Уроки русского

В первые часы после трагедии в больницах царила неразбериха. Врачи и медсестры клиник, чертыхаясь, преодолевали языковой барьер. Записывали имена иностранцев и пытались узнать, у кого что болит. Доступ посетителей к пострадавшим был строго ограничен. В больницы не пускали ни родственников, ни друзей, ни журналистов. Общаться с жертвами пожара могли только следователи. Как именно они снимали свидетельские показания, неясно. Навещать пострадавших разрешили лишь через день. Сейчас в РУДН ходят слухи, что столь быстрой отменой жесткого пропускного режима студенты обязаны сотрудникам правоохранительных органов. Якобы стражи порядка убедились, что пострадавшие русского языка не знают, а потому ничего лишнего рассказать не смогут. Впрочем, по словам раненых, их особо ни о чем и не расспрашивали.

«Милиционеры к нам приходили, – говорит китаец Чжи и начинает листать разговорник. – Они спрашивали про потерю. Какой убыток? Про пожар не говорить».

Из 24 иностранцев, лежащих в 31-й московской больнице, Чжи – единственный, кто может говорить по-русски. Правда, плохо и только с помощью разговорника.

«У нас есть врачи и медсестры, владеющие английским и французским, – говорит заместитель главного врача больницы Оксана Слобина. – Но у нас лежат 8 китайцев. Никакими языками, кроме родного, они не владеют. Поэтому врачи рады любому переводчику, хотя бы и такому, как Чжи».

Чжи, вообще-то, повезло. Он не получил серьезных травм. Когда начался пожар, он находился на втором этаже.

«Услышал, кричат, – внимательно прислушиваясь к каждому сказанному им слову, вспоминает Чжи. – Выглянул из комнаты – там огонь. Я назад к окну. Потом прыгнул».

Чжи снова листает разговорник, лежащие на кроватях китаянки вопрошающе смотрят на него. А потом начинают что-то щебетать на своем языке. Чжи смеется: «Хотят познакомиться».

Гунь Нань – 22 года, Сунь Чжень – 20 лет. Чень Янь из трех девушек, лежащих в 208-й палате, пострадала больше всех. У нее ожог гортани и переломы. Она ничего не говорит, только улыбается.

«Все они приехали месяц назад», – уточняет Чжи.

В палату заходит медсестра Марина. И девчонки снова обращаются к Чжи. Он смущенно опускает глаза. И переводит сестре: «В туалет хотят».

Китаянки кивают головами:

«Писать!» – лопочет Гунь Нань.

«Писать», – вторит ей Сунь Чжень.

«Вот так мы и учим русский», – смеется Марина.

«Это я их учу», – хвалится Чжи.

Правда, девчонки выучили лишь несколько фраз. Могут сказать «больно», попросить утку, позвать врача. Разве месяц назад, едва приехав в Россию, могли они предположить, что изучать великий и могучий им придется в больничных палатах. Впрочем, девчонки не жалуются. Есть у них еще одна «коронная» фраза: «Русский врач добрый!» Но это уже инициатива самого Чжи.

«Хороший, хороший человек Марина и Лена, – твердит китаец. – Врачи все хорошие».

Впрочем, точно такие же уроки русского языка сейчас идут и в других больницах, где лежат пострадавшие. И выражение: «Сестра, утку!» – станет первой русской речью, выученной этими ребятами под косыми взглядами простых пациентов.

«Завидуют им наши больные, – говорят врачи. – С одной стороны, вроде и жалеют. Молодые ребята, почти дети. А с другой – твердят: «Вот у них все тумбочки продуктами забиты, и все у них есть. А случись такая же беда с нашими – никто бы и внимания не обратил!»