Posted 17 мая 2012,, 20:00
Published 17 мая 2012,, 20:00
Modified 8 марта, 05:27
Updated 8 марта, 05:27
Огонь, вода и медные гильзы,
За последние 20 лет на военных складах российской армии произошло 38 крупнейших пожаров. Причинами этих ЧП становились и обычное разгильдяйство часовых, и сокрытие хищений боеприпасов и амуниции, и даже политические факторы. Замечено, что пожары и взрывы на арсеналах совпадали с появлением на карте бывшего Союза новых «горячих точек» и притоком туда боеприпасов и вооружений советского и российского производства.
Как и восход солнца, череда пожаров на складах российского Минобороны началась с Дальнего Востока. В марте 1992 года в огне, охватившем арсенал ВВС Тихоокеанского флота в Приморье, «испарились» авиационные бомбы, ракеты, а также самый востребованный товар того времени – гигантский запас патронов и военного обмундирования.
Взрывались ли склады по негласным приказам «сверху» или по банальной неосторожности «снизу», но за всех и всегда отдувалось Министерство по чрезвычайным ситуациям. Бороться с огнем и спасать население от адских «фейерверков» приходилось именно российским пожарным-спасателям. 20-летняя история МЧС неразрывно связана с историей природных и техногенных катастроф, с чередой военных конфликтов в «горячих точках» бывшего СССР. В 1991–1992 годах ГКЧС России, преобразованный из Российского корпуса спасателей, самоотверженно помогал населению, оказавшемуся в зоне межнациональных конфликтов.
В ночь на 9 апреля 1992 года в десяти километрах от Еревана стали гореть и рваться артиллерийские склады 7-й армии Объединенных вооруженных сил СНГ. Эти арсеналы Советской армии с несметными запасами боеприпасов, которые Республика Армения поспешила объявить своей собственностью, горели два дня и две ночи. Cклады взлетели на воздух именно тогда, когда стало ясно, что вывести их с территории Армении, ведущей карабахскую войну, не удастся. В этом пожаре взорвались 5 из 8 складов, совершенно друг с другом не связанных и оборудованных по всем нормам Советской армии – заглубленных в грунт, обнесенных земляными валами, с системой пожарной безопасности и защитой от ударов молний. В огне было уничтожено 60 тысяч тонн боеприпасов, 40 тысяч снарядов и 5 тысяч неуправляемых ракет. Но вот что интересно: в этом адском месте за двое суток взрывов и пожаров не пострадал ни один военный – караульные организованно и дисциплинированно укрылись в убежищах! Пострадало, как всегда, мирное население: 300 тысяч жителей села Балаовит и пригородов Еревана стихийно покинули свои жилища. Осколки и неразорвавшиеся снаряды разлетались на 7–10 километров, разрушая сельские дома.
По просьбе правительства Армении в Ереван из Москвы вылетела экспедиция во главе с замруководителя ГКЧС Юрием Воробьевым. 40 спасателей и специалистов ведомства, а также один фоторепортер на двух самолетах Ил-76 прибыли 9 апреля на военный аэродром Еревана. Одновременно с нами приземлился пожарный самолет Ил-76П со специальным водоналивным оборудованием. Российскими спасателями руководил легендарный Андрей Рожков. В то время он возглавлял спасательную службу «Центроспаса». Постановлением правительства РФ Центральный аэромобильный спасательный отряд был создан в марте 1992 года, лишь за месяц до ереванских взрывов.
Впервые в истории спасательных операций пожарному самолету ставилась задача сбросить тонны воды с высоты всего лишь 30 метров(!) на горящие воинские склады, пролетев над территорией, которая непрерывно вела «обстрел» во всех направлениях из всех видов боеприпасов. «Русская рулетка» в чистом виде! Никто до нас не знал, что будет с горящим арсеналом, над которым распылят 32 тонны воды – взорвется все сразу или огонь затухнет и снаряды прекратят рваться.
«Я свое пожил», – сказал 44-летний Юрий Воробьев, карабкаясь по трапу в салон пожарного самолета. Как ни странно, фотосъемку мне никто не запретил, и тоже пропустили на борт – в Москве хотели получить снимки очага пожара с низко пролетающего над ним самолета. Других возможностей получить визуальную информацию о масштабе возгорания у ГКЧС не было.
Андрей Рожков напутствовал нас стихотворными строчками Корнея Чуковского:
«Долго, долго крокодил
Море синее тушил
Пирогами, и блинами,
И сушеными грибами».
Я разместился с фотоаппаратами на первом этаже пожарного Ил-76 в штурманской кабине, на бронированном стеклянном полу огромного иллюминатора-полусферы. Лег на прозрачный пол, аккуратно разложив объективы и второй фотоаппарат, чтобы оперативно провести съемку.
Полет до горящего арсенала был недолгим, всего минут двадцать. Пикировать на огонь начали сразу. Я успел сделать несколько кадров стремительно приближающейся картины из развороченной земли и многочисленных воронок с белыми дымками. На этом фотосъемка закончилась, так как самолет над самой землей резко взмыл вверх, чтобы «выстрелить» по пожару многотонным запасом воды из цистерны, расположенной в салоне. Далее последовал резкий крен самолета под 45 градусов и стремительный набор высоты.
Экипаж радостно сообщил нам с Воробьевым, что мы родились еще раз, так как не только рвущиеся снаряды представляли опасность для пикирующего самолета, но и не обозначенный на планах складов высоченный металлический стержень молниеотвода, который чуть не срезал крыло самолета.
К ночи решили повторить пожарный вылет. Я расположился уже в салоне самолета, рядом с открывающейся заслонкой гигантской цистерны, пристегнувшись ремнями, чтобы случайно не десантироваться вместе с потоком воды. Неприятно зазвучала сирена, открылся трехстворчатый грузовой люк и... съемка закончилась. Брызги и водяной туман в салоне самолета рассеялись только секунд через тридцать после вертикального виража и «отстрела» многотонного водяного боезапаса. В квадрате открытого люка я увидел ночной горный пейзаж, украшенный змейками пламени горящих сооружений и беспорядочными траекториями огненных петард – рвущихся боеприпасов.
Поздно ночью мы добрались до базы московских спасателей, расположившихся на максимально близком, но безопасном расстоянии от дымящегося военного объекта. Открытое пламя сбили двумя вылетами пожарного самолета. Утром были запланированы еще три полета в эпицентр взрыва, которые я решил снимать уже с земли.
Разбудил меня неугомонный Рожков, который предлагал сходить с ним на разведку на территорию дымящегося склада, так как беспорядочные взрывы прекратились еще ночью. Я согласился, и мы о очутились на дымящейся территории за уцелевшими ограждениями из колючей проволоки. Вид был фантастический. Поражали «скульптурные композиции» из расплющенных упаковок патронов, сжатых многотонной силой, не позволившей им разлететься при детонации. Конечно, вспомнились братья Стругацкие с их внеземной Зоной и вечно бродящими по ней сталкерами…
Истошный крик генерала: «Стоять, не двигаться! Возвращаться след в след!», спустил меня на усыпанную осколками землю. И вот тут стало очень страшно. Оказалось, что вся территория, куда нас занесло с Рожковым, была покрыта неразорвавшимися взрывателями и детонаторами от снарядов. Каждая такая игрушка в любой момент могла выполнить роль противопехотной мины...
Но все обошлось. Андрей получил устный выговор от начальства, а я был депортирован на расстояние в три километра, откуда, как оказалось, было очень удобно снимать боевые вылеты пожарного самолета.
На рабочем столе у меня долго хранилась «композиция» из разорвавшихся патронов ереванских складов. Так же, как шум прибоя в морской раковине, был неистребим и запах пороха в этих искореженных гильзах, которые постоянно напоминали мне о яркой и трагической судьбе российского спасателя № 1 – Андрея Рожкова. Андрей, пройдя в разных частях света сквозь огонь и воду природных и техногенных катастроф, вооруженных конфликтов и настоящих войн, в апреле 1998 года погиб при испытаниях в Северном Ледовитом океане нового спасательного водолазного оборудования. Эх, Андрюха...