«В него влюбилась шахидка»

«У меня три дочки, – рассказывает «Новым Известиям» Фатима Муртазова. – Диане – 14 лет, Вике – 12, Мадине – 7. 1 сентября она пошла в первый класс. Впереди всех бежала в школу с букетом. Старшие девочки в тот день остались на линейке, а первоклашек собрали в классах. Когда знакомство закончилось, мы стали выходить на улицу. Только подошли к дверям, а навстречу – боевики в камуфляже и масках. Мы с дочерью бросились к черному ходу. Могли бы спастись, но я вдруг подумала о старших девочках, которые были уже захвачены, и повернула назад. Решила: умирать, так вместе.

Нас гнали в спортзал, как стадо быков. Многие малыши даже потеряли туфли. Была страшная паника, давка. Террористы толкали отставших прикладами в спины, палили в воздух... В зале нас разделили на две части и посередине устроили коридор, по которому протянули растяжки. Разговаривать между собой нам разрешалось только на русском и вполголоса. Смотреть на бандитов запрещалось. Многие из них были без масок. Когда я выводила девочек в туалет, то старалась незаметно под видом умывания напоить их и намочить одежду. Но так было только в первый день. Потом эти походы отменили, и мы стали пить собственную мочу.

Младшая дочь Мадина постоянно жаловалась на жажду, а я, чтобы ее отвлечь, сочиняла разные рассказы. Вот нас освободят, мы пойдем на рынок и купим самый большой арбуз... «Я его сразу съем, а потом выпью много-много воды», – прерывала рассказ дочка, а у меня от ее слов сердце кровью обливалось. У многих от обезвоживания организма и жуткой духоты случались обмороки. У моих дочерей – тоже. Я плакала от бессилия, а старшая меня утешала. Нам всем очень хотелось встать и размять ноги. От сидения и лежания в одной позе они настолько онемели, что ничего не чувствовали. Но вставать было нельзя, террористы сразу открывали стрельбу.

Как нас освободили, помню смутно. Был взрыв. Двое младших сразу бросились к двери. А у Дианы так ноги затекли, что подняться она не могла. Я поворачиваюсь к ней, а у нее в затылке – рана. Я кое-как дочь дотащила до двери, а потом, обессилев, сорвала со стола крышку и прикрыла ею всех троих. Остальные заложники уже выбежали, а мы все сидели в зале. Пробегавший мимо боевик предложил нам помочь, но я отказалась, стала ждать омоновцев. Вскоре они вбежали в зал и увели Вику с Мадиной. Диану не взяли – постоянно отстреливались.

«Мама, оставь меня, – просила дочь. – Спасайся сама». А я положила ее на спину и так же лежа поволокла к двери. Тут подоспели омоновцы. Уложили дочь на носилки и увезли в больницу. Но там ей помочь не смогли. Нужна была компьютерная томография, поэтому мы и прилетели в Москву. Вчера Диану после операции выписали из реанимации. Она уже пришла в сознание. Жалуется на боль. У нее сильные пролежни, и мне приходится ее часто переворачивать. Врачи говорят, что она обязательно поправится. Но для этого ей бы неплохо купить плеер, чтобы музыку слушала и отвлекалась от грустных мыслей. Она меня часто спрашивает про сестер, подруг. С Викой и Мадиной-то все в порядке, а вот подруги... Про их смерть я ей пока ничего не говорю...»

С мамой еще одного раненого ребенка мы встретились, можно сказать, вопреки всему. Охрана корпуса упорствовала, но потом все же пошла навстречу. У Мадины Годжиевой в Морозовской больнице лежит 11-летний сын Казбек. Пожалуй, самый тяжелый из всех пяти беслановцев. У мальчика перелом основания черепа, сильный отек головного мозга, многочисленные гематомы и какой-то осколок в шее. Его как отбросило в спортзале взрывной волной в сторону, с тех пор в сознание он не приходил.

«В самолете ему несколько раз становилось плохо, он бился в судорогах, – рассказывает «НИ» Мадина Годжиева. – Поэтому рядом постоянно дежурили четыре врача. То же самое произошло и в машине «скорой помощи». Сын стал хрипеть. Я не выдержала, вышла на улицу, упала на землю и стала об нее биться. Ничего уже не соображала. У меня даже ноги отнялись. Врачи, видно, тоже поняли, что не довезут сына до Морозовской больницы, и повернули к близлежащей. Но там нам не открывали ворота. Сопровождавший нас фээсбэшник начал даже стучать по воротам ногами. После этого на нас наконец обратили внимание. Вкололи сыну какой-то укол. Мы продолжили путь в Морозовскую больницу. Сейчас сын в реанимации. Я хожу к нему. Сегодня вот тоже была. Погладила руку и увидела сбегающую с его глаза слезинку. Значит, чувствует все...

В заложники он попал вместе со своим старшим братом Амраном. Казбек у меня очень красивый – блондин, голубоглазый... Знаете, в него там влюбилась одна шахидка. В туалет разрешала выходить, когда бы ни просился. Один раз сама воду приносила. Казбек неплохо переносил плен. Нашел на полу кошелек с 7 тысячами рублями. Сразу раздал все деньги друзьям. А потом пошел в туалет и свою долю там оставил. Попросился у шахидки еще раз сходить. Но денег так и не нашел. Очень переживал по этому поводу. У него на руке были часы. Однажды они запищали, и бандиты заставили снять их с руки. Но не отобрали. По этим часам я сына, когда всех освободили, и нашла в реанимации среди неопознанных. Два дня искала... Теперь вот каждый день хожу в церковь – молю Бога, чтоб оставил ему жизнь...»

Помимо Дианы Муртазовой и Казбека Годжиева в Морозовской детской больнице находятся еще трое детей – 8-летние Илона Хубаева и Михаил Мкртчян и Амина Качмазова. У двоих из них – проникающие ранения глаза. По рассказу Мадины Годжиевой, у Михаила в Беслане погибли мать и брат. Отца у мальчика не было. Поэтому в эти дни у его кровати находится только бабушка, на нервной почве потерявшая речь. Михаил сейчас тоже в крайне тяжелом состоянии. Но медики все же надеются на благоприятный исход.