Девять дней покаяния

Девять дней назад Россия и мир потеряли Анну Политковскую. Мир встрепенулся, откликнулся митингами протеста, демонстрациями, пикетами, общественными чтениями, слушаниями, панихидами, вечерами памяти, телеграммами соболезнования. Обращения шли потоком в адрес «Новой газеты», журналистских ассоциаций, российских посольств, а одно адресовалось просто-таки всем российским демократам. «Это день горя для российских патриотов, которые будущее видят в демократии и нормальном развитии своей отчизны в окружении дружественных соседей» – таково было это послание, скрепленное подписями многих сотен людей с польскими, немецкими, английскими, французскими и даже вьетнамскими фамилиями.

Перепало и президенту Путину – и тревожных телефонных звонков от товарищей по «большой восьмерке», и острых вопросов от иностранных журналистов. И надо отдать ему должное: он сказал то, что думал, а вовсе не то, что обычно готовят для него придворные словесные кружевницы, крючком притягивая «свободу» и «независимость прессы» к «построению энергетической сверхдержавы». Конечно, он мог бы, увязав это с острыми публикациями Политковской, повторить свои же собственные слова о том, что «свобода прессы – это одна из опор нашего демократического фундамента, гарантия независимости демократического развития, необратимости этих процессов». Мог бы припомнить, что «критика со стороны прессы полезна для властей всех уровней, хотя порой она является очень болезненной, не нравится представителям власти. У нас в народе шутят: откроешь окно – шумно, закроешь – душно». Мог бы упомянуть о «праве граждан на объективную информацию», как «важнейшем политическом вопросе», который «прямо связан с действием в нашей государственной политике принципов свободы и справедливости».

Но президент сказал то, что сказал. Сказал правду. О том, в частности, что политическое влияние Анны Политковской было мизерным. А у кого, простите, оно не мизерное, если даже министры, не говоря уже о депутатах парламента, не в силах переменить ошибочное решение, если оно получило благословение свыше? Сказал и о том, что убийство журналистки нанесло больший вред действующей власти, чем ее статьи. Действительно, для тех, кто реально управляет страной, публикации Анны были абсолютно не чувствительны. И причина здесь отнюдь не в качествах публикаций. Другое дело – громкое политическое убийство, гулко ударившее по зарубежному имиджу страны и, главное, ее властей, с таким трудом выстраиваемому генералами от контрпропаганды.

Да, мир содрогнулся. А мы? В течение прошедших девяти дней в Москве и Питере, Екатеринбурге и Кургане, Кирове и Воронеже, Грозном и Назрани на площадях собирались – где десятки, где сотни, а где и тысячи человек с поминальными свечами и портретами Анны. Они говорили речи и читали отрывки из ее книг и статей, молились и плакали, молчали. И каждый – если только он не оказался там случайно, за компанию или по долгу службы – не только поминал убитую журналистку, но и проделывал внутри себя невыносимо тяжкую работу покаяния. Почему мы не уберегли ее? Почему допустили, что наша власть так безразлична к людям, каждодневно идущим на риск ради общественного блага? Ради тех самых свободы и демократии, о которых так любят поговорить наши начальники. Почему мы продолжаем верить телевизионному ящику вместо того, чтобы поверить своим глазам? Почему мы думаем одно, говорим другое, а делаем третье, когда голосуем, поддерживаем, осуждаем? Почему не победили в себе страх перед произволом? Почему до сих пор не вырастили в себе граждан, из которых только и может сложиться гражданское общество?

Абсолютно правы архангельские журналисты, написавшие в своем открытом письме, что «есть только одно средство защитить журналиста, добросовестно и честно выполняющего свой профессиональный долг – это неравнодушное, консолидированное общество граждан своей Родины. Если борьба с коррупцией, бандитами – дело отдельного журналиста отдельной редакции, то жертвам не будет конца. Журналист будет защищен только тогда, когда убивать одного будет совершенно бессмысленно – когда все сообщество твердо и последовательно будет бороться со злом!»

Покаяние – великое дело. Особенно, если оно не только искреннее, но и деятельное, переливающееся в конкретные человеческие поступки. Пусть кто-то пойдет в библиотеку или книжный, чтобы впервые взять в руки книгу Политковской, кто-то запишется в добровольцы, помогающие беженцам и другим жертвам бездумной политики, кто-то решит, наконец, стать честным, нравственным человеком – журналистом, депутатом, прокурором, судьей, омоновцем. Ведь даже в Государственной думе была объявлена минута молчания в память об Анне Политковской. А значит, и депутатам был дан шанс покаяться. И пусть тот, кто этим шансом не побрезговал, по горячим следам внесет поправку в действующий закон о митингах и демонстрациях, предусмотрев необязательность – в исключительных случаях – соблюдения 10-дневного срока для предварительного уведомления властей. Иначе придется просить власти предварительно оповещать о предстоящих убийствах общественных и политических деятелей, чтобы люди могли успеть соблюсти все формальности к такому важному в христианской традиции девятому дню.



Автор – министр печати РФ в 1992–1993 гг., секретарь Союза журналистов России.