Posted 1 сентября 2004,, 20:00

Published 1 сентября 2004,, 20:00

Modified 8 марта, 09:42

Updated 8 марта, 09:42

Синдром свидетеля

Синдром свидетеля

1 сентября 2004, 20:00
Сообщение о взрыве в столице в последний день лета было передано через семь минут после того, как он прогремел, – в 20.24. Около десяти часов нас известили о том, что это еще один теракт, еще одна смертница. С такой же оперативностью появились у «Рижской» медики, спасатели, сотрудники спецслужб, журналисты... И зеваки

Утром, едва возобновила движение столичная подземка, встречая в метро людей с букетами, каждый понимал: дети – в школу, взрослые – на «Рижскую».

1 сентября цветочницы всегда перевыполняют план. Вчера, похоже, они его перевыполнили вдвое. Букеты, лежащие не в подножии памятников, не на могилах, становятся в Москве привычными. Так несли их ровно пять лет назад на Манежную и к руинам домов на улице Гурьянова и на Каширке, в октябре 2002-го – к Театральному центру на Дубровке, прошлым летом – на аэродром «Тушино», минувшей зимой – на станцию метро «Павелецкая». Теперь вот – на Рижскую. Москва, как оспой, все гуще покрывается знаками беды. Такие уютные названия – Каширка, Дубровка, Рижская – в памяти ее жителей навсегда теперь связаны со смертью. Название торгового центра «Крестовский» звучит зловеще. Неся цветы на место взрыва, москвичи как будто благодарят судьбу за то, что беда обошла их стороной.

Возле «Рижской» тихо. Возложив цветы, люди молча стоят несколько минут, и совсем не трудно прочесть их мысли. Отойдя в сторонку, вполголоса переговариваются. Кроме цветов, очень много зажженных свечек и иконок. Сегодня Россия – не вишневый сад, о котором мечтал умерший 100 лет назад классик, а храм под открытым небом, где совершается молчаливая панихида...

Вчера здесь все было по-другому. В теплом воздухе гудел отголосок взрыва. Вереница «скорых», оцепление, спецслужбы, братья-репортеры, толпы зевак.

Мрачный Лужков, наверняка думающий, как теперь быть с празднованием Дня города, перед десятками телекамер говорит о шахидке, которая кинулась в толпу прохожих и привела в действие взрывное устройство. «Среди пострадавших есть дети», – говорит Лужков. И наверняка думает о том, что завтра День знаний.

Телевизионщики, толкаясь, лезут поближе к мэру. В нескольких десятках метров от них – труп, закрытый черным целлофаном. Пленка переливается под светом разноцветных фонарей – без них невозможно представить себе жизнь столицы. Соседство взрывов и праздничных огней в Москве стало обыденностью. И охранник универмага «Крестовский» Николай Сайбатов оказался в эпицентре этой обыденности. Николай смотрит на стоящих поодаль подростков и покусывает нижнюю губу.

«Я их поубивать готов был, – говорит он. – Здесь взрыв, понимаешь. Люди бегут. Мы мужика тащим, у него ноги оторваны. Кровища хлещет. А они смеются, глотают пиво и суют нам под нос мобильники с фотокамерами: «Смотри, какой у меня мертвец!» – «А у меня вон какая баба обезумевшая!» Как будто кино смотрят. А рядом эти две машины еще полыхают...»

У ног Николая вертится маленькая белая собачка, кивает мордашкой в сторону оцепления.

«Не надо, Тузик, не ходи туда. А то снова, поджав хвост, обратно ко мне прибежишь», – говорит Николай и вымученно улыбается. Его невеселая улыбка подсвечивается огоньком сигареты. Вторая пачка за полтора часа.

Когда прогремел взрыв, Николай стоял с напарником на автостоянке, с другой стороны универмага. А старший смены пошел проверять посты. «Повезло нашему прапору. Вон он сидит, кровь из носа вытирает. Оглушило его слегка. Он только от поста отошел, свернул за угол, и здесь взрыв. У нас на всех машинах сигнализация сработала. А вон ту будку чуть взрывной волной не снесло. Мы бегом туда. А там вся витрина из цветного стекла внутрь осыпалась. Раненые пытаются отползать, с козырька крыши клочья мяса свисают. И женщина что-то кричит. Мы стали людей подальше оттаскивать. А милиция уже чуть позже подъехала!»

Мы обходим торговый центр. Мертвая улица. Иначе не скажешь. С нее попадаем за оцепление и оказываемся в толпе рабочих в оранжевых куртках. Здесь же метростроевцы, которым к утру надо привести станцию в порядок. Уборка территории уже началась. Дворники пока метут мусор только с краю. Из их числа следователи то и дело набирают понятых для описи «вещдоков», найденных на месте взрыва.

Присаживаемся на скамейку напротив двух обгорелых машин. Искореженные кузова – словно скелеты. Возле них взрывотехники подбирают какие-то мелкие железяки и складывают в пакеты. На нас никто не обращает внимания.

Раз мы здесь оказались – так, значит, свои.

«Вот эти кусочки мы кладем в конверт, – объясняет узбекам и таджикам смысл их благородной миссии мужчина в штатском, – и вот так его заклеиваем. А теперь вы распишитесь».

Гости столицы покорно ставят подписи.

«Все, парни, спасибо за сотрудничество!»

Таджики хватают метлы и возвращаются к своим коллегам. Высокий спасатель в форменной куртке вдруг подбегает к одному из парней, сидящих рядом со мной на скамейке: «Слушай, там, возле мусорного бака, наши какой-то мобильный телефон нашли». Парень идет туда, потом возвращается и говорит приятелям: «Странный какой-то телефончик, схемка непонятная. Я распорядился, чтоб его никуда не затерли. Опишем – разберемся».

Выходим из оцепления, напоследок оглянувшись на место беды. Все как обычно. Все при своих делах. Взрывотехники собирают «вещдоки», дворники подметают осколки стекла. Охранник Николай с ненавистью смотрит на подростков, болтающих по мобильным телефонам.

"