Posted 18 февраля 2008,, 21:00

Published 18 февраля 2008,, 21:00

Modified 8 марта, 08:02

Updated 8 марта, 08:02

Андрей Макаревич:   «Мир такой, каким мы его делаем»

Андрей Макаревич: «Мир такой, каким мы его делаем»

18 февраля 2008, 21:00
С 14 по 17 февраля кинофестиваль «Золотой дельфин» пройдет в Москве в 7-й раз. Этот кинофорум посвящен художественным и документальным лентам о подводном мире. Не случайно председателем жюри избран специалист в этой области, лидер группы «Машина времени» Андрей МАКАРЕВИЧ, с которым пообщалась Веста Боровикова

Макаревич-подводник: "Пока еще есть, что смотреть под водой"

Андрей Вадимович, каким образом вы оказались в роли председателя жюри кинофестиваля? Это результат вашего увлечения подводными съемками или дружеские связи с кинодокументалистами?

– Дружеские связи здесь совершенно ни при чем. По дружбе в председатели жюри не выбирают. Во-первых, наверное, я имею несколько больший стаж занятий подводным плаванием, чем даже организаторы фестиваля, во-вторых, я несколько лет делал программу «Подводный мир», а в-третьих, меня выбрали.

– Этот фестиваль проводится в 7-й раз, и у него есть уже какая-то история.

– Вообще это дело страшно хлопотное. Я был практически на всех аналогичных фестивалях в мире и равных по масштабу не видел. Вообще говоря, в нашей стране динамика развития подводного спорта находится на первом месте в мире. Скорость, с которой растет число «новообращенных» дайверов, весьма велика. И это при том, что у нас почти нет морей и океанов по сравнению с Америкой и Европой. Меня это очень радует, потому что дайвинг – замечательное занятие, и, слава Богу, пока еще есть, что увидеть под водой.

– Как произошло ваше знакомство с подводным миром?

– Это случилось очень много лет назад, благодаря Кириллу Модылевскому (президент кинофестиваля «Дельфин». – Авт.). Мы были первыми русскими, которые приехали на остров Трук (расположен в 1200 км к северу от Папуа-Новой Гвинеи. –- Авт.). А тогда только стали появляться подводные камеры. И Кирилл купил камеру и просто попробовал поснимать. Получилось – замечательно. Трук – это очень известное место. Американцы там в 43-м году затопили японский военный флот, отомстив за Перл-Харбор. Там под водой совершенная фантастика, даже многие корабли сохранились. Помню, когда у Сенкевича показали этот сюжет, стало понятно, что надо делать такое кино.

– Жюри кинофестиваля оценивает картины с точки зрения их художественного замысла, эстетики или трудности осуществления съемок?

– Есть несколько номинаций: «Лучший оператор», «Лучший путешественник», «Лучший фильм о животных», «Лучшие подводные клипы». Поэтому в каждом случае критерии свои. Но я могу сказать, что уровень фильмов за последние несколько лет необычайно вырос. Все начиналось с такого home-video: «А вот мы все едем в Египет». Мы стали зарубать такие вещи, несмотря на страшные обиды авторов, и взяли за точку отсчета фильмы о животных британской телекомпании ВВС. Чтобы снять хорошее кино, помимо технических навыков и денег, надо не жалеть времени. Животных приходится долго караулить, прежде чем ты поймаешь тот единственный ракурс, который нужен.

– Какие морские животные вам кажутся наиболее странными и загадочными?

– А нет животных простых. Все животные странные. И ни о ком из них мы толком ничего не знаем. Мы только надуваем щеки. А открытия происходят каждый год. Не так давно выяснилось, что акула, которая относится к рыбам и должна быть холоднокровным существом с температурой крови, равной температуре воды, имеет температуру крови на несколько градусов выше. Рыба она после этого или нет? До сих пор никто не видел, как белая акула спаривается и сколько у нее детенышей. Их уже почти уничтожили, а мы о них так ничего и не знаем.

– Как вы думаете, подводные съемки как-то могут изменить наше отношение к тому, что мы делаем с животным миром? Помочь спасти его?

– Я надеюсь, что это поможет изменить отношение к подводным животным. А это уже серьезный шанс. Потому что люди, которые льют в океан нефть и прочую отраву, никогда не видят, что они губят, и с ними трудно разговаривать. Для них океан – это бездонная помойка, в которую, сколько ни сливай, все равно не заметно. Но заметно уже так, что дальше некуда.

МАКАРЕВИЧ-МУЗЫКАНТ: «Я НЕ ПУТИН, ЧТОБЫ ГОВОРИТЬ ПРО ОБЩЕСТВО»

– Ваши песни – это всегда или почти всегда история человеческих отношений. Есть ли в сегодняшнем мире место такой тональности, в которой созданы ваши истории?

– Если перестанут ходить на мои концерты и покупать мои пластинки, я, наверное, пойму, что места нет. А пока я этого не замечаю, извините. Как вы думаете, ходят люди на мои концерты?

– Уверена. Просто сегодня мир жесток.

– Мир разный. Он такой, каким мы его делаем.

– Вы думаете, у общества сегодня есть возможность сохранить семейные ценности в их традиционном понимании?

– За общество я решать не могу. Я не Путин, чтобы говорить про общество. Я думаю, это зависит не от общества, а от двух конкретных людей. Государство здесь ничего сделать не может. Если чиновники думают, что, выплачивая пособия, увеличат рождаемость, то я думаю, что они могут увеличить только количество бездомных детей.

– Вы думаете, кто-то станет рожать за деньги, а потом выкидывать детей на улицу?

– А почему нет? Вам не кажется, что в этой идее есть нечто циничное: вы нам родите, а мы вам за это заплатим? Вам не кажется, что нормальные люди, если хотят ребенка, его рожают не за деньги? Может быть, нормальных людей немного осталось. Но я все равно убежден, что они есть.

– Вернемся к вашему творчеству. Ваш новый альбом вы записали на студии Abbey Road в Лондоне. Почему именно там? В чем уникальность этой студии?

– В качестве. Если тебе нужен звук, как, например, в ранних балладах Дэвида Боуи, у тебя будет такой звук через десять минут после того, как ты озвучишь свою просьбу. В одной из песен нам понадобился огромный гонг. И нам был доставлен этот гонг, в который мы бережно ударили и вернули владельцам студии. Вообще в Abbey Road очень бережное отношение к инструментам. Многие хранятся здесь с самого открытия студии и с большим старанием и любовью сберегаются ее владельцами. Мы писали альбом на тех же инструментах и в том же зале, в котором когда-то записывался Леннон. У нас звучит даже Лондонский симфонический оркестр, который, к сожалению, не смог приехать на презентацию альбома в Москву.

– Андрей Вадимович, наверняка вы войдете в историю как русский поэт второй половины двадцатого века. И у каждого культурного человека в доме будет стоять томик ваших стихов.

– Не думаю. Я согласен с Джоном Ленноном и Энди Уорхоллом в том плане, что в двадцать первом веке каждый будет знаменит на 15 минут. И мои стихи будут храниться не в томике, а в маленькой металлической букашке, которая, возможно, будет просто «инсталлироваться» человеку в голову. Если он того захочет.

– На какой фильм вы бы пошли, если бы вам подарили волшебный билет на любой сеанс?

– На фильм «Зачарованная».

– У нас как раз есть универсальный билет в кино «Московский вездеход», по нему вы сможете пойти на любой фильм, в том числе и на «Зачарованную».

– Большое спасибо, давно хотел сходить на этот фильм, но из-за гастрольного графика никак не получалось. Спасибо за «Вездеходы» – теперь смогу сходить в удобное время. J

"