Константин Хабенский

– К.: Все время это происходит – открытие себя. И борьба с тем, что иногда открывается – с ленью, страхом… Борьба с уходящим чувством юмора, например!.. Все время пытаешься его удержать, приберечь…

– А.: Каждая новая нехарактерная ситуация что-то проявляет. Иногда – хорошее, но не всегда. И начинается борьба с собой…

– В этой борьбе и вообще – в жизни помогают роли, персонажи? Учат?

– К.: Это слишком примитивно, сказать «Я научился у своего персонажа…тому-то и тому-то». Но что-то откладывается. От каждой роли что-то остается и где-то внутри сидит.

– А какой материал, персонаж оказал наибольшее сопротивление?

– К.: «Свои» Месхиева. Я до сих пор не очень понимаю, что я там сыграл...

– А.: При этом некоторые умудренные опытом люди говорят, что это чуть ли не лучшая Костина роль.

– Есть желание пережить какие-то новые ощущения? Что-нибудь экстремальное?

– К.: У нас в семье разные стремления, потому что мне этих ощущений достаточно в работе, и на отдыхе я стремлюсь к «овощному» состоянию, а Анастасия Артемовна …

– А.: А я как раз – и с парашютом хочу прыгать, и с акулами плавать! Я много езжу, не только с Костей, но и со своими друзьями. Больше всего на свете я люблю путешествовать. Если бы могла – только бы путешествовала!..

– А почему тогда вы этого не делаете?

– А.: Я не могу надолго оставить этого не приспособленного к жизни человека! (улыбается).

– Константин, раньше вы говорили, что снимаетесь, в частности в сериалах, потому, что «актера должны знать в лицо». Сейчас вас знают, предложений много. Что сегодня является для вас определяющим в выборе работы, роли? Команда? Деньги? Удобный график съемок?

– К.: Удобным графиком бывает только график отдыха. Все остальные – очень неудобные! А выбор сейчас определяется, наверное, качеством работы. И здесь несколько слагаемых – материал, степень интереса к персонажу. Безусловно – режиссер и вся команда. И бюджет, потому что при отсутствии нормального бюджета ничего хорошего не получается. Хотя… не знаю… может, и при совершенно скромном бюджете можно сделать что-то фантастическое… но пока таких предложений не было!

– Ваше отношение к театру и кино совершенно разное. Еще совсем недавно вы определяли кино как нечто вторичное по отношению к театру.

– К.: В театре работы – в смысле творчества – получается больше. Он дышит. Это живое существо. И ты в нем живой, там можно работать, добиваясь того, что ты понимаешь про эту роль. А в кино – сыграл, потом понял, что не так, но время ушло, ничего не изменить Но отношение не вторичное, нет. Я просто имею в виду, что в кино каких-то для себя открытий сделано очень мало и по большому счету нечем гордиться. В театре они происходят, что-то такое срабатывает, что я понимаю – происходит невероятное! В кино – еще нет. Хочется, чтобы были. Поэтому кино не вторичное, а просто непаханое поле.

– Режиссер и актер, вашего, во всяком случае, уровня популярности, взаимосвязаны. Но определенный момент подчинения актера режиссеру существует, так как за конечный результат отвечает все-таки режиссер. Чьей творческой воле вы могли бы и хотели подчиниться? Не «у кого бы вы хотели сниматься», а из всего мира режиссеров вообще.

– К.: Я понимаю… Захаров, Герман, Михалков. Месхиев.

– А какие зарубежные фильмы смотрите и пересматриваете?

– К.: «Крестный отец», «Небо над Берлином», «Однажды в Америке», «Малхолланд драйв»…

– Что должно быть в спектакле, чтобы вы играли его с удовольствием и интересом в пятидесятый, сотый раз? Это как много лет жить с одним и тем же человеком – вроде все одно и то же, но почему-то живешь и интересно?

– К.: Должен быть страх. Перед тем, что не получится. Не получится сегодня «взять зал», сделать для себя какие-то микрооткрытия. Страх, что будешь скучным и неинтересным – для себя, для партнера, для зрителя… И, конечно, должно быть желание работать. Потому, что, когда нет желания – все бессмысленно.

– Настя, а что должно быть в человеке, чтобы тебе было интересно жить с ним много лет?

– А.: Кроме очевидного, о чем говорят все, мне кажется, должно быть что-то «животное». Потому что бывает, встречаешь человека, который и умен, и хорош, но на «животном» уровне чего-то не происходит. И, наоборот, можно встретить человека, который радикально на тебя не похож, но что-то вот такое происходит, и ты готов идти на любые компромиссы, и надеяться, что проживешь с этим человеком… как можно дольше.

– А должен быть предел откровенности между близкими людьми?

– А.: Конечно. Нужно очень четко понимать, когда стоит задавать вопросы, а когда нет. Мне кажется, у каждого человека должна быть неприкосновенная зона, личная.

– А есть ощущение, что такой объем работы не позволяет получать от жизни что-то еще?

– К.: Есть, конечно. Но у каждого своя правда. Я не работаю в таком графике, чтобы к 9 часам приходить, и в 6 уходить, и знать, что тогда-то будет отпуск. Но у меня свои минусы…

– Настя, а тебе хотелось бы, чтобы Константин работал меньше?

– А.: Раньше мне очень хотелось, чтобы меньше. Я понимала, что такой график не дает возможности проживать свою одну настоящую жизнь. Но сейчас я думаю – пока он работает, это очень хорошо. Потому, что я знаю Костю, и это, наверное, происходит со многими артистами, когда он перестает работать на неделю или на две. И начинается психоз. Он садится дома, замолкает, начинает винтить какие-то винтики, шурупы, и я вижу, что что-то не очень хорошее начинает происходить в этой голове.

– К.: Если там вообще может происходить что-то хорошее! (смеется).

– Кстати, о голове. А у актеров и у вас лично есть какие-то актерские ужасы? Ну, как у журналиста, например, что диктофон сломается во время интервью… Такие профессиональные неврозы.

– К.: Да. Во сне снятся.

– Что текст забыли?

– К.: Забыл текст – это так… для тех, кто не понимает. Есть вещи посложнее… пострашнее… И это все приходит во сне. И я знаю, не только мне, многие делятся…

– Можете назвать три слагаемых успешного брака?

– А.: Первое – способность к компромиссу. С самим собой, естественно. И вообще – гибкость в отношениях. Второе – это обязательно давать друг другу свободу. Люди должны отдыхать друг от друга, расставаться, чтобы затем встречаться и рассказывать друг другу о том, что произошло. И банально, конечно, но надо любить друг друга. Очень-очень надо любить.

– У вас есть семья, работа, квартира, машина, домик в деревне. Что еще нужно для счастья? К чему стремиться?

– К.: Мы не к этому и стремились… Не знаю… Ты к чему стремишься?

– А.: Прозвучит, наверное, смешно, но я стремлюсь к состоянию максимального согласия с собой. Оно может по-разному выражаться, но… да, это то, к чему я действительно стремлюсь.

– А вы, Константин? Какие-то стремления есть?

– К.: Что-то есть… но формулировать не буду.

– Вот и про работу свою вы в одном из интервью сказали «Мое дело играть, причем желательно играть так, чтобы это нельзя было объяснить словами».

– К.: Эмоцию нельзя объяснить словами. И не надо объяснять.