Адвокат Анна Ставицкая:

– Как вы спустя годы объясняете себе, почему присяжные признали Сутягина виновным?

– Я продолжаю считать, что суд присяжных – это лучшая форма правосудия, до которой додумались законодательные умы! Только в суде присяжных в полной мере воплощаются в жизнь принципы состязательности сторон и презумпции невиновности. Но это возможно при условии, что в качестве присяжных выступают действительно те люди, которые попали в присяжные методом случайной выборки, а не те «присяжные», которых специально подбирают для конкретного дела, чтобы получить определенный вердикт.

– Какие присяжные были здесь?

– Судите сами. Третьего ноября 2003 года в Мосгорсуде была отобрана коллегия присяжных по делу Сутягина, и разбирательство началось. Выступили обе стороны, но затем не явились в суд свидетели обвинения, и слушания отложили. В следующий раз эта история повторилась. А потом не привезли в суд Сутягина. Якобы из-за карантина в его тюремной камере. Процесс приостановили, адвокатов долго не пускали к подзащитному. А когда пустили, Игорь сказал, что он ничем не болел. Заседания начались лишь 15 марта 2004 года, но уже под председательством другого судьи. Тогда же была отобрана новая коллегия присяжных. Сегодня я уверена, что весь этот длительный и ничем не оправданный перерыв в процессе был предпринят с одной целью – сменить коллегию присяжных, которая, видимо, была благосклонно настроена к Сутягину. И набрать коллегию, которая примет «нужный» вердикт.

– Почему вы уверены, что вторая коллегия не была случайной?

– Уже после приговора мы обнаружили, что один из присяжных второй коллегии, во-первых, оказался в списках присяжных для Московского окружного военного суда, чего не должно быть по закону, а во-вторых, был бывшим сотрудником Службы внешней разведки. В Польше в 1996 году вышла книга – «Алганов, Якимишен и другие. Кулисы российской разведки». Так вот, среди присяжных по делу Сутягина оказался тот самый Якимишен, который обвинялся в Польше в вербовке премьер-министра Юзефа Олексы. Польская пресса писала, что он – подполковник СВР, окончил школу разведки, а в 1979–1984 гг. служил в качестве сотрудника корпункта Агентства печати Новости в Гданьске. При отборе коллегии Якимишен сообщил, что знает польский язык, но о связях с СВР умолчал. Мне не верится, что этот человек мог попасть в процесс о шпионаже методом случайной выборки. И думаю, что в коллегии он был не один такой.

– Игорь Сутягин отбывает срок в колонии строгого режима в Архангельске. Может ли он рассчитывать на условно-досрочное освобождение или на помилование?

– На УДО Игорь может рассчитывать только через год, так как оно может быть применено для осужденных за особо тяжкие преступления только при отбытии двух третей срока. А помилование – это исключительно акт милосердия президента России. Претворить милосердие в жизнь президент может в любое время, закон никаких ограничений не накладывает.

– Известно, что жалоба Сутягина в Страсбурге признана приемлемой. Когда можно ждать решения суда?

– Надеюсь, что в ближайшее время, хотя регламент Европейского суда не предусматривает сроков. И если те нарушения, о которых мы написали в жалобе, признают, уголовное дело должны будут прекратить, и Сутягина – освободить.

– Какова вероятность такого исхода?

– Решение о приемлемости самых важных наших доводов, позволяет надеяться на лучшее!

– Другое громкое дело, которым вы занимаетесь, – о расстреле польских офицеров в 1939 году в Катыни. Какова его судебная перспектива?

– На одном из последних заседаний суда прокурор заявил, что это дело разрешилось бы положительно и быстро, если бы руководство Польши обратилось к руководству России с просьбой о реабилитации. Этим, на мой взгляд, все сказано. Прокуроры не отрицают, что дело политическое, поэтому его надо решать на политическом уровне, а не на уровне прокуратуры и суда.

– У вас другое мнение?

– Да, я же считаю, что политика не должна вмешиваться в решения суда. Суд у нас, как известно, независим и должен подчиняться только закону, а не политической воле. Меня часто спрашивают, зачем вообще этим заниматься, защищать поляков и лишний раз Россию критиковать. В этом деле речь идет о справедливости не в отношении государства, а в отношении людей. Какая разница, какой они национальности – поляки, русские, евреи, итальянцы, армяне? Важно то, что они были живыми людьми, а потом их расстреляли на основании незаконного решения лиц из руководства НКВД СССР. И если в России нам откажут все инстанции, придется обращаться в Европейский суд.

– В ноябре начнется судебный процесс по делу об убийстве Анны Политковской, где вы представляете интересы семьи журналистки. На какой вердикт вы рассчитываете?

– На справедливый. Но этот процесс – лишь небольшая часть дела об убийстве Анны Политковской. Заказчики этого ужасного преступления до сих пор не установлены. Не найден исполнитель. Поэтому мы будем предпринимать все возможные меры, чтобы следствие не остановилось на первом этапе, и на скамье подсудимых оказались все причастные к убийству.

– Процесс будет открытым?

– Я считаю, что нет оснований для проведения процесса в закрытом режиме. В деле есть несколько документов, содержащих гостайну. Но суд может в закрытом режиме рассматривать только те факты, которые касаются этих секретных документов, а остальной процесс проводить открыто. Закон такую возможность предоставляет.

– Семья погибшей журналистки подала жалобу в Страсбургский суд. С нарушениями каких прав это связано?

– Адвокатом Каринной Москаленко и мною от имени родственников Анны Политковской была подана жалоба в Европейский суд на нарушение статьи 2 Европейской Конвенции «Право на жизнь». Мы также поставили вопрос о неэффективности проведенного расследования.