Немецкие ветераны Второй мировой войны проклинают Гитлера

В конце апреля 2013 года в одну из двухместных палат центральной клиники Аугсбурга попали два человека: профессор Семён Богатых с воспалением лёгких и фермер Харри Шпрингштайн с желудочными проблемами. Ночью первый хотел подняться с кровати, но упал, а второй слез со своей койки, помог соседу подняться с полу, подставил ему плечо и довёл до медсестры.

Такие встречи бывают, как говорится, только в кино: оба этих мужчины родились в сентябре 1925 года, только один в Забайкалье, а второй - в восточной Пруссии. Оба семнадцатилетними ушли на фронт. Один (к слову сказать, он - мой отец) был радистом и переводчиком, войну закончил в Праге, второй воевал в пехоте, под Ленинградом был тяжело ранен.

В перерывы между обходами врачей, капельницами и процедурами два этих старых человека, встретившись, как родные, не могли наговориться, пили вместе чай, потчевали друг друга чем-то вкусным, принесённым из дому детьми и внуками и кляли войну. Деревня, где вырос Харри, находилась под Кёнигсбергом. Фермер рассказал, что сестра ездила, искала, но нет больше той деревни.

«Я был совсем мальчишкой, когда пришлось надеть военную форму и влезть в этот кровавый ад по воле одного психопата. Какой я был тогда дурак! Кто дал, если разобраться, Гитлеру право забрать мою молодость и твою молодость?», - кипятился герр Шпрингштайн. И добавлял: «Нам с тобой, Семён, согласись, очень сильно ещё повезло в сравнении с теми нашими друзьями и односельчанами, у кого этот «аршлох» (нем. Arschloch – задница, дерьмо – «НИ») вообще забрал жизнь»!

Если понятие вечности абсолютно, то понятие давности всегда относительно. Не так уж и давно чья-то злая воля назначила этих двоих людей смертными врагами, но, как говорится, «прошло то время».

Прав Харри Шпрингштайн. Каждый год 9 мая у меня случаются два везенья. Очень больших: величиной в жизнь. Как минимум с мою, как максимум – с жизнь моих детей, внуков, моих правнуков и внуков моих правнуков. Всех тех людей, моих потомков, кто уже родился и кто ещё обязательно родится и будет когда-то жить.

Первое везенье состоит в том, что моего папу, в сорок втором семнадцатилетнего рядового Семёна Богатых, бойца Второго, а затем Третьего Украинских фронтов, связиста и переводчика с венгерского (который ему было приказано выучить и он приказ, как мог, выполнил) не убили на войне.

Второе везенье состоит в том, что мне будет кому 9 мая покупать на деревенском рынке сирень и ландыши. И когда я их доставлю по назначению, папа возьмёт с полки тряпочный тяжёлый мешочек, сядет в кресло и разложит на столе свои ордена и медали. Я давно знаю, какая награда из них самая главная: солдатская медаль «За отвагу». Металл потемнел, но от него веет такой настоящестью, что цветы, не сговариваясь, напоят комнату своим благоуханием.

Мама как всегда напечёт к празднику пышные пироги с капустой и нежные с яблоками. А это, если посчитать, выходит уже третье по счёту везенье. И в этот день каких-то ещё, четвёртых там или пятых, мне будет совсем не надо.

Первым государственным лидером, кто через сорок лет после окончания войны назвал 8 мая 1945 года «Днём освобождения для Германии», был федеральный президент Рихард фон Вейцзеккер. До этого, в 1970 году канцлер Вилли Брандт во время визита в Варшаву встал на колени перед памятником Варшавскому гетто.

Ангела Меркель уже в этом году чётко и не двусмысленно артикулировала позицию своего государства к содеянному во время второй мировой войны: «Германия несёт вечную ответственность за преступления национал-социализма. Мы смотрим смело на нашу историю, мы ничего не скрываем, мы ничего не стираем из памяти. Мы должны помнить о прошлом».

Это - жизненное кредо страны, государственная идеология. Совершенно немыслимо представить, чтобы кто-то из сегодняшних немцев назвал бы Гитлера эффективным менеджером (это при том, что в плане преобразований и организации экономики эффективность его действий была очевидна).

В 2005 году, недалеко от Бранденбургских ворот, на огромной площади размером с два футбольных поля, был открыт грандиозный памятник жертвам холокоста. Он представляет собой каменный лабиринт, состоящий из 2711 бетонных плит разной высоты. В день окончания войны немцы приходят сюда семьями, оставляют на плитах цветы и зажжённые свечи. А в Германо-российском музее в Карлсхорсте, в здании, где был подписан Акт о безоговорочной капитуляции Германии, ежегодно проходит торжественное празднование этого события.

Не только 8 мая, но в течение всего года, буквально не проходит дня, чтобы по какому-нибудь телевизионному каналу не показывали художественный фильм, документальную ленту или передачу о Второй мировой, на уроках истории в школах и вузах историю немецкого нацизма преподают без снисхождения к роковому заблуждению поколения тридцатых и сороковых.

Процесс осознания прошлого, интеллектуальная рефлексия не заканчиваются и вряд ли когда-нибудь закончатся. Но путь к такому пониманию поражения Германии в войне у каждого немца был и остаётся своим и совершенно личным, тем более у тех, кому выпало пройти её тяжкими дорогами.

Адель Калиниченко, Аугсбург