Бывший председатель участковой избирательной комиссии Татьяна Иванова

– Татьяна Васильевна, как вы считаете, судья Оксана Рябко, которая вас судила, была поставлена в такое же положение, как и вы, и у нее тоже был приказ начальства?

– Я думаю, что да. Хотя нужно отметить, что на протяжении всех заседаний судья была очень корректна по отношению к обеим сторонам. Может быть, снижение суммы штрафа – это ход, позволяющий хоть как-то смягчить последствия.

– Решение суда было для вас неожиданностью?

– Нет. Хотя в глубине души я надеялась на чудо.

– Вы считаете, что Наталья Назарова, подавшая иск, тоже выполняла приказ?

– По моему личному мнению, да. Потому что для нее разумнее было бы остаться в тени, как Пономарев, Королева, Шохин. (Сергей Пономарев, Галина Королева и Тимур Шохин – другие чиновники, которые, по словам Татьяны Ивановой, заставляли учителей вбрасывать бюллетени. – «НИ»). Королева после выборов перешла с должности начальника собеса в замглавы администрации. Все прошло тихо-тихо.

– Вы общались с Натальей Назаровой после выборов?

– С того времени я ни разу с ней не встречалась. И честно сказать, я бы не хотела ее видеть. Я живу спокойно, меня не мучает совесть. У каждого человека, наверное, свое понятие чести и достоинства и свой предел порядочности. Если она может жить спокойно – дай ей бог здоровья. Но были моменты, когда я хотела просто посмотреть ей в глаза.

– Свидетелями с чьей стороны выступали ваши бывшие коллеги?

– С моей стороны выступала моя коллега Антонина Ивановна Ковалева. Мы бок о бок работали и в школе, и на избирательном участке. Мы вместе ходили на совещания, вместе возвращались, вместе готовились к выборам, находясь в одном здании. Она, как и я, уволилась после выборов. Со стороны истца было два свидетеля. Это директор 28-й школы Наталья Обухова (возглавлявшая избирательный участок №92. – «НИ»). Считайте, что в какой-то мере это тоже моя коллега, потому что она педагог. Вторым свидетелем был член территориальной избирательной комиссии Тимур Шохин. Их выступления меня не огорчили: это просто смешно. Я смотрела на них и прекрасно знала, что они лгут и что они это тоже знают. Они говорили, пряча глаза, суетясь совершенно не по делу и в какой-то мере даже противореча друг другу.

– Вы просили других учителей выступить свидетелями?

– Я обращалась к председателям участков, с которыми вместе работала на думских выборах. Они тоже не занимались фальсификацией, и поэтому работать на президентских выборах их тоже не пригласили. Они очень тактично, извиняясь, мне отказали. Одна из них сказала, что очень плохо себя чувствует, и это была правда, потому что она лежала в больнице. Вторая сказала: «Мне работать надо дальше, вы же понимаете сами». Нам с Антониной Ивановной было проще. У меня почти пенсионный возраст – 53 года, а ей – 55 лет.

– Заседание Василеостровского суда было ярким общественным событием. Что вы чувствовали, когда вас судили?

– Я не была расстроена, наоборот, я чувствовала, что мы все равно выиграли. И потому, что иск был удовлетворен только частично. И потому, что такое громадное количество людей приходят меня поддержать, и я понимаю, что они это делают искренне. Приехали люди из других городов, пришли мои нынешние выпускники и мои бывшие выпускники. Приводили детей, ребенок лет восьми мне цветы дарил. И мне, конечно, было очень приятно. Работу адвоката оплатила «Новая газета» (корреспондент издания, взявшая интервью у Татьяны Ивановой, также была ответчицей. – «НИ»). Мне очень многие писали, и практически все спрашивали номер счета и предлагали перечислить деньги на штраф. Даже пожилые люди, пенсионеры-педагоги писали, что не соберут много, но вышлют, сколько смогут, только бы я не отступала. Но я к деньгам отношусь очень щепетильно и считаю, что пока вопрос не решен окончательно, собирать ничего не надо. Я чувствовала такое плечо, такую поддержку, что это дорогого стоит. Я была очень расстроена, только когда шла на первое заседание. Выходя из дома, я понимала, что не видела иск, у меня нет адвоката, и вообще само слово «суд» имеет негативный оттенок. Я шла, и меня должны были судить.

– Вы говорили, что будете обжаловать решение. До какой инстанции вы намерены дойти? И есть ли у вас надежда, что суд признает факт фальсификации?

– Надежда есть. Я думаю, что мы будем поэтапно идти, насколько это возможно, дальше, дальше, дальше.

– Благодаря процессу в языке появилось слово «назаровщина». Как вы считаете, изменится ли общественное сознание?

– Я надеюсь, люди поймут, что можно не бояться. Со мной не случилось ничего страшного, и за мной потянулись люди. Может быть, для кого-то это послужит примером.

– Вы говорили, что уволились, потому что иначе чиновники не дали бы школе нормально работать. После этого вам предлагали работу в других школах. Будете ли вы учительницей в новом учебном году?

– Нет. Я не хочу возвращаться в школу, я не хочу возвращаться в эту систему, пока она не изменится. К тому же у меня есть чем заняться: внук, семья, которая была брошена девять лет, пока я работала завучем. Я думаю, что теперь я буду отдавать другие долги.

– Вы уходите с обидой на систему?

– Да. Я больше 30 лет отработала в ней – в детском доме, в школе. Мне не стыдно за себя. У меня высшая категория, я почетный работник образования России. Обида осталась, но она пройдет, я думаю.