Несколько слов в защиту…

Кто – со злорадством, кто – с горечью, но – редкое единодушие! – все констатировали свершившееся – «кино отвратительное».

Конечно, Виталий Безруков – не писатель. И книжку он написал неумелую, на уровне карикатурного сценариста из фильма «Раба Любви» (помните? – «Он ухватил ее двумя пальчиками… За что он ее ухватил?..»). Вот в искренности и порыве ему не откажешь. Но то ли «таланту» не хватило, то ли образования. Профессионал Валуцкий сделал, что мог – подправил диалоги, убрал авторскую «клюкву». Режиссер Зайцев, поднаторев на клипах, добавил динамичности, раскрутил действие (и на том спасибо). Главную партию вытягивал Сергей Безруков (спектакль о Есенине «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» он играл в течение 10 лет и получил за него Государственную премию, так что о Есенине знал много). В финале первой серии я, предвкушавшая оглушительный провал, с раздражением поняла, что кино это чем-то меня притягивает и смотреть я его буду до конца.

Парадоксальная получилась история – из пафосной полуграмотной литературы, из беспомощной режиссуры, из странного, порой нелепого распределения ролей (Троцкий – Хабенский, Сталин – Краско, Мариенгоф – Щербина, Толстая – Голубкина и т.д.) вдруг родилось стильное, примитивистское кино с внятной идеей и четко расставленными акцентами. Такая ясность и прямота нехитрых формулировок свойственна детям, которые с невероятной эмоциональностью и негодованием рассказывают родителям о свершившейся несправедливости. Так могла бы рассказать о Есенине панфиловская Таня Теткина – и кто бы посмел ей не поверить!

Это о форме. Теперь о содержании.

Версия убийства – самоубийства, честно говоря, волнует меня меньше всего. Важней другое – могли убить? Да, могли. Время – жуткое, бессмысленное, бестолковое, с беспорядочной стрельбой и гульбой, – угадано создателями «Есенина» на каком-то интуитивном уровне. С одной стороны – перепутанные даты и места событий, а с другой – обезумевшие накокаиненные уголовники с закатанными рукавами, которым что ребенка убить, что поэта – все одно! Так и заливали себя до умопомрачения – кто водкой, кто коксом, кто от стыда, кто от безверия, кто от страха, кто от упоения – властью и трясли расстрельными списками за пьяными столами и кичились дружбой с интеллигенцией, которую за глаза называли выродками.

Что касается антисемитизма – то эта тема в жизни Есенина была, как была она и у Толстого, и у Достоевского, и у любого русского. И «жидов» по пьяни крыл, и на товарищеском суде отмывался, и в еврейской общине в Америке драку устроил. Другой вопрос – что не могла эта стыдная болезнь стать для него жизненной философией, потому что поражает она людей слабых, покорных, покорившихся. А Есенин в своем истовом хулиганстве мнил себя только победителем, избранным. Таким и играет его Сергей Безруков – избранником, гордецом, сознательно проверявшим на себе все смертные пороки – и гордыню, и уныние, и похоть, и пьянство, и праздность, и алчность, и даже зависть. Он думал, что за это ему ничего не будет («Я божья дудка!»). И сильно ошибался. Такие тонкие вещи доступны артисту с абсолютным эмоциональным слухом, чем, на мой взгляд, и обладает и умело пользуется Сергей Безруков.

Эту чужеродность, ненужность, растерянность, маету, эту гибельную страсть к саморазрушению на фоне разлагающейся эпохи создатели фильма угадали и показали. А на вопрос – когда же он писал стихи? – вообще не бывает ответа.