Максим Никулин

– Скажите, что такое цирк сегодня? Это синтетическое искусство?

– Раньше были чистые цирковые жанры. Хотя тогда можно было говорить о взаимопроникновении цирка и спорта. Была акробатика, была гимнастика. А сегодня цирк – это и балет, и драматическое искусство, и пантомима. Но я могу говорить только о нашем цирке. Если я буду говорить о том, что происходит в государственных цирках, лексика будет непечатная, и вы все равно это не опубликуете. Что касается нашего цирка, то мы не можем отойти от традиций. Потому что цирк – это из прошлого, из детства. Мы представляем классический цирк, традиционный цирк, но с позиции сегодняшнего дня. Мы стараемся посмотреть на цирк глазами сегодняшнего зрителя. Сегодня публика абсолютно другая, чем даже десять лет назад. Не говоря о том, что было раньше. Сегодня, по моему убеждению, зрителю не очень важно, сколько сальто делает акробат и сколько колец выбрасывает жонглер. Важно, как он это делает. Эстетическое восприятие сравнялось с восприятием трюковым. Жонглер должен быть не просто жонглером, а акробат акробатом, они должны быть артистами. И если артист делает сумасшедший трюк, но он, как мы говорим в цирке, «корявый», то он никому не интересен, ни мне, ни публике. Публика приходит в цирк посмотреть на красоту, на отвагу и, конечно, на молодость. Это искусство для молодых.

– Чем отличается цирк Юрия Никулина от цирка Максима Никулина?

– Я думаю, отец много чему порадовался бы. По сравнению со старым цирком Никулина сегодняшний цирк только приобрел. Все движется вперед, все развивается. Сегодня мы отошли от дивертисмента, важно, чтобы в основе программы была какая-то история. Сегодня уже никто не работает в блестках. Сегодня у нас костюмы уровня Большого театра, это самые настоящие произведения искусства. Над программой работают композиторы, художники, дизайнеры. Но самое главное, нам удалось сохранить ту систему взаимоотношений, которую выстроил Юрий Владимирович Никулин.

– Есть ли цирковая мода? Или модные жанры?

– Мода уходит, а цирк остается. Понимаете, в цирке как нигде опасен эксперимент. Он обязательно должен быть. Но не должен подменять основную философию. Цирк в некотором смысле можно сравнить с балетом. Поставил Петипа в свое время, и это и сейчас актуально. К тому же, понимаете, в театре есть репертуарный лист. И один пойдет на «Гамлета», другой на «Вишневый сад». А у нас один спектакль, и мы его меняем три-четыре раза в год. И каждый вечер не должно быть пустых мест. Главный критерий – нравится это публике или нет. Меня называют ретроградом, я это знаю, я к этому привык. Но должен быть здоровый консерватизм. Потом замечательно говорят англичане – по-настоящему элегантный человек должен на два-три сезона отставать от моды.

– Что такое цирк для вас?

– Для меня это бизнес. Я менеджер. Я называюсь в штатном расписании художественным руководителем, но это не значит, что я буду художественно руководить режиссером или артистом. Они сами знают, что делать. Мое дело – это перспективное планирование и контроль за тем, чтобы эта вся машина работала. Это моя основная задача. Мы деньги вкладываем сами в себя, в создание новых номеров, новых костюмов. Это стоит сумасшедших денег. Мы частная компания, у нас нет государственной поддержки, у нас нет спонсоров, инвесторов, мы работаем на своих деньгах. У нас есть свой бюджет, и мы делаем все в рамках этого бюджета. Нас часто путают с коммерческой структурой. И очень часто в недалеких умах возникает вопрос, а с какой стати мы будем помогать частной компании, и приходится объяснять, что мы деньги не делим между собой, хотя мы акционерное общество.

– В таком случае очень важно, чтобы цирк был конкурентоспособным. А кто ваши конкуренты?

– Конкуренции нет. У нас очень высоко задрана планка. И практически все штатные артисты – это около пятисот человек, уровня фестиваля в Париже, Монте-Карло, Берлине. Мы на меньшее не имеем право размениваться. А то, что мы делаем... Я думаю, что мы выбрали правильный путь. К нам ходят, нас продолжают любить, и за счет этого мы существуем. Мне глубоко небезразлично, что будет с российским цирком. А сейчас нам даже из Европы звонят, хотят у нас поработать. К октябрю мы решили сделать международную программу. Наши коллеги, гости приедут нас поздравить с пятнадцатилетием.

– Чем за пятнадцать лет гордитесь?

– Гордиться, да нет... Можно сколько угодно гордиться, а толку-то. Конечно, я позитивно оцениваю тот путь, который мы прошли. О пятнадцати годах я не буду говорить, но вот за те шесть, когда нет с нами отца... Очень тяжело было продолжать. Всякое было... Когда напротив в кабинете сидел отец, у всех нас было ощущение, что мы за каменной стеной. И вот уже шестой год спину поддувает... Знаете, когда говорят, что незаменимых нет, это большая глупость!