Posted 10 декабря 2003,, 21:00

Published 10 декабря 2003,, 21:00

Modified 8 марта, 09:48

Updated 8 марта, 09:48

Евгений Плющенко

Евгений Плющенко

10 декабря 2003, 21:00
Завтра в Колорадо-Спрингс начнется один из самых интересных турниров у фигуристов – финал коммерческой серии «Гран-при». Представительство России в нем впервые за многие годы будет самым малочисленным: два спортивных дуэта – Татьяна Тотьмянина/Максим Маринин и Мария Петрова/Алексей Тихонов, один танцевальный – Татьяна

– Так и катаетесь на растирках и обезболивающих уколах?

– Что делать... Мениск. Из-за этой травмы полтора месяца в начале сезона не катался, всерьез подумывал об операции, как советовали врачи... Но потом мы с Алексеем Николаевичем Мишиным (тренер Плющенко. – О.Т.) все-таки решили попробовать продержаться до лета. Снизили нагрузки, и состояние удалось стабилизировать. Хотя, конечно, колено время от времени напоминает о себе, приходится делать уколы, втирать мази...

– Почему вы все-таки отказались от операции?

– Пришлось бы полтора месяца тренировок пропустить. Потом еще восстанавливаться... Летом здоровьем как-то спокойней заниматься. Надеюсь, что сезон я все-таки докатаюсь. И не просто докатаюсь – постараюсь победить не только в Америке, но и на чемпионатах Европы и мира.

– Сложность новой программы от травмы сильно пострадала?

– Естественно, коррективы мы с тренером внесли. Хотел, например, новый прыжок в четыре оборота в ней исполнить, но планы рухнули. Пришлось сократить до минимума и общее количество прыжков. Но я считаю, что от этого мое «Посвящение Вацлаву Нижинскому» (новая произвольная программа Плющенко. – О.Т.) не стало хуже. Просто акцент перенесся на вращения и дорожки шагов. К тому же сегодня новые правила судейства, и интересные находки в этом смысле очень приветствуются. А исполнять их, поверьте мне, иногда не проще, чем тулупы в четыре оборота.

– Прыгать с больной ногой страшно?

– Теперь уже нет. Научился терпеть. Просто, когда катаешься, постоянно думаешь о том, как бы не травмировать ее еще больше, не разбудить боль. Поэтому осторожничаешь.

– С первого появления на взрослых турнирах вас отличала от соперников не только потрясающая сложность элементов, но и непринужденность их исполнения. Вам всегда все так легко давалось?

– Нет, конечно. Мама рассказывала, что когда она привела меня в фигурное катание, я был самым маленьким в группе. Все уже по полгода откатались, кое-что умели. А я, когда падал, встать-то самостоятельно не мог. Смеялись надо мной из-за этого постоянно. Хорошо, первый тренер Татьяна Скала утешала, заступалась за меня. Впервые же почувствовал, что фигурное катание – мой вид спорта, лет в семь, когда всесоюзные юношеские соревнования «Хрустальный конек» выиграл. Тогда уже видел, что многие вещи у меня лучше, чем у других, получаются. Ну а по-настоящему осваивать элементы высшей сложности спустя пять лет начал, когда у Мишина стал тренироваться.

– Почему тот период своей жизни вы считаете самым тяжелым?

– Потому, что мне приходилось выживать не только на льду, но и в обычной жизни. Одиннадцатилетним я оказался совершенно один в незнакомом городе. Приходилось все делать самому. Стирать, иногда и готовить. До катка добирался час. Утром с рюкзаком с учебниками ехал на тренировку, потом в школу, потом опять на каток... Уставал очень, а временами было просто страшно. Но самым тяжелым, наверное, было чувство одиночества. С ним я ничего поделать не мог.

– Плакали?

– Конечно, и очень часто. Еще, помню, больше всего боялся потеряться. Питер после Волгограда своими масштабами меня просто потряс... В общем, это была жестокая, но очень хорошая тренировка для того, чтобы я стал мужчиной.

– Выживать на льду было легче?

– Было одинаково тяжело. Катались-то у Мишина знаменитости – Урманов, Татауров, Ягудин... А тут приехал какой-то мальчик маленький и все прыгает. Поэтому, сами понимаете... Мне повезло, что попал в такую группу, но там особой радости от моего появления никто не испытывал.

– Отсюда, наверное, и пошло ваше соперничество с Ягудиным...

– Естественно, я должен был пробиваться, доказывать тому же Мишину, что чего-то стою. О том, чтобы обыграть Урманова, даже не мечтал. Он уже тогда был олимпийским чемпионом, и я старался копировать его на тренировках. Ягудин был ближе мне по возрасту, поэтому довольно скоро мы стали соперничать именно с ним. Из-за того, что стал его догонять, натянутые отношения появились и в обычной жизни.

– Когда я спросила Мишина, не жалко ли ему вас было, он ответил, что, может, вы и стали таким сильным спортсменом, такой крепкой личностью, потому что он вокруг вас не сюсюкал?

– Он просто помогал, чем мог. Кормил, поил, одевал, даже как правильно вилку с ножом держать учил. Через год, бросив в Волгограде все, ко мне приехала мама, мы сняли комнату в коммуналке, и хотя о жизни в той квартире я вспоминаю с содроганием – не было ни горячей воды, ни ванны, всюду тараканы, мыши, – психологически мне, конечно, стало легче. Но и тогда Мишин продолжал заботиться обо мне. Маме давал советы... Правда, в какой-то момент я не выдержал, собрался домой уезжать. Обижало то, что как фигурист я у Мишина все равно на последнем месте стоял. На льду он в основном внимание взрослым ребятам уделял, а мне хотелось большего. Так он и уговаривать не стал, сказал очень спокойно, что если мы уедем, то совершим ошибку. И этого оказалось достаточно.

– Как заработали первые призовые, помните?

– Полторы тысячи долларов получил за шестое место на юниорском чемпионате мира. Купил тогда хороший телевизор, а маме костюм.

– Известно, что исполнять одно из самых оригинальных вращений, которое в мужском одиночном катании не делает больше никто, вы стали благодаря вашей маме (Татьяна Васильевна еще в Волгограде помогала сыну делать специальную растяжку в шпагате. – О.Т.). Да и вообще, тому, чтобы вы стали первоклассным фигуристом, она посвятила всю свою жизнь. Знаю, что до сих пор она сидит практически на каждой вашей тренировке, а вот на трибунах во время ваших выступлений даже дома ее никогда не увидишь...

– Мамуля (иначе Женя ее не называл. – О.Т.) меня не только растягивала, но и прыжки вместе со мной учила... Может быть, поэтому многие думают: раз на тренировках сидит, значит, и подсказывает. Но это не так. Просто своим присутствием она, как и прежде, морально поддерживает меня. Она живет фигурным катанием. Говорит, что ей нравится смотреть, как я катаюсь. А не приходить на выступления – это кредо всех моих родных: и отца, и сестры, и племянницы... Очень они все за меня переживают...

– Насколько важно для вас быть первым?

– Я всегда к этому стремился. Но первый – не значит лучший. Поэтому стараюсь следовать принципу, которому учил меня Мишин: накануне старта думать не о победе, а о максимально удачном прокате своей программы. Как правило, если удается второе, то получается и первое.

– Трудно настраивать себя на максимальный результат, не ощущая рядом жесточайшей конкуренции?

– Я не настолько самонадеян, чтобы всерьез считать, что на сегодняшний день у меня нет соперников.

– Но той борьбы, того накала страстей, который был несколько лет между вами и Ягудиным, сейчас нет.

– Конечно, когда мы боролись с Алексеем, то как бы подгоняли друг друга. Я каскад с четверным прыжком исполню, и он тоже... Был особый азарт и желание превзойти друг друга. Мне было приятно бороться с ним. Но главное, мне кажется, в том, что своим соперничеством мы двигали вперед все мужское одиночное катание. Решение Ягудина оставить спорт мне абсолютно понятно. Он добился всего, чего хотел. Как говорится, дай бог ему здоровья. Вы правы, сейчас, конечно, такого накала нет. Но это не значит, что я перестану самосовершенствоваться.

"