проживающих в этих домах поляков обязали покинуть отныне уже «не родные» для них пенаты. Тем более что в послевоенные годы в целом ряде случаев не были оформлены нотариальные акты на собственность новых хозяев. Речь идет в том числе и об огромных земельных наделах. В настоящее время в польских судах находится около полусотни такого рода исков. Эта проблема уже превратилась в вопрос большой европейской политики. В своем недавнем телеобращении к народу президент Лех Качинский, призывая избирателей сказать «нет» подписанию Лиссабонского договора (который должен прийти на смену провалившемуся проекту Евроконституции), даже уверял, что этот документ якобы откроет перед Германией возможность заявить претензии на свои бывшие территории.
Интересно, что в Праге куда более сдержанно реагируют на создание берлинского «Центра памяти изгнанных». Обсуждение этого проекта, как правило, не выходит за рамки парламентских дебатов. На вопрос «НИ», в чем причина такой мягкой позиции, обозреватель пражского телевидения Мирослав Карас ответил, что «в чехах до сих пор живо чувство вины за те события, когда насильственной депортации из бывшей Чехословакии подверглись более трех миллионов ее граждан, причем только на основании записи в графе «национальность». Ведь тысячи из них умерли в пересылочных лагерях. Кроме того, немецкие инвестиции в экономику Чехии являются доминирующими на фоне притока капиталов из других стран».

Виктор ШАНЬКОВ, Варшава