Призер Олимпийских игр бобслеист Александр Зубков:

– Александр, второе место на старте сезона – это ожидаемый результат?

– Наша главная задача – успешное выступление на чемпионатах Европы и мира. А старты на кубковых этапах – своего рода подводка к ним. Но все равно я недоволен, что в двойке мы с Алексеем Андрюниным приехали десятыми. Это, конечно, не тот результат, на который рассчитывали. Не буду скрывать: после такой неудачи я разозлился. Две медали прошлогоднего чемпионата мира (в заездах бобов-двоек Зубков впервые в российской истории бобслея привел экипаж к бронзовой награде, а в соревнованиях четверок – к серебряной. – «НИ») обязывают выступать на уровне в обеих дисциплинах. Так что в следующих заездах в Винтерберге наш квартет уступил только экипажу опытнейшего Андре Ланге (трехкратного олимпийского чемпиона. – «НИ»). Такому сопернику проиграть никогда не стыдно, а бороться с ним – интересно.

– После прошлогоднего чемпионата мира доводилось слышать такое мнение, мол, если отбросить все технические детали – конструкцию бобов и тому подобное, то в чисто спортивном плане, по «человеческому фактору», вы сильнее немцев. Это так?

– Не слабее, это точно. В прошлом году мы на равных бились и на Кубке мира, и на чемпионате Европы, и несколько раз побеждали их.

– Что для вас сложнее вести – боб-двойку или четверку?

– Пожалуй, двойку. Из-за массы тонкостей очень непросто сделать так, чтобы машина шла и набирала скорость. Те же немцы говорят: если умеешь водить двухместный боб, четверку освоить намного проще. Успехи в двойке в бобслее наиболее престижны, потому что любая ошибка – и сразу в юз.

– А какую скорость развивает боб?

– До последнего времени рекорд самой быстрой естественной трассы в Санкт-Морице (ее длина 1700 метров) составлял 147 км/ч. Но в прошлом году мы с Алексеем Воеводой опробовали олимпийскую трассу в Ванкувере и поняли, что она – супербыстрая. И без разгона мы развили там сумасшедшую скорость – 144 км/ч. В Санкт-Морице же с разгоном едем 130 км/ч.

– Страшно? Говорят, Михаэль Шумахер как-то попробовал в боб залезть, так потом сказал, что у него ноги тряслись на финише…

– Любому человеку в момент опасности страшно.

– Но вы-то уже столько лет рискуете…

– Я вам так скажу: если кто-то говорит, что не страшно, то это странно.

– А чего опасаетесь – перевернуться, вылететь за пределы желоба?

– Нет, я боюсь за тех людей, которых везу сзади. Я же отвечаю за них, не имею права на ошибку. Но если страх у пилота – единственное чувство, лучше не выступать.

– А если понимаешь, что допустил ошибку на трассе, можно успеть ее исправить?

– В двойке можно – поставить ее юзом. Машина легкая, поэтому юркая на виражах. А если в четверке ошибаешься, то все. Она тяжелее, скорость здесь наращивается по инерции, по-другому никак нельзя. Некоторые удивляются, как вообще можно ею рулить. И, правда: смотришь ведь только вперед, как в туннеле… Но о технике безопасности, естественно, в нашем виде спорта тоже не забывают. Может быть, даже немножко перестраховываются. Раньше, например, трассу в Санкт-Морице поливали водой, чтобы лучше замерзала, а теперь просто идет напыление. И едешь по снегу, а не по льду. Трасса очень длинная, и на голом льду бобы развивали огромные скорости.

– И если, не дай Бог, в этот момент перевернуться…

– В бобслее, конечно, своеобразные травмы. Самые опасные – ледовые ожоги. Представьте: падаешь на голову – и, получается, тебя тащит из снаряда, а ты плечами упираешься в лед. На такой скорости вся кожа стирается. Лицо защищает шлем, а вот на теле ткань комбинезона тоненькая, и появляются раны, которые долго не заживают. На лечение после ледового ожога уходит три-четыре месяца, а то и полгода.

– Скажите, в чем особенности вашей новой машины, на которой вы пока не торопитесь выступать?

– Если в двух словах, то она более жесткая, удлиненной конструкции. Но при этом четверка, например, легко проходит все виражи, словно двойка. Управлять таким бобом – истинное удовольствие. Я уверен, это машина будущего, и именно на ней мы будем стартовать в Ванкувере.

– Ланге заявил, что после Ванкувера уйдет из большого спорта. А вы?

– Я хочу дотянуть до Сочи. Но обещать не буду. Вдруг сегодня скажу, а завтра здоровье подкачает.

– Можете назвать свои профессиональные качества, которые считаете самыми сильными?

– Жена говорит, что я волевой, настырный человек, который не обращает внимания на трудности. Татьяна всю мою спортивную жизнь переживает вместе со мной, поэтому ей можно верить. А вот справляться с нервами я умею не всегда. Никогда не забуду, как на Олимпиаде в Турине, словно в тумане, вышел на старт первого заезда двоек и не понимал, где нахожусь. Ехал, не чувствуя рук. Боялся сделать лишнее движение, допустил серьезную ошибку, и в результате мы остались без медали. Тогда же понял: в спорте главное – удача. Потому что бывают очень сильные спортсмены, которые выигрывают Кубки и чемпионаты мира, а на Олимпиадах им просто не везет. Ну а расшатанную нервную систему приходится после сезона восстанавливать. Как? Сидеть дома и никого не видеть…