Адвокат Анна Ставицкая

– Россия удерживает первое место по количеству обращений в Европейский суд по правам человека. По состоянию на начало 2012 года – более 40 тысяч жалоб, или более 20%, от общего числа. С чем это связано?

– Прежде всего с тем, что правосудие у нас нельзя назвать качественным. И с недовольством граждан, которые в наших средствах правовой защиты правды не добились. С численностью нашего населения – во вторую очередь.

– Почему российская судебная система не способна в полной мере защитить права граждан?

– Меня как адвоката этот вопрос тоже очень волнует. Вообще обвинительный уклон нашего правосудия часто объясняют тем, что если человека задерживают и арестовывают, то уже очень сложно принять решение об освобождении его из-под стражи. Никто не хочет потом отчитываться и объяснять начальству, почему невиновный человек оказался в следственном изоляторе в течение длительного срока. Поэтому если человек попал в СИЗО, то вероятность быть осужденным процентов 80. Наш судья скорее примет какое-то компромиссное решение – назначит минимальное наказание или ограничится сроком, который человек уже отсидел в СИЗО, но не оправдает. И потом обвинительные приговоры выносить легче, чем оправдательные. Берешь то, что следователь написал в обвинительном заключении, и переписываешь. А чтобы оправдать, нужно десять раз подумать, все взвесить и обосновать. Наконец, когда судьи начинают выносить оправдательные приговоры, у них начинаются проблемы.

– На них давят?

– Мне судьи не рассказывают, оказывали на них давление или нет. Но фразу «Извините, я не мог поступить по-другому» я от них слышала много раз.

– Насколько распространена практика давления на судей?

– Это мы сможем узнать, когда судьи начнут рассказывать о том, что с ними происходит. Есть несколько судей, которые уже публично выразили свою позицию, в частности, судья Кудешкина. Кудешкина рассказала, что на нее оказывала давление председатель Мосгорсуда с тем, чтобы она не выносила оправдательного приговора по определенному делу. После того, как она выступила в прессе с подобным заявлением, квалификационная комиссия судей приняла решение освободить ее от должности судьи. Еще я занималась делом судьи из Волгограда. Она была судьей кассационной инстанции и признала незаконным решение районного суда о продлении срока содержания под стражей. После этого квалификационная коллегия нашла кучу поводов лишить ее статуса судьи.

– И это каждый судья на себе чувствует?

– Я не могу сказать, что в каждом случае есть некое внешнее давление. Но сама система нашего правосудия, атмосфера правосудия говорят судье, что, если он хочет сохранить свою должность, ему лучше из этой системы не выбиваться и выносить те решения, которые обычно выносят в таких случаях. Как мне одна знакомая судья сказала: «Не стоит думать, что нам по каждому делу звонят. Просто мы сами знаем, что лучше из-под стражи подсудимого не выпускать».

– Почему это становится возможным, если формально судья ни прокуратуре, ни следствию не подчиняется?

– Я часто вижу, что судья бывает очень недоволен тем, что говорят прокурор и следователь. Это ярко проявляется на продлении срока содержания под стражей. Судья чуть ли не кричит, что опять не представлено доказательств необходимости продления этих сроков. Но все равно оставляет человека под стражей. Объяснить это с точки зрения логики юриста я никак не могу. И принять не могу. Потому что получается круговая порука. Следствие у нас работает плохо именно потому, что какую бы ерунду они ни принесли в суд, судья там что-то подчистит, подправит и вынесет удобоваримый приговор, устраивающий следствие и прокуратуру. Они же всегда в связке – следствие, прокуратура и суд. А вот если бы судья не забывал, что он юрист, и отвергал откровенную ерунду, вынося оправдательный приговор, то и следствие работало бы лучше.

– Меняется ли ситуация в российских судах в связи с увеличением числа жалоб в Страсбург?

– Я считаю, что у наших адвокатов по уголовным делам два спасения – суд присяжных и Европейский суд. Суд присяжных – потому, что только там принцип состязательности сторон более или менее соблюдается. Хотя уже научились манипулировать присяжными, и дело Игоря Сутягина, когда в коллегию был внедрен человек из СВР (Служба внешней разведки РФ. – «НИ»), – тому пример. Что касается решений Европейского суда, то я убеждена, что чем больше их будет, тем больше наша система будет исправляться. Медленно, но верно. И результат уже есть. Например, очень много решений было вынесено по условиям содержания в наших тюрьмах. Они выносились с первого времени после ратификации Европейской конвенции. И условия содержания значительно улучшились. Я это знаю, потому что сама хожу в тюрьмы. Раньше, например, на камеру, рассчитанную на 30 человек, приходилось 130. Я даже не могу передать, какие там стояли запахи и какие исходили от меня и от бумаг, которые передавали мне мои подзащитные. Сейчас этого нет. Более-менее соблюдается метраж на человека и так далее.

– И тем не менее у нас есть дела Сергея Магнитского и Веры Трифоновой...

– Что касается медицинского обслуживания – да, это серьезная проблема, и надо бороться за повышение качества обслуживания, что мы и делаем. Что касается других аспектов правосудия, то очень много жалоб по незаконному содержанию под стражей и по несправедливости суда. Чем больше будет вынесено решений, тем больше у нас законодательство будет не только соблюдаться, но и меняться. Потому что Европейский суд применяет меры не только индивидуального характера, в отношении какого-то определенного человека, но и общего.

– И какие изменения в законодательстве уже произошли с подачи ЕСПЧ?

– Могу привести примеры, связанные с экстрадицией. Если раньше у нас все, что касалось экстрадиции, практически никак законодательно не регулировалось, то после очень большого количества решений ЕСПЧ по этим вопросам случились реальные подвижки. Раньше, когда человека задерживали по запросу об экстрадиции, он находился под стражей неограниченное количество времени, пока решался вопрос об экстрадиции – и три года, и больше. Несмотря на то, что по закону в отношении лиц, задержанных по запросу иностранного государства о выдаче, должны применяться нормы УПК РФ. Мне пришлось даже в Конституционный суд обращаться по этому поводу. И вот после многочисленных решений ЕСПЧ практика изменилась. Было принято постановление Пленума Верховного суда РФ, и теперь людей не содержат под стражей больше предельного срока.

– Авторитет ЕСПЧ в глазах правоохранителей растет?

– Я вижу, как меняется отношение судей к тому, когда что-либо говоришь о Европейской конвенции. Раньше они чуть ли не у виска крутили и говорили, что мы руководствуемся нормами национального права. Как-то забывали почитать Конституцию и начало УПК, где написано, что нормы международного права имеют приоритет над национальными. А сейчас многие с интересом слушают. Многие со скрипом, но все равно слушают. А некоторые даже ссылаются на решения Европейского суда. Кстати, в столице я с этим сталкивалась только по гражданским делам. По уголовным – больше в регионах. Но даже в Верховном суде РФ в вопросах все той же экстрадиции ссылаются на нормы Европейской конвенции.

– Могут ли власти РФ обойти решение Европейского суда?

– Например, у меня сейчас есть дело по экстрадиции Низомхона Джураева. Мой подзащитный был достаточно серьезным бизнесменом в Таджикистане, пока не поссорился, если коротко сказать, с семьей президента страны. После этого у него начались проблемы, было возбуждено уголовное дело. Он не стал дожидаться, пока его арестуют, и уехал из Таджикистана. Достаточно длительное время находился на территории Арабских Эмиратов, затем приехал в Россию и был задержан по запросу Таджикистана о выдаче. Все внутренние решения судов и Генпрокуратуры были таковы, что его нужно экстрадировать, хотя были сведения о том, что его на родине ждут пытки. Европейская конвенция при таких обстоятельствах экстрадицию запрещает. И Европейский суд принял решение экстрадицию запретить.

– Значит, все-таки добились?

– Это еще не все. В СИЗО он просидел до конца предельного срока – 18 месяцев. И в тот день, когда нам в Хамовнической прокуратуре выдали постановление об его освобождении, в кабинет прокурора ворвались четверо – двое в штатском и двое в масках. И задержали уже по подозрению в покушении на убийство – уже на территории РФ. Эти убийства, к слову, произошли, пока он находился в ОАЭ.

– Пытаются ли власти препятствовать подаче жалоб в ЕСПЧ?

– Бывали, например, случаи, когда заключенный писал жалобу в Европейский суд, а администрация колонии ее просто не отправляла. Адвокатам приходилось доказывать, что такие случаи имели место, и Страсбург выносил решение о нарушении Конвенции в части воспрепятствования подачи индивидуальной жалобы. Таких решений тоже предостаточно, и администрации колоний уже стали побаиваться поступать подобным образом.

– Недавно заходила речь о законопроекте, гласящем, что перед подачей жалобы в Страсбург нужно обязательно пройти надзорный орган.

– Да, действительно, такие проблемы возникают. Еще осенью была инициатива сенатора Александра Торшина относительно того, что если Конституционный суд не подтвердит решение Европейского суда, то Россия может его не исполнять. На самом деле, даже если будет принят закон о том, что сначала дело должна рассмотреть надзорная инстанция, – все равно решать вообще-то Европейскому суду. На данный момент Европейский суд считает, что наша надзорная инстанция неэффективна, поэтому ее проходить не нужно. А многие люди этого не знают и, проходя надзорную инстанцию, пропускают шестимесячный срок подачи жалобы в ЕСПЧ. А это одно из основных условий приемлемости жалобы. Поэтому даже если будут какие-то поправки в национальном законодательстве, жалобы все равно будут подаваться в соответствии с Европейской конвенцией.

– В какой мере удовлетворенные жалобы исполняются?

– Все, что касается выплат материальной компенсации, исполняется четко. Что касается мер общего и индивидуального характера, бывают проблемы. Следит за этим Комитет министров, и если решение не исполняется, то заявитель может написать в Комитет министров, который перед Европейским судом поставит этот вопрос. Россией, наконец, был ратифицирован 14-й протокол, в котором указано, что если решение суда не исполняется, то нарушение Европейской конвенции признается вновь.

– Этот механизм эффективен?

– В принципе, да. Есть такое дело Махмадрузи Искандарова, тоже связанное с экстрадицией. Он был серьезным оппонентом Рахмонову и тоже был задержан на территории РФ по запросу об экстрадиции в Таджикистан. В экстрадиции было отказано, но буквально через неделю после отказа он был похищен. Мне удалось доказать Европейскому суду, что это была фактически экстрадиция, потому что похищение было совершено с участием правоохранительных органов России. Вообще, чтобы Европейский суд признал, что в похищении человека участвовали правоохранительные органы, – такое бывает крайне редко.

– Это позор?

– Да, это просто вопиющий случай. Решение вступило в силу 23 февраля 2011 года, но до сих пор не выплачена назначенная судом компенсация в 30 тысяч евро, а Россия не предприняла мер для возвращения Искандарова обратно в страну. Комитет министров на своей сессии 8 марта запросил у России сведения о том, что было сделано для этого. В июне 2012 года Комитет министров примет окончательное решение.

– В чем, на ваш взгляд, логика решения президента предложить на должность судьи от РФ в ЕСПЧ судей именно арбитражных судов, из которых предстоит выбрать одного?

– Не люблю везде видеть заговоры. В принципе, судьи арбитражных судов, как правило, являются суперпрофессионалами. Это очень тяжелая категория дел. Другой вопрос в том, что, конечно, подавляющее большинство жалоб в Европейский суд от российских граждан касается уголовных дел. Как эти судьи будут разбираться в уголовном праве – большой вопрос. И мне непонятно, почему были представлены судьи только этой отрасли права, притом что и по уголовным делам у нас огромное количество профессионалов высокого класса.

– Может быть, в этом тоже есть какой-то подвох?

– Не знаю, но в любом случае, конечно, это неприятно. Если уж Россия хочет, чтобы ее представлял действительно профессионал, то я не вижу никаких проблем в том, чтобы устроить открытый конкурс. Но, видимо, у нашей власти другие мысли по этому поводу. Вся эта подковерная борьба происходит от непонимания того, чем является Европейский суд. Если власти направляют туда некоего специального человека, который будет принимать решения, выгодные России, то они должны помнить, что решения выносит вообще-то не только судья из России. А как там можно повлиять на решение судей из других стран, я не представляю себе.

– У вас есть претензии к работе ЕСПЧ?

– Так как это одна из моих последних надежд, то претензий у меня к нему нет. Даже если просто читать его решения, то сразу видна очень высокого полета юридическая мысль. С нашими приговорами сравнить невозможно. Это небо и земля. Единственная возможная претензия к Страсбургу – долгое рассмотрение дел. Но суд пытается сократить эти сроки. Тот же 14-й протокол облегчает процедуру. И потом, что поделаешь, если у нас такая большая страна и так плохо с правосудием. Если бы наши суды работали лучше, то и жалоб было бы гораздо меньше, и рассматривались бы они быстрее. Тем более что многие граждане пишут жалобы неправильно. Суд их в любом случае прочитывает и регистрирует, но впоследствии может отвергнуть.

– Правда ли, что многие адвокаты сознательно увеличивают срок рассмотрения жалоб, чтобы подольше «доить» клиента?

– Это не совсем реально, потому что Европейский суд устанавливает четкие сроки подачи всех документов. Если подается предварительная жалоба, то формуляр должен быть представлен в течение двух недель с момента получения письма от ЕСПЧ. Раньше этот срок составлял три месяца.

– Он тоже был сокращен для ускорения рассмотрения дел?

– Да. Можно посмотреть на сайте Европейского суда и убедиться, что даже некоторые дела 2010 года были рассмотрены.

– Суд только начал рассматривать жалобы, поданные два года назад, – это огромное достижение?

– Конечно.

– За 14 лет суд принял решение примерно по тысяче обращений против России. Всего же жалоб было подано около 46 тысяч. Почему так?

– Именно из-за того, что жалобы неправильно пишутся и нарушают условия приемлемости. Дело в том, что у нас очень многие считают Европейский суд вышестоящим по отношению к российским. И думают, что он может отменять решения, оценивать доказательства. А его природа совершенно другая. Но жалобы все равно пишут на то, что неправильно были оценены доказательства в ходе судебного процесса и так далее. Или, как я уже говорила, проходя надзорные инстанции, пропускают шестимесячный срок. Много жалоб просто необоснованных.

– Вам известны примеры политизированных решений ЕСПЧ?

– Много говорят о том, что Европейский суд принимает решения, направленные против России. Но я ни разу не читала решения, которое можно было бы назвать политически мотивированным.

– Например, отклонили жалобу к Грузии пострадавших от войны в Южной Осетии.

– Я не знакома с ней, ничего не могу сказать. Может быть, она просто была неправильно составлена.

– Тогда обратный пример – дело Ходорковского не признали политическим.

– Суд еще не рассмотрел основную жалобу по его делу. Поэтому рассуждать об этом пока очень рано.