Теряя волю

А затем из зала суда их выпускали на свободу. Сами судьи признают: виной всему правила, по которым живут следственные и судебные органы. Например, от прокуроров требуют, чтобы они во что бы то ни стало добивались заключения обвиняемых под стражу. Судьи же предпочитают не сопротивляться нажиму.

Широкоплечий спортсмен Евгений Калашников с ужасом вспоминает месяцы, проведенные в СИЗО. Следствие три с половиной года искало доказательства его виновности. И все это время Евгений находился под арестом. «Мы с командой по водному полу отмечали день рождения в кафе, – рассказывает «НИ» Евгений Калашников. – Кто-то из наших привел своих дворовых друзей, с ними и произошел конфликт. Одному из гостей ударили по голове, и сутки спустя он скончался в больнице от кровоизлияния. Я разнимал дерущихся, поэтому мое лицо запомнилось, и меня задержали. Однако прокуратуре мою вину было доказать непросто, я ведь не бил никого по голове. Но меру пресечения мне так и не изменили. Три с половиной года я провел в СИЗО. А по Процессуальному кодексу должен был сидеть не больше года. Но у следователей был целый арсенал ухищрений – они то приостанавливали дело, то вновь продлевали срок ареста». В душной камере сидели 30 человек, а коек было только на 15. Люди, вина которых еще не была доказана, спали по очереди. За три года Евгений не раз отправлял запросы в суд, чтобы ему изменили меру пресечения, но все было напрасно. На суде же Евгения оправдали. «Вместо того чтобы гулять с девушками по паркам и делать спортивную карьеру, я сидел в камере, – сетует «НИ» Евгений Калашников. – Я потерял спортивную форму и навыки. Время упущено, и в спорте его уже не вернешь. И хотя меня взяли в команду, мне нужно много заниматься, чтобы достичь должного уровня».

По данным Генпрокуратуры, В России около 30% людей попадают в СИЗО без веских оснований. «Сейчас под стражу берется около трети обвиняемых в преступлениях небольшой и средней тяжести, а впоследствии более 70% из них получают меру наказания, не связанную с лишением свободы, – заявил на днях генпрокурор РФ Юрий Чайка. – Удовлетворяется свыше 90% ходатайств следователей о заключении под стражу. Зачем мы прививаем людям тюремную субкультуру?» Правозащитники давно бьют тревогу. «У нас репрессивное судопроизводство, – говорит «НИ» исполнительный секретарь движения «За права человека» Лев Пономарев. – Судьи сразу настроены дать санкцию на арест. Но идет все от прокуроров, которые давят на судей».

За решеткой человек сдувается

Адвокаты утверждают, что следователи всегда настаивают на аресте, если есть такая возможность. При этом расследование может идти годами, а срок заключения продлеваться. По УПК, для ареста следователям нужно доказать, что обвиняемый может сбежать, совершить новое преступление или запугать свидетелей. Но на практике сыщики не утруждают себя поиском доказательств. «Следователям достаточно заявить судье, что у них есть подозрения не доверять обвиняемому, – сообщил «НИ» адвокат Владимир Жеребенков. – К сожалению, такие формулировки судей устраивают, и они с легкостью отправляют людей в СИЗО».

Один из подзащитных г-на Жеребенкова провел за решеткой два года по обвинению в убийстве своей сестры. Девушка неожиданно пропала, и следствие сочло, что ее убил брат, а тело сжег в кочегарке, где и работал. Молодого человека выпустили из-под стражи, когда его сестра внезапно вернулась. Оказалось, что девушку увезли на Кавказ, там она родила ребенка, и только тогда ей разрешили навестить родных. «Таких ошибок можно было бы избежать, если бы под арест не заключали бы всех подряд, – продолжает Владимир Жеребенков. – Но следствию удобно, когда обвиняемый находится за решеткой. В СИЗО людьми можно манипулировать, под давлением они могут согласиться со всеми обвинениями. Для этого в камеры запускают оперативника».

Сами силовики не отрицают, что вести следствие удобнее, когда подозреваемый под контролем. Сложнее это осуществить с несовершеннолетними, которых судьи неохотно берут под стражу. «При выборе меры пресечения всегда лучше подстраховаться, а вдруг подозреваемый сбежит, – рассказал «НИ» и.о. начальника контрольно-методического управления Следственного комитета при МВД РФ Сергей Малахов. – Если преступника задержат в другом городе, без процессуальных нарушений его трудно будет вернуть туда, где расследуется дело. Поэтому почти всегда следователи просят суд заключить человека под стражу. Правда, месяц назад, например, выпустили несовершеннолетнего, который потом совершил 22 разбойных нападения».

Судьи часто верят следователям на слово

В аресте обвиняемых велика роль следователей. «Даже если судья отказал в аресте, прокуроры обжалуют решение в вышестоящем суде, у них есть такая установка от руководства – любое решение суда, которое расходится с мнением обвинения, должно обжаловаться», – объяснил «НИ» бывший судья Дорогомиловского райсуда Москвы Александр Меликов. По словам г-на Меликова, районные судьи боятся сразу выносить отказ. «В Мосгорсуде, куда обращаются прокуроры с кассацией, смотрят, какой судья отказал в аресте, – продолжает Александр Меликов. – Так было со мной. Один раз отказал, второй, третий. Меня спросили, почему я выношу такие решения. Пришлось объяснять, что в одном случае нарушены сроки, в другом есть смягчающие обстоятельства. Но в итоге отношение к такому судье меняется. А работа-то высокооплачиваемая! Судья зависит от руководства и старается исполнять неписаные требования».

Судья Александр Меликов сам пострадал за нежелание подходить к делам формально. Официально он был уволен «по порочащим обстоятельствам». По его мнению – за излишне частые оправдательные приговоры и нежелание сажать людей под арест по время следствия и суда. «Зачем арестовывать девушку, которая во время ссоры ударила сожителя ножом, а потом пришла в милицию с повинной? – возмущается бывший судья. –Преступление было совершено давно, за нее просили и сам пострадавший, и его мать, но прокурор был уверен: скроется. Я отказал в ее аресте. Мосгорсуд по ходатайству прокурора отменил это решение. Меня даже подозревали в получении взятки – украинскими яблоками. Второй судья оставил девушку на свободе. В итоге ей дали условный срок».

Как утверждает бывший судья, если подходить к делу здраво, то многие не томились бы в СИЗО. Обвиняемым в совершении легкого и среднетяжелого преступления не стоит сидеть среди убийц и насильников. Но есть и исключения. «Допустим, гражданин одной из стран СНГ совершил кражу в Москве, но у него нет регистрации. Если его отпустить, то не понятно, где станешь потом искать – нет даже адреса, куда выслать повестку, – приводит пример Александр Меликов. – В этом случае арест оправдан». Но даже если речь идет о тяжком преступлении, всегда нужно всматриваться в дело. «Киллера, конечно, никто не отпустит, но бывает и так, что тяжесть преступления завышается самим следователем, – говорит нам бывший судья. – Вот взяли парня с наркотиком и «пустили не по статье «хранение без цели сбыта» (наказание – до трех лет лишения свободы), а «хранение в особо крупном размере с целью сбыта» (от семи до 15 лет с конфискацией имущества). И все...» По мнению г-на Меликова, в России в отличие от других стран нет практики, чтобы судья, принимающий решение об аресте, исследовал доказательства вины. Судьям приходится верить следователям на слово. Это также влияет на то, что под стражу попадают «лишние».

Арест как приговор

Адвокаты жалуются, что часто заключение человека под стражу используют как способ перераспределить бизнес. «Пока человек в СИЗО, можно лишить его бизнеса», – заявил «НИ» адвокат Александр Пережогин. «На Камчатке предпринимателя на два месяца посадили в изолятор, а в это время подделали его подпись и отобрали у него местную газету, – рассказывает Лев Пономарев. – Повод для ареста отыскали смешной – задержка зарплаты, которая была два года назад. Следователи и пострадавших с трудом находили. Но коммерсант освободился и отсудил газету обратно».

Директора одного из столичных рынков Юрия Кима неожиданно арестовали, после того как он поссорился со своим компаньоном. Его обвиняли в незаконном предпринимательстве и уклонении от уплаты налогов. «Мне предлагали передать все права на рынок другим людям, – вспоминает в интервью «НИ» Юрий Ким. – Я отказался, и тогда последовал арест. Странно, я ведь никуда не мог сбежать: у меня четверо детей и безработная жена. И хотя доказательств моей вины вообще почти не было, суд все равно постановил заключить меня под стражу. Время им требовалось только для того, чтобы подготовить документы и отобрать у меня рынок». Юрий Ким провел в СИЗО около четырех месяцев. Его лишили бизнеса. В суде уголовное дело рассыпалось, но вернуть права на рынок он так и не смог. «Плохо, когда заказчики и следователи заодно, а судья, не разобравшись, удовлетворяет прошения на арест, – сожалеет г-н Ким. – Можно было бы этого избежать, если бы наша правоохранительная система не была такой коррупционной».

Компенсаций три года ждут

Время, проведенное за решеткой, по закону можно перевести в деньги. Правда, определенной таксы за один проведенный день в СИЗО нет. Чтобы добиться возмещения вреда, реабилитированному арестанту придется еще раз вступить в борьбу с системой и подать гражданский иск. Сумма зависит от того, насколько сильно пострадала репутация гражданина, сможет ли он продолжать свою карьеру, было ли подорвано здоровье в темном и набитом людьми изоляторе. «Деньги просто так никому не дадут, нужно их требовать через суд, – объясняет Лев Пономарев. – Но это долгий процесс. А оправданные обходят суды стороной – они рады уже тому, что на свободе». Сумма выплат складывается из материального ущерба и морального вреда. Материальный вред доказать легко – это одежда, лекарства, вычеты из зарплаты. Подсчитать моральный вред сложнее, поэтому судьи удовлетворяют требования частично.

За проведенные в СИЗО три с половиной месяца житель Ставрополя Андрей Кейлин, которого обвиняли в убийстве двух русских студентов, требует возмещения морального вреда в размере одного млн. рублей. Следствие так и не представило доказательств его вины. «Меня просто поймали на митинге и сразу же посадили, – рассказывает «НИ» Андрей Кейлин. – Им нужно было найти козла отпущения, чтобы Ставрополь не превратился в Кондопогу. Но у меня было алиби, и дело рассыпалось. Я сидел в изоляторе безосновательно. Пострадала и моя репутация». Специалисты говорят: хорошо, если Андрею выплатят хотя бы половину требуемой суммы. Но ждать денег придется долго. Евгению Калашникову, например, за 3,5 года в СИЗО присудили только 500 тыс. рублей, а получил он их спустя три года. «Чтобы добиться компенсации, мне пришлось посылать запросы президенту, – отмечает Евгений Калашников. – Сам я совсем перестал верить в справедливость».

В Польше человек может находиться под стражей несколько лет

Согласно польскому уголовному праву, подозреваемый в преступлении может быть временно задержан и помещен в камеру предварительного заключения не более чем на 48 часов. Для его дальнейшего пребывания там и перевода в СИЗО нужна санкция прокурора, позволяющая удерживать обвиняемого в изоляции до трех месяцев. Однако и такой срок может быть продлен по решению суда. В этом случае, как рассказали «НИ» в Варшавском окружном суде, не существует каких-либо ограничений. Все зависит от тяжести предъявленного обвинения. Подозреваемый может находиться под стражей даже несколько лет, однако при полном оправдании задержанного государство обязано выплатить ему денежную компенсацию, размеры которой также определяет суд. Показательным было дело польского бизнесмена Романа Клуско, основателя крупнейшей в начале 1990 годов компьютерной фирмы Optimus. S.A. С подачи налоговых органов предпринимателя «упекли» за решетку, и пока он сидел, его фирма прекратила существование. Вскоре Роман Клуско был выпущен на свободу под залог в восемь млн. злотых, но уже не смог заниматься бизнесом. За время, проведенное под арестом, Роман Клуско получил компенсацию около 100 тыс. злотых, а в 2003 году был даже удостоен награды «За борьбу с бесправием государственного аппарата». Сейчас дело г-на Клуско лежит в Страсбурге. Последний случай, когда несправедливо пребывавший под стражей получил денежную компенсацию, произошел три месяца назад. Ярек Каминьский (фамилия и имя изменены. – «НИ») после двух лет мытарств все-таки добился 30 тыс. злотых. Но это случай из ряда вон выходящий. В польских судах сегодня пылятся более 30 исков от незаконно содержавшихся под стражей.

Виктор ШАНЬКОВ, Варшава


В Германии досудебный арест – крайняя мера

Немецкий служитель Фемиды при избрании человеку меры пресечения руководствуется не только германским уголовно-процессуальным кодексом, но и Международным пактом о гражданских и политических правах, а также Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод. Аресту предшествуют несколько этапов. Сначала в дело вступает орган предварительного расследования – прокуратура, которая выносит ходатайство о заключении под стражу только после изучения трех обоснованных видов подозрения, возникших у полиции. Это «простое подозрение», которое является основой для возбуждения уголовного дела, «достаточное», гарантирующее доказательное обвинение в суде, и «серьезное», позволяющее убедить судью в том, что традиционный в Германии денежный залог или подписка о невыезде в конкретном случае не подходят. Уже 40 лет в немецкой судебной системе выделяются три основных повода для досудебного ареста – реальная опасность уклонения человека от правосудия, риск сговора и необходимость предотвращения нового преступления. Срок предварительного заключения не превышает полугода. Определить, нужно ли осужденному оставаться за решеткой и дальше, вправе только Высший суд той или иной земли или общефедеральный Верховный суд. В особых случаях прокуроры и полицейские могут защелкнуть на человеке наручники и без ордера на арест. Но сразу после этого задержанный должен предстать перед Фемидой. Подозреваемый или его адвокат вправе ходатайствовать об аннулировании или приостановлении ордера на арест еще на досудебной стадии. Такие попытки оказываются успешными в семи случаях из десяти.

Сергей ЗОЛОВКИН, Берлин


В Бельгии не хватает тюрем

В конце декабря прошлого года Бельгию потрясла террористическая угроза: по подозрению в подготовке теракта были задержаны 14 человек из организации, находящейся под влиянием «Аль-Каиды». Но вскоре представитель федеральной прокуратуры Ливе Пелленс объявила, что все они освобождены за отсутствием достаточных оснований для ареста. Вообще же, арест и предварительное заключение – неразрешенные проблемы юристов и правозащитников этой страны. Реформы против злоупотреблений предварительным заключением следовали в истории Бельгии одна за другой. В 1852 году была закреплена норма, по которой предварительное заключение применяется только «в очень серьезных и исключительных обстоятельствах». В 1990 году в законах было особо отмечено, что заключение под стражу может быть оправдано только «абсолютной необходимостью». По итогам реформы 2005 года юристы пришли к выводу, что предварительное заключение «не может быть средством давления» на подследственного. В законодательствах стран ЕС примерно одинаково определены основания для такого ареста. Срок предварительного заключения зависит от тяжести преступления, но в целом не превышает двух месяцев. Затем, если суд так и не состоялся, прокуратура обязана возбуждать дело заново. Такого, чтобы человек сидел в изоляторе до суда долгие годы, здесь не было. И все же в 10-миллионной Бельгии в 2006 году за решеткой находились более 16700 человек, причем около 12 тыс. дожидались суда. В Бельгии нередко практикуется условно-досрочное освобождение: в стране ощущается нехватка тюремных площадей.

Александр МИНЕЕВ, Брюссель