Профессор, основатель проекта «Диссернет» Андрей Ростовцев

– Почему сейчас именно ученые чаще всего обвиняются в шпионаже и разглашении гостайны?

– Поскольку все эти дела проходят под грифом «совершенно секретно», мы знаем мало подробностей. И неожиданное обвинение какого-нибудь ученого, например, ботаника, занимающегося своими, казалось бы, никому не интересными исследованиями, выглядит наиболее резонансно. Но я уверен, что помимо ученых дела фабрикуются по всему спектру профессий. Там, где это выгодно делать, будут тихо сажать людей.

– А бывает ли, что за обвинением в госизмене стоит обычный конфликт интересов, когда посадить за разглашение гостайны – это такой эффектный способ наказать неугодного?

– Это используется как способ разобраться, безусловно. Часто научные институты сопровождаются так называемыми первыми отделами, в которых сейчас в основном работают нынешние или бывшие сотрудники ФСБ. То есть со временем силовые структуры все крепче и крепче связываются с административным руководством научной сферы.

– К чему это может привести в перспективе?

– Научная сфера – это отражение того, что происходит в обществе. Цель государственной системы – выживание и укрепление вертикали. Ровно то же самое происходит в административной части научного сообщества: оно пытается удержаться и закрепиться, расширить свои полномочия. Идет борьба за выживание любыми способами, в том числе и такими.

– Не только чиновники от науки должны доказывать лояльность спецслужбам, но и непосредственно ученые, которым теперь нужно согласовывать свои публикации с ФСБ...

– Эта история сейчас приобретает резонансный характер, но везде проходит по-разному. Где-то ученые просто подписываются под этим пунктом, а где-то выступают против. Например, в МФТИ, где тихо это все задвинулось обратно. Но это, безусловно, еще одна попытка расширить свои административные полномочия.

– А вообще у ученого есть возможность противостоять такому давлению?

– Только коллективно. Если ученый пытается противостоять в одиночестве, то все заканчивается либо увольнением, либо вообще посадкой.

– В группе риска находятся все ученые или только те, чьи имена на слуху и кто занимает какие-то посты?

– Я бы по-другому здесь формулировал... Несмотря на очевидное сокращение финансирования научной сферы, на науку тем не менее сейчас тратится довольно много денег. Стало понятно, что это огромный ресурс, который нужно осваивать. Соответственно, на административные посты начали назначать «нужных» людей –далеких от науки, но полезных для осваивания этих ресурсов. На днях Рособрнадзор опубликовал доходы ректоров российских вузов за 2014 год. Доходы тех, кто находится на первых позициях, заметно выросли относительно 2013 года, перевалив за 100 млн. Вот типичный ресурс, который надо осваивать. Для того чтобы осваивать этот ресурс, находящиеся в подчинении ученые, научные работники, преподаватели в идеале должны существовать только на бумаге и денег не просить никогда. В этом, собственно, и заключается цель. «Вредными» становятся те, кто просит денег. А дальше уже выбирается метод, как им заткнуть рты.

– Делами против ученых наносятся точечные удары по конкретным представителям сообщества?

– В целом утверждение верное, но я бы не делал такой акцент. Все-таки дела о госизмене хоть и резонансные, но единичные. Либо мы не знаем общего масштаба бедствия. Полтора-два десятка дел, хотя и находятся на слуху, но в масштабах всей страны это не так много. А вот увольнений насчитывается десятки тысяч. Я говорю о научно-образовательной сфере, куда входят и ученые, и преподаватели, которые либо раньше занимались наукой, либо параллельно ведут научную деятельность. За последний год ФАНО тихой сапой назначило на посты директоров нескольких десятков институтов РАН абсолютно невзрачных людей с непонятной научной биографией. Например, недавно в питерский институт ядерной физики на должность директора был назначен коммерсант, у которого докторская диссертация полностью списана. Он к науке никакого отношения не имеет, он имеет отношение к деньгам. Для этого он туда и был поставлен. И это типичная история, которая красноречиво говорит о том, для чего это нужно.

– Все эти увольнения – это идеологическая чистка кадров или пресловутая оптимизация?

– Иногда это просто переформатирование. Так, например, был уволен физик с мировым именем Михаил Данилов. Он просто стал неугоден руководству. И уволили как: закрыли все вакансии и расформировали лабораторию, в которой он работал. Формально он мог бы подать заявку на какую-то вакансию, но юридически к этому времени все вакансии в институте закрыли. Подать-то он мог, но вакансий нет. И вот такие юридические трюки очень известны и повсеместно применяются.

– А как международное научное сообщество реагирует на скандалы в российской науке?

– Международное сообщество уже устало от всего этого и реагирует довольно вяло. Более того, Россия уже довольно давно не в лидерах международного научного интереса. То есть мы выпали из мировой научной элиты, возможно, навсегда.

– Можно ли говорить о том, что в России быть ученым становится опасно?

– Я бы не стал так говорить. Эта опасность очень «случайная». В среднем абсолютное большинство ученых спокойно работают – в том смысле, что спокойно ходят на работу. Однако в каких-то случаях это действительно принимает ужасные формы. Но таких случаев по отношению к общему корпусу ученых очень немного. Все эти случаи резонансны, и поэтому кажется, что они наблюдаются повсеместны. Но, конечно, это не так.

СПРАВКА «НИ»