Posted 27 февраля 2007,, 21:00

Published 27 февраля 2007,, 21:00

Modified 8 марта, 08:57

Updated 8 марта, 08:57

Сплошной фрейдизм

Сплошной фрейдизм

27 февраля 2007, 21:00
Одна из главных достопримечательностей Вены – Музей Фрейда, находящийся в квартире, где основоположник психоанализа принимал пациентов, является еще и уникальным научным и художественным центром. Не так давно у музея сложилась коллекция произведений концептуальных мастеров ХХ века. Именно это собрание прибыло в Москву,

На улицу Бергассе венские туристы идут с тайным желанием ощутить себя пациентами Зигмунда Фрейда. Доктор близко к сердцу принимал всякого рода бредовые мысли, сновидения и галлюцинации психотиков и невротиков. Другие венские врачи лечили их не беседами и куда как более радикальными средствами – кто серными водами, а кто битьем и катаньем (для этой категории граждан открыт душещипательный музей в бывшей Башне сумасшедших).

Квартиру Фрейда с легендарной кушеткой, на которой исповедовались в том числе и русские дворяне, увидеть, конечно, очень стоит. Правда, от самого Фрейда там почти ничего не осталось: доктор вывез из Вены все, что смог забрать, при поспешном бегстве от фашистов в Лондон. Теперь австрийцам приходится довольствоваться лишь расклеенными на стенах фотографиями, да пресловутой кушеткой, подлинность которой многие пытаются оспорить. Между тем сохранились подлинные лестница, дверь, планировка комнат, что уже само по себе дает возможность дорисовать остальное (самое сильное ощущение, когда звонишь в дверной звонок, словно ты и впрямь пациент). Внутри еще два приятных сюрприза: доступная библиотека и в отдельных двух залах – произведения современного искусства.

Именно эта часть Музея Фрейда и прибыла в Фонд Stella Art в Скарятинском переулке. Чтобы понять, какого рода произведения представлены в Москве, нужно сразу отбросить два пласта того, что обычно называют «фрейдистским искусством». Во-первых, это, конечно, не те вещи, которые собирал и которыми восхищался доктор. У Фрейда был антикварно-классический вкус интеллигента XIX века – его полки заполняли археологические сувениры (никаких фаллосов!), а на почетном месте – репродукция картины академиста Энгра «Эдип перед Сфинксом» (там, где злосчастный Эдип отгадывает загадки женоподобного монстра). Во-вторых, здесь нет никаких картин Дали и других сюрреалистов, культивировавших сновидческие кошмары. Именно к сюрреалистическим экспериментам четко припечатано имя Фрейда. Для Фрейда сновидение было лишь средством терапии, для Дали и компании – самоцелью.

Единственный предмет в экспозиции «Музей Фрейда в Москве», который напрямую перекликается с сеансами психоанализа – пресловутая кушетка. Однако сваренная из железных пластин кушетка Франца Уэста совсем не располагает к возлежанию (хотя посетителей активно приглашают лечь). С остальными произведениями ситуация еще сложнее – все они кажутся еще более отстраненными, холодными и по- больничному дистиллированными. Например, инсталляция российского художника международного уровня Ильи Кабакова «Человек, улетевший в свою картину» – масштабное белое полотно с крохотной фигуркой, перед которым стоит белый стул (эдакая катапульта в пустоту). Или детская «Пара ботинок», выставленная наподобие драгоценностей американкой Шерри Ливайн.

Всякий раз зритель оказывается перед визуальным ребусом или плоскостью, на которую он перебрасывает свои эмоции. Основным элементом таких плоскостей выступает не вычурное видение в духе Дали, а текст – выбитый на железе, аккуратно выведенный на стене, светящийся неоновыми надписями, стоящий в подписи к экспонату (идиллическая фотография Марка Геталса, названная «Имя отца»).

Здесь стоит сказать, что собрание Музея Фрейда складывалось в 1980-е годы и все художники, которые так или иначе задумывались о психоанализе, вслед за постфрейдистами переключали внимание с горячечных видений на язык и слово. Именно такого рода языковыми играми и текстовыми аллюзиями наполнены произведения Джозефа Кошута, ставшего главным инициатором музейной коллекции.

Комментировать произведения, которые сами являются комментариями, почти невозможно. Оттого венский проект столь необычен и уникален для Москвы. У нас от современного искусства на манер психиатрических лечебниц XIX века ждут если и не шоковой терапии, то какой-то кровавой взбучки (для сравнения стоит сходить на наш «Дневник художника» в ЦДХ). В данном случае – проект, поражающий своей «европейскостью», тонкостью интерпретаций и ассоциаций, почти неуловимым маревом смыслов и идей. Тем, от чего мы отвыкли, окончательно погрузившись в московские комплексы и сны наяву.

"