Игра на эмоциях

Введение суда присяжных во многом осложнило жизнь российской прокуратуре. До сих пор в ситуациях, когда у нее не хватало доказательств, она могла обойтись элементарным административным воздействием на судей, как это происходит, по мнению многих экспертов, скажем, на арбитражном процессе по делу ЮКОСа. Но в уголовном процессе с присяжными такой номер не пройдет.

Очевидно, что еще до начала заседаний суда прокуратура стала понимать, что доказательства обвинения довольно слабые. Именно поэтому слушания были засекречены без каких-либо серьезных на то оснований. Причиной секретности стала не какая-нибудь государственная тайна, а оперативные данные следствия, которые даже по признанию прокуроров не имеют принципиального значения для суда. Многие юристы утверждают, что они потому и попали в материалы дела, чтобы дать следователям повод требовать засекретить дело и слушания. Но секретности мало. Теперь прокуратуре придется поработать еще и с общественным мнением, которое могло бы оказать влияние на присяжных.

Один из главных страхов современного общества – это страх перед терроризмом. Его, скорее всего, и решат использовать в деле Пичугина. В ближайшие выходные на одном из федеральных каналов предполагается показать фильм, в котором, как говорят, будет предпринята попытка обвинить менеджеров ЮКОСа чуть ли не в организации теракта. В общем-то, организовать подобный ассоциативный ряд у присяжных нетрудно: достаточно лишь, чтобы у них закрепилась логическая цепочка: взрыв – это терроризм. Предполагается, что это должно помочь прокурорам, так как один из эпизодов обвинения как раз и связан со взрывом. История эта достаточно странная, как по набору доказательств, так и по набору свидетелей, ведь речь в фильме скорее всего пойдет о взрыве, который в 1998 году прогремел на лестничной площадке в доме, где жили родители одной из бывших сотрудниц банка «Менатеп» Ольги Костиной. Вскоре исполнители взрыва были осуждены. Собственно, осуждены они были за многочисленные убийства, но прошел в их деле и эпизод со взрывом. Суд тогда посчитал, что место, время и малая мощность взрыва не могли причинить никому вреда, да и задержанные говорили, что у них не было цели покушаться на чью-либо жизнь, а потому в данном случае они были осуждены за нанесение ущерба двери. Сама Ольга Костина к моменту взрыва уже около трех лет не имела никакого отношения ни к «Менатепу», ни к другим структурам, связанным с ЮКОСом. Единственное, о чем она смогла сообщить следователям в тот момент: на новом месте работы в московской мэрии у нее сложились непростые отношения с пресс-секретарем мэра Цоем.

Но теперь, спустя шесть лет, прокуратура, не опротестовав принятого решения суда, вдруг решила, что это было именно покушение на убийство. Этим летом обвинение в нем предъявили проживающему ныне в Израиле одному из совладельцев ЮКОСа Леониду Невзлину. Теперь же прокуратура пытается обвинить в подготовке теракта непосредственного начальника Пичугина – Михаила Шестопалова, ну и Пичугина, как говорится, заодно.

Трудно предположить, как станут относиться присяжные к Пичугину после того, как им покажут, что начальник Пичугина и один из совладельцев компании готовили теракт. И этот теракт является одним из эпизодов обвинения Пичугина, а следовательно, уж наверняка он имеет к нему какое-нибудь отношение. Вряд ли стоит ожидать, что после такой информации присяжные проникнутся сочувствием к обвиняемому и станут относиться к нему без предубеждения, а доводы прокуратуры станут воспринимать объективно. Собственно, это и выгодно стороне обвинения, которая, похоже, вовсе не рассчитывает, что ее доказательства окажутся способны убедить присяжных в вине Пичугина. А потому обвинение и добивается, чтобы эмоциональные оценки взяли верх над доводами рассудка.




Государство может продать «дочку» ЮКОСа в ущерб себе