Posted 25 января 2005,, 21:00

Published 25 января 2005,, 21:00

Modified 8 марта, 09:41

Updated 8 марта, 09:41

«Я виновата в том, что я чеченка»

«Я виновата в том, что я чеченка»

25 января 2005, 21:00
Вчера адвокаты чеченки Зары Муртазалиевой, осужденной 17 января этого года на 9 лет тюрьмы за подготовку терактов в Москве, опротестовали решение Мосгорсуда. По их мнению, вердикт чересчур суров и основывается на неубедительных доказательствах. А накануне корреспондент «НИ» встретилась с матерью Муртазалиевой, которая

Уже который день подряд Тоита Сулеймановна, мама Зары Муртазалиевой, дежурит на КПП Лефортовского СИЗО. Накануне разрешение на свидание с дочерью ей не подписали, поэтому сегодня в очереди родственников и адвокатов заключенных мы сидим вместе. Хотя желающих увидеться с узниками «Лефортово» и очередью-то назвать сложно. В день здесь по плану устраивается не более пяти свиданий. Мы как раз пятые.

«Не знаю, пройду или нет, – говорит Тоита Сулеймановна. – Но, по крайней мере, мне это обещали».

Чтобы не мешать людям, мы вышли из «зала ожидания» на улицу. На холодном январском ветру наша беседа, начавшаяся с обычных вопросов, продлилась в итоге несколько часов. Тоита Муртазалиева рассказывает о Заре. Она не пытается ее защищать, не открещивается огульно от обвинений. Она рассуждает вслух и пытается понять, за что все-таки осудили ее дочь.

Девочки

«Я не хотела отпускать Зару в Москву, – говорит Тоита Сулеймановна. – Мне не нравилась эта идея. Но обстоятельства сложились таким образом, что два года назад от рака поджелудочной железы умер мой муж Хасан. Зара училась в Пятигорске, а две мои младшие дочери заканчивали школу. Учить трех детей на очных факультетах я не могла. А Зара давно просилась в Москву работать. Вот и уговорила меня. Дочь сначала жила на квартире у знакомых. Мы часто созванивались. Но сердце у меня все время было не на месте».

В конце февраля 2004 года Тоита Муртазалиева навестила дочь в столице. К тому времени Зара уже переехала в «нехорошую квартиру», точнее общежитие, на улицу Бориса Галушкина, комната в которой позднее и стала «местом преступления».

«На вокзале Зара встретила меня вместе с Аней Куликовой. Тогда я видела ее впервые. Дочь рассказала мне, что эта девушка приняла ислам. Меня от этого мысленно аж передернуло: как это так, человек прожил 18 лет в одной религии, в религии своих родителей, прародителей и в один день сменил вероисповедание? Я сказала об этом вслух. А дочь обиделась. «Аня, подтверди, что я здесь ни при чем», – попросила она девушку. Та рассказала, что обратилась в ислам еще до знакомства с Зарой».

Ночью в квартире знакомых, где остановилась Муртазалиева-старшая, мать и дочь поссорились. Тоите Сулеймановне категорически не понравились новые знакомые Зары: Аня Куликова – воочию, Даша Воронова – заочно. «Даша вообще «темная лошадка», – считает Тоита Муртазалиева. – У этой девочки были проблемы с наркотиками, сама она рассказывала, что когда-то ее изнасиловал чеченец. И после всего этого она принимает ислам. Как такое может быть? Она москвичка, но ее благополучные родители отпускают ее жить в какое-то общежитие, да, опять же, еще и с чеченкой. Но самое интересное, что через два дня после ареста Зары Даша опять приняла христианство».

Тоита Сулеймановна пыталась запретить дочери жить с девушками в одной комнате. Но Зара привела «железный» довод: «Мама, ты же знаешь, как в Москве постоянно проверяют чеченцев. В магазин выбежать – и то проблема. А они обе москвички. Мне с ними надежнее».

«Нехорошая квартира»

Убоповец Саид Ахмаев появился в жизни Зары буквально из ниоткуда. Это он поселил Зару в общежитие на Галушкина. Но прежде вытащил девушку из отделения милиции, где Зару держали двое суток за просроченную на две недели регистрацию.

«Как рассказывала Зара, он приехал в отделение якобы потому, что узнал о ее задержании. Каким-то образом он поспособствовал ее освобождению, взял на себя ответственность за нее и поручился, что до конца процесса выяснения ее личности Зара из Москвы не будет выезжать».

Ахмаев приезжал на работу к Заре, в страховую фирму на Китай-городе. Даже застраховал у Зары свою машину и привел к девушке в качестве клиентов еще двух своих знакомых.

«Я думаю, что таким образом он пытался войти к ней в доверие, – говорит мать. – В довершение всего еще предложил Заре бесплатно пожить в общежитии, в комнате своего друга, который уехал за границу. Понятно, что дочь сразу же согласилась, так как зарплата у нее была небольшая – 200 долларов плюс пять процентов от договоров. А комната эта, как потом выяснилось, сплошь была напичкана «жучками» и скрытыми видеокамерами».

Однако один из главных свидетелей, Ахмаев, в деле Муртазалиевой не участвует. Его местонахождение неизвестно. «Я знаю, что после инцидента с Зарой этот человек получил новое звание – полковника. Но где он сейчас – неизвестно. Я думаю, он осознает, что он натворил. Он – чеченец и знает менталитет нашего народа. Он знал по рассказам Зары, что у нее кроме меня никого нет. Нет в нашей семье взрослых мужчин, кто бы вступился за девушку. Он хапнул этот кусок ради своей выгоды. Мы не пытались связываться с его семьей, не искали контактов. Но он уже сам себя наказал. Его имя прозвучало в газетах. Поверьте, для чеченца это очень неприятно и ощутимо».

Тюрьма и воля

С Аней Куликовой и Дашей Вороновой Зара познакомилась в московской мечети на проспекте Мира. Однако религиозной по кавказским меркам семья Муртазалиевых никогда и не была. Дети воспитывались свободными от большинства мусульманских предрассудков. Тем более что детство их проходило в условиях войны, которая превратила их в лица «недоброй национальности».

«Да дело даже не в этом. Девочки никогда не носили платков, когда хотелось – ходили в брюках. Они были настолько свободными в своем выборе, насколько это вообще позволительно в чеченской семье, – утверждает Тоита Сулеймановна. – Многие в районе меня даже осуждали за такую вольность. Но так было и в семье моего отца. Он нас не принуждал к платку, говорил, что это придет с возрастом. Мне 45 лет, и я до сих пор не совершаю положенных пяти молитв в день. Как я могу заставлять это делать детей? Но тем не менее, как и в любой семье – русской или нерусской, – я старалась, чтобы для дочерей и сына святое оставалось святым».

Мать Зары говорит, чтобы понять, какая ее дочь, достаточно прочитать дневник Зары. Его, кстати, изымали для расследования дела. Но потом вернули матери – за ненадобностью.

«Понимаете, для нее не существовало плохих людей. В каждом она находила что-то хорошее, старалась понять человека. Я думаю, что стремление к общению и это человеколюбие и подвело Зарочку. В действиях людей, которые втравили ее в эту ужасающую историю, она не разглядела подвоха. А еще она очень любит жизнь, любит красоту. И я не знаю более законопослушного человека, чем моя дочь. Порядок она любит во всем и не изменила этой привычке даже сейчас, в тюрьме».

По сравнению с изолятором в Печатниках, где Зара сидела до перевода в «Лефортово», нынешние условия содержания не в пример лучше. Но тюрьма, какая бы она ни была, все равно остается тюрьмой.

«Она ничего мне не рассказывает о своей жизни. Сколько я ни спрашивала, – сетует Тоита Сулеймановна. – Бережет меня. Выдает только позитивную информацию. Говорит, что в камере с ней сидят две хорошие женщины. Что целыми днями она чистит, моет, оттирает камеру. И ей даже разрешили повесить занавески».

Успокоить мать Зара пытается и в записках:

«Мама, они будут 20, 30, 40 лет расследовать это дело, но моей вины не докажут. Потому что ее просто нет. На моем месте может оказаться любой человек».

«Завтра мне огласят обвинительное заключение. И я наконец-то буду знать, в чем меня обвиняют».

«Я знаю, мама, ты нас часто учила жизни, ты не хотела отпускать меня в Москву. Но не кори себя за это. Это не твоя вина. И не моя. Единственное, в чем я виновна, – это в том, что я чеченка».

«А я что ей могу в ответ сказать? – вздыхает Тоита Муртазалиева. – После того как ее осудили на 9 лет. Чем можно обнадежить и поддержать? Я таких слов не знаю. Но на свидании я скажу ей, что буду обивать пороги президентов – и российского, и чеченского, – буду стучаться во все двери. Если потребуется, обращусь и в Верховный суд, и в Европейский. Если есть справедливость на этом свете, то Зару оправдают».

Доказательства

На девять лет колонии Зару осудили за якобы найденный в ее сумочке пластид, за подстрекательство к теракту и его подготовку. Кроме показаний «подстрекаемых» Вороновой и Куликовой, записей их с Зарой разговоров, обвинение строилось еще и на фотографиях, которые девушка делала в торговом комплексе «Охотный Ряд» на Манежной площади, кассеты с записью песен чеченского барда Тимура Муцараева и книге «Давид и Голиаф, или Российско-чеченская война глазами «варвара».

«Девять месяцев длилось следствие, – говорит Тоита Муртазалиева. – И за это время в деле не появилось ни одного внятного обвинительного доказательства, а оправдательные не приобщались к делу. Саид Ахмаев исчез, Анна Куликова отказалась от своих показаний. Книгу эту принесла Даша, она сама это подтвердила. Я от корки до корки прочитала это произведение, изданное, кстати, в Москве, и ничего предосудительного в нем не нашла. Главная мысль, которую автор хочет донести до читателя, состоит лишь в том, что такими методами подчинить Чечню не удастся, что нужно искать другой выход. Откуда взялась кассета, я, честно говоря, не знаю. Но в суде на протяжении получаса мы слушали эти песни. Прокурор за все это время нашел два «неправильных» слова: джихад и Аллах».

Все обстоятельства, которые защитники приводили в оправдание Зары, никем почему-то не проверялись. Например, Муртазалиева утверждала, что 4 марта 2004 года ее задержали не на проспекте Вернадского, как записано в материалах дела, а недалеко от ее работы, у метро «Китай-город». Удостовериться в этом несложно. Достаточно взять распечатку разговоров Саида Ахмаева, которому Зара позвонила, прежде чем сесть в машину оперативников. «Ахмаев ее тогда еще приободрил, мол, не бойся, поезжай, это обычная проверка документов», – поясняет мать Зары.

Пластид, который, по версии следствия, переносила в сумочке Муртазалиева, уже уничтожили. Отпечатки пальцев, которые в таком случае должна была на нем оставить «террористка», никто не снимал.

«Фотографии в «Охотном Ряду»? Мама Ани Куликовой мне показывала целую пачку – 36 штук, – рассказывает Тоита Сулеймановна. – Девочки снимали все подряд. Но для уголовного дела отобрали только несколько штук, с эскалатором. Я когда уезжала от Зары, мы тоже фотографировались на вокзале. Почему меня не арестовали?».

Аудио- и видеозаписи, сделанные в комнате общежития, где жили Зара, Аня и Даша, тоже, по мнению Тоиты Муртазалиевой, не выдерживают критики. 160 часов видеопленки. Мама Зары говорит, что все их просмотрела. На протяжении этого времени в кадре не появился ни один человек, с которым бы Зара обсуждала преступление, у кого приобретала бы пластид. Девчонки вели обычную жизнь. Дурачились, бесились с большой игрушкой-гусем… Разговоры… да, были. Но что, это преступление?

«Я понимаю, что это только мои слова, слова матери, – сказала в конце нашего разговора Тоита Муртазалиева. – И вы вправе мне не верить. Но для меня нет большего горя, чем знать, что Зара обвиняется в терроризме. Я ненавижу людей, которые творят это зло. Но пусть мне докажут, что моя дочь виновна. И я найду силы отказаться от нее. А пока – буду бороться».



Р.S. В этот день Тоита Муртазалиева на свидание с дочерью так и не попала. Уже вечером проходивший мимо сотрудник СИЗО «Лефортово» предупредил, что пятого свидания не будет – часы приема заканчиваются. А коллеги по ожиданию предупредили, что очередь на свидание нужно занимать рано-рано утром. Мама Зары снова собирается идти в «Лефортово».

"