Буданов и шаманы

На могиле бывшего полковника Буданова еще не успела высохнуть земля и еще не завяли поминальные цветы, а вокруг уже начались ритуальные танцы всевозможных скоморохов, норовящих превратить покойника в какой-нибудь символ. Скоморохи прекрасно понимают, что они не лишены шансов на успех уже хотя бы потому, что Буданов успел стать своеобразным символом еще при жизни. А точнее – после того, как совершил преступление.

Пока он честно служил Отечеству, терпеливо снося все тяготы и лишения танкистских будней, его никто не знал и до него никому не было дела. Даже его вполне успешная карьера (к 35 годам был назначен командовать танковым полком) не привлекла внимание ни одного национал-патриота или либерал-скомороха. Простые, пусть и успешные, служаки у нас никому не интересны. Но, как только Буданов отличился в телесюжете НТВ в январе 2000 года, на него впервые обратили внимание не только нацисты всех мастей, но и нормальные сограждане, опешившие от сюжета. Тогда, напомню, полковник Буданов перед телекамерой отдавая приказ своим подчиненным произвести орудийный залп по чеченскому селу, произнес: «С Рождеством Христовым, огонь!» Если бы это было просто кощунство недалекого вояки – оно бы и ладно, личное, как говорится, дело. Но вояка стрелял по селу с мирными жителями. И личный цинизм становился государственным.

Этот эпизод зацепил тогда многих, но лишь командование, подтверждая госцинизм, не обратило внимание на то, что с полковником явно не все в порядке. И уже три месяца спустя полковник это доказал, совершив одно из самых громких и гнусных преступлений чеченской войны. Напившись у себя в полку, он на бронемашине поехал в то же самое село и с помощью подчиненных бойцов выкрал из дому семнадцатилетнюю школьницу. Девушку завернули в ковер, чтобы не увидели соседи, и забросили в бронемашину. А привезя в полк, занесли в командирский вагончик. Чем там занимался бравый полковник, можно только догадываться, но спустя некоторое время он вызвал солдат и приказал девушку закопать. Девушка была обнажена, изнасилована и задушена.

Возможно, о ней бы так никто и не узнал, а ее имя пополнило бы список пропавших без вести несчастных мирных граждан, если бы родители не бросились к командованию военной группировкой, если бы не свидетельство соседей и если бы не признание сослуживцев, уставших от буйных выходок полковника. До этого он, напившись, избил молодого офицера, бросал в офицерскую палатку гранату, куролесил, ни в чем себе не отказывая. Но труп задушенной школьницы стал последней каплей. Буданова арестовали, военные следователи собрали все доказательства его вины, и полковник оказался на скамье подсудимых. С этого момента и начались первые ритуальные пляски вокруг его клетки. В плясках принял участие генерал Шаманов, назвавший своего подчиненного настоящим русским офицером. Засуетились всевозможные нацисты и ряженые патриоты. Никому из них не было дела до задушенной школьницы, они лепили из убийцы образ героя. А убийца довольно трусливо юлил, прикидывался невменяемым, сваливал изнасилование на своих солдат, которые якобы надругались уже над трупом девушки. Одним словом, вел себя как тот еще герой. Но флажок из него все же соорудили. И даже приговор суда – 10 лет лишения свободы за доказанное совершенное преступление – не остудил умы национал-патриотов.

Отбывая наказание, Буданов нашел в себе силы и осмыслить совершенное, и по-своему раскаяться в том, что совершил. Позднее он признался в этом в одном из интервью и даже попросил прощения у родителей убитой девочки. Но это уже ничего не меняло, потому что общество было расколото на тех, для кого он оставался героем, и тех, для кого он был убийцей. Его имя превратилось в символ, которым пользовались все кому не лень, но при этом почти никому не было дела до реального человека с драматической судьбой по фамилии Буданов. До человека, который сам себя сделал и сам себя погубил, убив девочку по имени Эльза.

Его досрочное освобождение стало еще одним детонатором для взрыва общественных дикуссий, и власть снова проигнорировала этот тревожный резонанс, словно не замечая, как накаляются страсти. Власть явно подыгрывала настроениям национал-шаманов, проявляя демонстративный гуманизм к русскому герою и демонстрируя пренебрежение к памяти нерусской девочки. Национал-шаманы, что в центральной России, что на Кавказе, это не просто заметили, а подхватили, и снова размахивая символом, словно факелом, начали скакать в угаре. Сам Буданов в этих скачках был уже лишним, а значит – обреченным. Его смерть была полезнее, чем жизнь уже для всех участников ритуальных плясок. Вояка-герой или вояка-убийца стал значительно более востребованным, чем просто раскаявшийся человек со сломанной судьбой. Одни могли рассчитывать привлечь его смертью внимание к себе, всколыхнуть националистические антикавказские настроения, сплотить и разбудить обиженное и униженное офицерство России. Другие – всколыхнуть националистические антироссийские настроения, сплотить вокруг себя обиженное и униженное население Кавказа. Карты разыгрывались лихо и жестко, и никого в этой игре не волновала судьба шестерки или пешки по имени Буданов. Он это чувствовал, как никто другой, понимая, что приговорен и что никому, кроме родных, не нужен. Его и убили демонстративно лихо, разрядив обойму в голову среди дня в центре Москвы. Накануне национального праздника. Ритуальное убийство стало еще одним элементом ритуальных танцев, которые сразу же с новой силой завертелись вокруг уже его могилы.

Гроб еще не засыпали землей, а известный провокатор уже стал распалять националистический костер, призывая вернуть убитому звание полковника и боевые награды, которых он был лишен решением суда, предлагая назвать его именем улицы. Провокатор играл в политику, заманивал этими гнусноватыми игрищами электорат, раздувал тлеющие кавказские угольки и меньше всего думал о трагическом финале судьбы бывшего офицера.

Земля на могиле еще не обветрилась, а провокатор в рясе священника стал сравнивать убитого с Александром Невским и Дмитрием Донским и призвал причислить его к лику святых, позабыв, что святые не насилуют и не убивают девочек. Шаман в рясе плясал свой ритуальный танец, заманивая этим гнусноватым танцем электорат-паству и раздувая тлеющие антикавказские угольки, в огне которых и сгорела жизнь бывшего полковника.

Поминальные цветы еще не легли на могилу, а шаманы с именными золочеными пистолетами начали выделывать свои незамысловатые па, используя очередную трагедию всего лишь как повод приструнить несогласных, припугнуть неугодных и сплотить ненасытных. Ритуальным скачкам этих танцоров тоже ничего не мешает либо потому, что уже нечему, либо потому – что некому. И они себе ни в чем не отказывают, распаляя тем самым и антироссийские и антикавказские тлеющие угли.

В тихое мирное время и в благополучной стране от этих шаманских ужимок никому бы не было ни холодно, ни жарко. Но в нашем наэлектролизованном обществе, звенящем от тихого социального напряжения, любая неслучайная искра может стать детонатором. И ритуальные костры, целенаправленно раздуваемые накануне выборов, могут так полыхнуть, что горящий Манеж минувшей выборной поры покажется детской хлопушкой. Понимает ли это верховная власть, под окнами которой упражняются политскоморохи и шаманы всех мастей,– большой вопрос. Как и вопрос – не дирижирует ли она ими. Каким бы ни был ответ, очевидно одно – если власть не проснется, если не проявит волю и не оторвет этим плохим танцорам то, что мешает им нормально танцевать, не провоцируя и не раздувая, то в один печальный момент эти плохие танцоры затопчут и неважную власть, и плохих дирижеров, и бедную Россию.

Автор – главный редактор «НИ»