Прения по делу

Митрофанов: С чего это вдруг? Вы спокойно работаете в Москве. Будет готово здание в Питере – переедете туда. Какие проблемы?

Ярославцев: Я с уважением отношусь к Государственной думе, но давайте иногда советоваться с народом. Спросим народ.

Митрофанов: Что значит – спросим народ? Референдум?

Ярославцев: Не надо. Но хотя бы опрос общественного мнения в Петербурге или в Москве. Желают граждане этого или нет.

Митрофанов: В Москве – желают.

Ярославцев: Это вы говорите: желают. Давайте спросим.

Митрофанов: Да кто же не желает разгрузить город! Москва задыхается в пробках. Тысячи машин с мигалками…

Ярославцев: Я согласен с вами: надо, насколько это возможно, освободить Москву от чиновничества. Но, повторяю, судьи – не чиновничество.

Митрофанов: Смысл переезда не в сокращении чиновничества, а в создании более комфортных, более подходящих условий для управления. Посмотрите – все здания госучреждений были построены при Сталине, а реконструированы при Брежневе. Они же несовременные. Многие пришли в негодность. Заходишь в здание на Старой площади и вспоминаешь, как ходил по этим коврам на собеседование к инструктору ЦК...

Ярославцев: В Конституционном суде капитальный ремонт уже произведен. Здание не требует реконструкции. Зачем же нас выселять?

Митрофанов: Никто не собирается вас выселять завтра, чтобы вы оказались на улице. В течение года или двух в Петербурге будут реконструированы здания Сената и Синода, и вы спокойно туда переедете. Кстати, я не вижу смысла подвергать реконструкции эти здания, они – памятники архитектуры. Лучше построить новое современное здание.

Ярославцев: Меня интересует цена вопроса. Во что обойдется все это удовольствие? Здания Сената и Синода – под охраной ЮНЕСКО. Это не просто ремонт. Это реставрация, это строительство… Может быть, в идеале вы правы: в богатой, сытой стране именно так и надо бы.

Мне кажется, у нас достаточно других социальных проектов, куда более приоритетных. Я тут недавно увидел по телевизору, как закрывается реабилитационный центр для детишек, больных лейкемией. Так вот вместо нового здания Конституционного суда лучше бы построили реабилитационный центр.

Митрофанов: Это второй вопрос.

Ярославцев: Не второй. Это цена вопроса. Если у нас уже закончен ремонт, угроханы огромные деньги…

Митрофанов: Триллион долларов мы получим от продажи освободившихся зданий и всего 100–150 миллиардов израсходуем на строительство правительственного городка. 850 миллиардов долларов чистого дохода! Вы говорите: будут потрачены деньги. А я говорю: деньги будут заработаны. Послушайте, ну почему вы не хотите в Питер поехать? Что здесь работать судьей, что там – какая вам разница?

Ярославцев: Ладно, почему надо ехать именно в Петербург? Почему не в Самару, к примеру?

Митрофанов: Питер – город известный на весь мир. В отличие от Самары.

Ярославцев: Не портите великолепие Петербурга. Не портите Сенат, Синод своим офисным зданием. Угробите это культурное наследие.

– Давайте поставим вопрос по-другому: если КС сменит прописку, это будет полезно конституционному судопроизводству?

Ярославцев: Это нанесет ему только вред. У нас 19 судей. Но есть еще вышколенный, высококвалифицированный, высокообразованный аппарат. Около 300 человек.

– Аппарат в Петербург не поедет?

Ярославцев: В большинстве своем – нет. Кое-кто уже начал уходить. Вы поймите, у каждого семья, дети…

Митрофанов: Одни уходят, другие приходят.

Ярославцев: Не надо. У нас не такие большие зарплаты. Мы на них с трудом набираем специалистов.

– В Петербурге можно набрать 200–300 юристов такой же квалификации?

Ярославцев: Нет.

Митрофанов: Почему – нет? Петербург – мировой центр.

Ярославцев: А что – мировой центр? Один юридический факультет, выпускники которого все уже в Москве.

Митрофанов: Значит, надо создать условия.

Ярославцев: Людей прежде всего нужно обучить. Они должны пройти определенную специализацию. Я не бросаю камень в огород адвокатов, но посмотрите, как они составляют жалобы в Конституционный суд. Большинство не понимает разницы между судами общей юрисдикции и конституционным судопроизводством. Потому-то и плохо, что часть аппарата уходит.

– А судьи? Они готовы перебраться в Петербург?

Ярославцев: Я не уполномочен говорить за всех судей. Нас попросили официально высказаться на эту тему. Мы подготовили специальную записку, которая будет передана в профильный комитет Госдумы.

– В этом документе отражено консолидированное мнение судей?

Ярославцев: Именно так.

– И каково это мнение?

Ярославцев: Мы полагаем, что переезд по правовым основаниям неприемлем.

Митрофанов: Какие правовые основания?! Не надо право приплетать сюда. Где находиться Конституционному суду – в Москве или в Питере, – это не правовой вопрос. Скажите честно: «Мы не хотим переезжать, нам это дискомфортно. У нас здесь дети. У нас здесь жены. И жены наши не хотят. Там плохая погода». Только не надо – «правовые основания»…

Ярославцев: Судьями движут не бытовые мотивы. Можете упрекнуть нас в чем угодно, только не в этом. Мы защищаем от переезда конституционное судопроизводство, а не себя.

Митрофанов: Вам даже сослаться не на что. Как вы, юрист, можете говорить, что местонахождение суда в том или ином городе не соответствует праву?

Ярославцев: Я говорю о последствиях. Это ведь не просто так – взял чемодан и переехал.

Митрофанов: Но это вопрос не правовой. Это вопрос административный.

Ярославцев: А я подчеркиваю, что бытовое обустройство для нас не играет существенной роли. Мы защищаем наших обездоленных граждан. Именно они обращаются в Конституционный суд Российской Федерации.

Митрофанов: И будут обращаться…

Ярославцев: Но это связано с коммуникациями, со своеобразным геополитическим положением Москвы. Вы хотите сказать, что с Дальнего Востока до Питера легче добраться, чем до Москвы? А ведь это огромные массы людей…

Митрофанов: Ничего я такого не говорю. Я только хочу, чтобы вы не утверждали, будто есть некие правовые основания для отказа переезжать. Их нет. Есть только одно – ваше мнение. Вам просто не хочется туда ехать. Поэтому так и надо говорить с Госдумой, с президентом. Мы не хотим, мы не готовы, мы потеряем аппарат… И нечего апеллировать к массе людей. Я объехал всю страну – никто и нигде меня об этом не спрашивал. Я получаю сотни писем. И ни в одном из них еще не было: зачем Конституционный суд переезжает в Питер?

Ярославцев: Рядовой гражданин может об этом спросить, когда у него возникнут какие-то проблемы. Вот тогда он и заинтересуется, где находится Конституционный суд и в каком состоянии этот суд пребывает. Вы не видите тут ничего правового, а я как судья – вижу.

Распад аппарата – это и есть удар по конституционному судопроизводству. Аппарат – это то звено, с которого непосредственно начинается судопроизводство. Без квалифицированной подготовки материалов невозможно слушание дела и принятие решения. Так что, видите, это вопрос правовой. Почему вы со мной не соглашаетесь?

Митрофанов: Я же сказал, что согласен: аппарат надо постараться сохранить. А кого-то можно взять в Питере, обучить…

Ярославцев: Вот видите, мы потихоньку приходим к консенсусу. Вы уже согласились насчет аппарата. Осталось согласиться, что переездом из Москвы будет взорвано конституционное судопроизводство.

Митрофанов: Дадут квартиры людям, и все поедут.

– А может, не желая оставлять Москву, кто-то из судей добровольно сложит полномочия?

Ярославцев: Разговоры такие уже возникают. Я не имею права говорить за коллег. Это сугубо личный вопрос.

– А вы, Владимир Григорьевич, сами себе на него уже ответили? Вы поедете в Петербург?

Ярославцев: Я – поеду. Я не делаю подарков власти. Вот так – взять и по-геройски отказаться от должности? Нет, я поеду.

Митрофанов: У вас там квартира есть?

Ярославцев: Есть. Я же не собирался перебираться в Москву, когда в Петербурге работал. И вообще я не путинского призыва. Я пришел в Конституционный суд в 1994 году. Так что квартира в Питере у меня есть. Она приватизирована.

– Те квартиры, что будут предложены судьям, с вашей наверняка не сравнить.

Ярославцев: Не надо пробуждать в судьях низменные инстинкты. Вот на днях читаю в одном журнале про намеченный переезд. Просто манна небесная! И подземный переход из одного здания в другое у нас будет, оказывается. И у каждого судьи – приемная площадью в сто квадратных метров. Но хоть бы слово про трудности реставрации! Ведь там классические залы, анфилады, великолепные лестницы… Во что превратится все это пространство, если начинить его офисной техникой, современные кабинеты построить? Я уж не говорю, во что это нам обойдется.

– В некоторых странах – Германии, Чехии – Конституционный суд находится не в столице. Пример наших европейских соседей вас не убеждает?

Ярославцев: Да, примеры такие имеются. И не только в Европе. Скажем, Верховный суд Соединенных Штатов Америки исполняет функции Конституционного контроля за судопроизводством и располагается в здании Нью-Йоркской торговой биржи. Но никто же не ставит вопрос о переезде. Если исторически сложился определенный порядок, то стоит ли его менять? Передать часть столичных функций другим городам мы тоже могли бы. Но начинать этот процесс с Конституционного суда, мне кажется, не следует.