Сергей ПАШИН

Правосудие у нас – как радикулит: не сразу покидает человека. Уже и оснований для уголовного преследования нет, а оно все ноет, грызет, тянет, покалывает, постреливает. В беспредельной юридической Стране чудес гримасы юстиции, словно улыбка Чеширского кота, плавают в воздухе сами по себе, показывая крепкие зубы. В начале нового тысячелетия в Обнинске приговорили к лишению свободы на 2 года «отказника» Н. Молодой человек просил себе альтернативной службы, так как, по его словам, находиться в рядах армии, опозорившей свои знамена карательными акциями в Чечне, было противно его убеждениям. Призывника взяли под стражу в зале судебного заседания. Потом вынесенный с грубейшими нарушениями приговор был отменен Калужским облсудом. Однако Н. не вышел сразу же на свободу, а пять месяцев просидел в СИЗО до повторного рассмотрения дела районным судом. Приговора, которым подписка о невыезде заменялась заключением под стражу, формально уже не было, а человек еще страдал за решеткой. Периодически его бросали в карцер, чтоб «не умничал» и подчинялся унизительным приказаниям. Отсидка невиновных после отмены неправосудных приговоров весьма распространена, и эта практика нынешней показушно-бюрократической «судебной реформой» не вытравлена.

«Новые Известия» рассказывали о пятнадцатилетней Саше К. из города Боровичи, ранившей напавшего на нее отца, нагрузившегося спиртным по случаю Дня примирения и согласия. Девочка находилась в состоянии аффекта и, так как не достигла возраста 16 лет, была неподсудна. Ошибка обнаружилась лишь после того, как «преступница» после изнурительного этапа оказалась в Новооскольской колонии. Для Саши К. ворота девичьей колонии открылись во второй половине суток 19 августа, спустя 24 дня после принятия решения об ее освобождении. Еще неохотнее когти улыбающихся котов разжимаются в ходе предварительного расследования, когда истекают сроки пребывания обвиняемых под стражей. Между тем подозреваемые и обвиняемые должны пользоваться конституционным статусом невиновных лиц.

Как сейчас вижу предпринимателя В., обвинявшегося в том, что он «заказал» своего тестя – ушедшего на покой вора в законе. Об этом подследственном просто забыли, и он три недели хлебал баланду «по инерции». Потом Мосгорсуд его оправдал, и бедняга выскочил как ошпаренный из зала суда, не дослушав разъяснений председательствующего о порядке компенсации причиненного ему незаконным заключением вреда. Стоит у меня перед глазами и подсудимый М. С ним тоже играли в кошки-мышки. Когда подошел к концу срок его меры пресечения, обвиняемый, разумеется, остался в камере, просто, пока прокурор не добавил еще нескольких месяцев содержания под стражей, на допросы гражданина М. не выводили. Летом нынешнего года по делу Б. пытались исчислять срок ареста не с момента фактического помещения человека под караул, а со дня запоздалого вынесения судьей постановления об аресте; потом законники в мантиях и прокурорских мундирах, ссылаясь на порядок введения в действие нового УПК, твердили, будто начальник СИЗО не вправе освободить арестованного своей властью: мол, пусть сидит, бедолага, пока не придет из суда документ, задним числом продляющий время пребывания под стражей.

В деле К., решенном Европейским судом не в пользу ответчицы России, был установлен факт, преисполненный циничного юмора. Прокуратура сфабриковала против уже осужденного и отбывающего наказание К. новое уголовное дело, впоследствии рассыпавшееся в суде. На время предварительного следствия в отношении К. была избрана мера пресечения в виде… подписки о невыезде из колонии.

Примеры хищной игры властей с нашей свободой можно выстроить в затылок друг другу – и колонна растянется «от Москвы до самых до окраин». На протяжении дней, недель и месяцев наших сограждан продолжают карать, не установив их вины, даже когда юстиция соглашается ослабить хватку и выпустить жертву. В алфавитно-предметном указателе одной мудреной книги, на которой выучилось уголовному судопроизводству несколько поколений юристов, под рубрикой «СВОБОДА» красуется лишь словосочетание «Лишение свободы».