Posted 30 апреля 2005,, 20:00
Published 30 апреля 2005,, 20:00
Modified 8 марта, 09:32
Updated 8 марта, 09:32
Подземный мир Дениса Провалова
Школа
Натянув на достаточной высоте веревки между четырьмя деревьями, Денис спускается на землю. По очереди маршрут начинают проходить его ученики. Одна из девушек зависает на веревке и, несмотря на все усилия, не может сдвинуться с места. Провалов, выкрикивая загадочные фразы «выстегнись и встегни короткий ус выше жумара», пытается снизу объяснить ошибку и помочь выбраться. Минут через десять ученица справляется с веревкой и добирается до пункта назначения.
– Денис, а чего они так упорно тренируются? Почему людей тянет неделями ползать по мокрым камням, рискуя лишиться здоровья или жизни, питаться сухим пайком… Что особенного видит человек под землей?
– Прежде всего в пещерах можно увидеть много всего интересного. Про сталактиты и сталагмиты все читали в школьных учебниках. Но есть и такие вещи, о которых обычные люди и не подозревают. Это гигантские колодцы, галереи, узкие ходы, чистейшие подземные озера и реки. Но самый сильный магнит спелеологии – первопрохождения. Человек получает возможность попасть туда, где до него никто никогда не был. Все надземные участки уже исхожены вдоль и поперек. Пещеры же предоставляют реальную возможность совершить географическое открытие. С каждым годом люди попадают в такие места, которые раньше трудно было себе представить. В 50-х годах самым глубоким местом на земле считалась шестисотметровая пещера. Спелеологи, открывшие ее, даже не могли представить себе, что через какое-то время их последователи будут спускаться на глубину двух километров.
– А как ты стал спелеологом?
– Я всегда хотел заниматься альпинизмом. Во время поиска альпинистского клуба познакомился с ребятами, которые пригласили меня в горы. На месте оказалось, что после восхождения на гору они еще и спустились в пещеру. Меня тогда вниз не пустили, я сидел на поверхности в базовом лагере, связывался по телефону с лагерями на глубине 700 метров, слушал их рассказы. Дико хотелось увидеть то, что видят они там. Было мне тогда 19 лет, по приезде в Москву я начал усердно тренироваться и в следующую экспедицию поехал на правах полноценного участника.
– Тренировочный процесс с тех пор изменился?
– Нет, практически то же самое осталось. ОФП, работа на веревках. В Москве скал нет, поэтому лазали и лазаем по деревьям. Сейчас, правда, много скалодромов появилось, на которых очень удобно тренироваться. Много бегаем, подтягиваемся на турнике.
– И какие показатели считаются нормальными для спелеолога?
– Ну, я подтягиваюсь не очень много. «Чисто» – 30 раз, рывками – 50. С выходами силой получ-ше – 40 раз.
– Почему так много времени уделяется тренировкам на веревках?
– Сейчас наиболее престижными считаются экспедиции в вертикальные пещеры, где какую-то часть пути приходится преодолевать с помощью веревки.
– Как будут проходить первые экспедиции твоих учеников?
– Естественно, сразу в серьезные пещеры я их не пускаю. Сначала мы вместе ходим в походы по Подмосковью, живем в палатках, учимся пользоваться походным оборудованием. Сразу становится видно, кто способен ужиться в коллективе, а кто – нет. Потом проходят выезды в неглубокие пещеры.
– А кто из них попадет под землю?
– Примерно половина. После первой экспедиции отсеется еще какое-то количество. Ну а через год в спелеологии из них останется буквально несколько человек. И не потому, что тяжело. Экспедиции дорогие, школьникам департамент образования деньгами помогает, но эта помощи хватает на покрытие только малой части расходов. Только комплект не самого дорогого снаряжения для спуска в серьезную пещеру обходится в 500–700 долларов.
Снаряжение
С учениками остается помощник Дениса, мы же перемещаемся на крышу Дома пионеров. Возле стенки свалены длинные узкие мешки, напоминающие боксерские снаряды.
– А это что такое?
– Это транспортные мешки. В них спелеологи переносят свой багаж. Такая форма подобрана специально, чтобы удобнее было протаскивать их через узкие проходы.
– Много с собой таких мешков приходится везти?
– В последнюю экспедицию около 80 штук брали. В них три километра веревок, 500 карабинов, куча строп, маленьких веревочек.
К стене клуба прикручены кустарного вида карабины, блоки, крючья. Музей спелеологического антиквариата.
– Сильно изменилось снаряжение с 80-х годов?
– Очень сильно. Ходить стало на порядок легче. Появились легкие и надежные веревки, современная одежда, выводящая влагу и быстро сохнущая. Бывает, падаешь в лужу с температурой 4 градуса и через час полностью высыхаешь. Спелеолог стал одеваться намного легче, из-за этого увеличилась скорость передвижения, из-за этого уменьшилось количество еды, которое нужно тащить на себе – и остается больше сил на работу. Появились всевозможные приспособления: перфораторы для расширения узостей, которые раньше считались непроходимыми, домкраты и лебедки для разбора завалов.
Денис развязывает и переворачивает мешки, на пол падают карабины, веревки, заплесневевшие ботинки.
– Богатство… Если все это продать, можно машину приличную купить. А тут ведь только малая часть всего багажа. Жалко, что ничего из этого в экспедиции не пригодилось… Чувствуешь, керосином пахнет? Это мы в аварию на вертолете попали.
В этом году экспедиция под руководством Провалова в очередной раз отправилась в абхазскую пещеру «Крубера-Воронья» (именно там российско-украинская команда Дениса установила мировой рекорд: опустилась на глубину 1710 метров, потом нашли проход до 2080 метров). Рождественским утром большая международная экспедиция вылетела к пещере на одном из немногих вертолетов, оставшихся в Абхазии. На подлете пилот ошибся и задел хвостом скалу, машина упала с пятидесятиметровой высоты. Пилоты и Денис вылетели, выбив передние стекла. Четыре спелеолога упали назад, свалились в глубокий снег, не получив никаких повреждений. Один даже увидел летящий дальше вертолет и подумал: «Как же они без меня улетели». Машину полностью разрушило, но при этом никто не погиб. Никого не посекло винтами, при пожаре не взорвались 100 литров бензина и 800 литров керосина. Топливо текло ручьями, заливал багаж и людей, но взрыва не произошло. Просто чудо.
– Как вы действовали дальше?
– Было очень обидно, что не попали в пещеру. Еще не осознав, что произошло, мы хотели продолжать экспедицию. Но большинство людей получили повреждения разной степени тяжести, поэтому пришлось возвращаться обратно. Правда, с возвращением тоже возникли проблемы. Через несколько часов прилетел вертолет, забрал тяжелораненых и улетел. Вернулся только через три дня. Собирались пешком спускаться, но дорога там очень тяжелая, большая вероятность попасть под лавину. Когда мы в 2001 году там спускались, огромная лавина прошла в нескольких метрах от нас, захватив одного из впереди идущих. К счастью, мы успели заметить, куда его закопало, и быстро спасли.
Жизнь
Тренировка заканчивается. Направляемся к Денису домой, в панельную многоэтажку на Юго-Западе. При входе нас встречает сын, хвалится пятеркой по английскому языку. Отец радуется ею не меньше ребенка. Беспрестанно звонит телефон. Звонят из Башкирии, Украины, с Дальнего Востока. Спокойно продолжить разговор удается после полуночи: телефон замолкает, домашние ложатся спать.
И вот так каждый день. Даже поспать толком некогда.
– Тебе, наверное, не привыкать с утра до ночи работать. В пещере еще тяжелее?
– Да, там приходится выкладываться по полной программе. Но и ритм жизни там другой. Все идет очень медленно. Иногда пока проснешься, оденешься, позавтракаешь, пройдет несколько часов.
– Чем измеряется мастерство спелеолога? Работоспособностью, скоростью лазания по веревкам?
– Прежде всего открытиями. Но отдельно взятого спелеолога трудно оценивать. Под землей работают исключительно командой. И результат принадлежит группе людей. Часто крупные открытия принадлежат не одной команде, и даже не одному поколению, а нескольким поколениям спелеологов, с каждым годом все дальше и дальше открывавшим пещеру.
– А что мешает сразу и полностью открыть пещеру?
– Не увидели проход, не заглянули в очко, не пролезли узкий шкуродер, не пронырнули сифон. Казалось, ничего за этими препятствиями и быть не может. А если отодвинуть камень, за ним могут оказаться глубокий колодец и длинная ветка. Был случай: на границе Словении и Италии в пещере долго работали итальянцы. Уперлись на глубине 1440 метров в большой зал, из которого не было никаких ходов. А словенцы спустились на дно пещеры без всяких исследовательских целей. Спустились и решили перекусить. У одного из них выпала ложка и улетела куда-то вниз. Отодвинули один камень, второй, нашли проход и открыли еще 110 метров. Для итальянцев это было жутким ударом, да и для нас тоже. Мы на эту пещеру тоже уйму сил положили.
– Есть у спелеологов суеверия?
– Я очень суеверен. Боюсь спугнуть пещеру. Никогда не беру оборудования с запасом. Можно, конечно, взять на километр больше веревки, рассчитывая побить рекорд, но только пещера об этом не должна знать. Мы даже вслух не говорим об этом, делаем вид, что у нас никаких особых запасов с собой нет. А вообще лучше болтаться в колодце на не достающем до дна узле, чем спуститься на дно колодца с охапкой веревки и упереться в тупик. Вообще к пещере надо относиться уважительно. Я всегда здороваюсь и прощаюсь. На самом деле пещера – живой организм, обладающий своей энергетикой. Лучшая энергетика бывает в только что открытых пещерах, где нога человека еще не ступала. Сам этой энергией заряжаешься. А вот если было много экспедиций, погибали люди, прямо чувствуешь какое-то давление.
– А «Воронья» тоже живая? Тебе не кажется, что падение тогда вертолета было знаком? Не стоит, мол, вам сюда соваться.
– Эта пещера всегда давала нам по мозгам, чтобы не расслаблялись. За полгода до лавины испанский спелеолог опрокинул на себя чан с кипятком. Человек оказался настолько опытным, что сообразил: выбираться надо, пока не прошло шоковое состояние. Потом эвакуировать будет намного сложнее. Быстро заглотил обезболивающие, накинул одежду и рванул наверх, хотя у него кожа на ногах слезать начала. В 2003 году пришлось спасать спелеолога, полетевшего 30 метров на скользящем карабине. Он получил открытый перелом голеностопа и компрессионный перелом позвоночника. К счастью, именно под ним оказались опытные спасатели, которые там, по идее, не должны были находиться. Так что благополучно его вытащили. Это были самые глубокие спасработы, в которых мне приходилось участвовать, когда человека живым доставали с такими травмами. Попадали там в сильное землетрясение. К счастью, ничего не обвалилось. Один раз спелеолога ударило молнией. Он звонил наверх по телефону, молния по проводу ушла на глубину 1200 метров, сожгла линию и отбросила человека на достаточно большое расстояние.
– Ты такие вещи рассказываешь… Наверное, страшно в пещере?
– Конечно. Особенно когда лезешь куда-то наверх с нижней страховкой, наступаешь на камень и не знаешь, сорвется он или нет. Но я научился контролировать свой страх.