Posted 17 марта 2004,, 21:00

Published 17 марта 2004,, 21:00

Modified 8 марта, 02:25

Updated 8 марта, 02:25

ВИКТОР ЕРОФЕЕВ

ВИКТОР ЕРОФЕЕВ

17 марта 2004, 21:00
Оледенение

Выборы прошли так, как будто их вообще не было и уже больше не будет. Власть никого ни о чем не просила, ничего толком не обещала – все сделали так, как она хотела. Как будто десяти последних бурных политических лет не было и не должно было быть, как будто все, что было, оказалось ошибкой, которую нужно поскорее забыть, чтобы начать жить с начала. Вот только с какого, собственно, начала предполагается теперь жить?

Время остановилось, политические часы с боем тикали недолго, хотя в какой-то момент казалось, что их теперь уже не остановишь. Остановка времени в России – вещь настолько привычная, что ее можно считать национальной константой. Россия торжественно въехала в собственную вечность. Русская вечность состоит из убеждения власти в том, что она лучше знает, что нужно населению, чем само население, которое в случае перехода в вечность снова получает мифическое имя – народ. В отличие от населения народ един и не страдает плюрализмом. Он послушен, покорен и внешне благообразен, Что у него делается внутри, раскрывается только в момент революции – противоположной стены русской вечности. В вечности, таким образом, уже заложена основа будущей революции, но власть, мечтающая о переходе в вечность, обычно пренебрегает этой мыслью, поскольку временная польза от вечности перевешивает абстрактные рассуждения о неминуемом взрыве.

На вопрос, почему Россия любит сон под названием вечность, ответить несложно: вечность наиболее соответствует национальным ценностям. Вечность не любит суеты. Она подозрительно относится к личным успехам граждан, поскольку видит в них неуважение к себе. Успех может быть коллективным и определенным действиями власти, иначе возникает отсебятина. Вечность любит сильное государство, претендующее быть сверхдержавой за счет понижения качества жизни своих подданных. Русская вечность, как правило, – жестокая вещь по отношению к тем, кто в ней живет, хотя нации, живущие по соседству, тоже от нее страдают, но она роднее, доступнее, более понятна народу, чем летящее куда-то время, за которым надо вечно поспевать, участвуя в ненужных забегах, учась чужеродной конкуренции.

Некоторые считают, что сегодняшний разворот к вечности не что иное, как прием для того, чтобы собраться с силами и мыслями, навести порядок и снова броситься в реку времени. Но из русской вечности никто и никогда по доброй воле не выбирался. То, что Путин пришел к пониманию роли вечности – его личное достижение на пути постижения смысла власти или, иначе сказать, азов русского консерватизма. Жаль, конечно, что президент учится власти по долгу службы, как это делали большевики после своей революции. На самом деле, русская вечность, отданная на откуп бюрократии, отрицающая реальный парламент как ненужную говорильню, не только быстро превращается в застой, но и способствует оледенению страны.

Это – оледенение прежде всего творческих сил, работающих на власть. Расслоение общества на режим и умственную оппозицию, которая в России называется интеллигенцией, кончается взаимной ненавистью и написанием нескольких хороших романов, которые получают мировое признание. Ради литературы можно, конечно, пойти на жертвы, тем более что время на русскую вечность исчерпывается.

"