Сергей Филатов

– Сергей Александрович, как вы относитесь к тому, что День Конституции перестал быть праздничным? В отечественной политике, как известно, ничего случайно не происходит.

– Я называю все это – день памяти Конституции. Тем самым дано понять, что она обречена.

– Сегодня все чаще звучат предложения о необходимости принятия нового Основного закона страны, более соответствующего новому этапу развития России.

– Власть, формально не меняя Конституцию, и без того внесла в нее такие изменения, что уже можно говорить о ряде нарушений базового закона страны.

– В чем конкретно проявляются эти нарушения?

– Российская Конституция 1993 года четко определяет, что наше государство – демократическое, правовое, федеративное, социальное. Четко разделены ветви власти – законодательная, исполнительная и судебная. Сегодня Российское государство на самом деле уже не является ни правовым, ни федеративным, ни демократическим. Это унитарное государство с управляемой демократией. Высшей ценностью, по Конституции, являются права и свободы человека, защищать которые – первая обязанность государства. Многие же последние законы сильно ущемляют права человека и все делают для того, чтобы высшей ценностью стал государственный чиновник. Краеугольный принцип демократии предполагает свободу слова, передвижения, выборов, разделение властей. Мне не надо доказывать вам, журналистам, что в реальности творится в стране со свободой слова. Средства массовой информации в большинстве своем, как сейчас говорят, «зачищены и выстроены».

На виду и наша свобода передвижения. Скажем, можно как-то объяснить борьбу с терроризмом и этнической преступностью в Москве, но десятки тысяч русских людей переехали жить в Россию из ближнего зарубежья и годами не могут получить гражданство. Воочию видим и то, как «вертикаль власти» ликвидировала на деле принцип разделения властей, в том числе и свободу отечественного правосудия. Возвращение к системе назначения губернаторов в регионах фактически отобрало у граждан не только право на свободные выборы, но и саму систему власти, предусмотренную Конституцией. Федеральный центр, лишив свободы действий региональные власти, поставил под сомнение федеративное устройство государства.

Ущемление свобод и прав человека, закрытость государства от общества порождает бесправность гражданина, всесилие чиновника. И тем самым всю страну вталкивают в коррупцию, ибо простой человек вынужден решать свои жизненные вопросы незаконным путем. Поговорите с предпринимателями – каждый из них тратит 15–20 процентов своих денег на взятки. И виновато в этом только государство, которое создает благоприятные условия для процветания мздоимства.

– Но многие сегодня говорят, что Конституция далека от идеала. И не в последнюю очередь потому, что она принималась чуть ли не под грохот канонады.

– А во многих странах с развитой сегодня демократией конституции принимались в период их крайней нестабильности, как правило, по окончании гражданских войн. Они как бы заканчивали процесс внутренней борьбы. Так было и в США, и во Франции, и в Германии, и в Испании. Мы стали исключением лишь в том, что благодаря новой российской Конституции нам удалось избежать гражданской войны.

– А Верховный совет разве не предлагал свой вариант Основного закона? Помнится, у него были тоже свои наработки, скажем, проект так называемой «румянцевской конституции».

– Да, в сентябре парламентская рабочая группа во главе с Рябовым предложила проект, подготовленный Верховным советом. Мы пытались совместить два варианта, и хочу подчеркнуть: 37 статей новой Конституции России включены из документа, подготовленного Верховным советом. Однако по ключевым вопросам найти общий язык не удалось. После событий 3–4 октября 1993 года я предложил Борису Ельцину использовать парламентские выборы для референдума по Конституции России. В ситуации, когда вся полнота власти сосредоточилась в руках президента, надо было легитимным образом восстанавливать правовое пространство страны. Проект Конституции был готов к началу ноября. Его окончательно проверили юристы и крупные ученые-словесники, дабы она была написана чисто русским языком, 8 ноября я представил проект Конституции Борису Ельцину.

– Правда ли, что уже после всех решений и экспертиз Борис Николаевич накануне публикации документа внес в него правки по своему усмотрению?

– Да, он сел за стол, вытащил какой-то листочек, взял авторучку и начал своей рукой вносить правки. Кроме меня при этом присутствовали Батурин и Илюшин. Однако хочу заметить, ельцинские правки были в основном не существенными. К значимым я бы отнес три. По Совету Федерации, где он сделал упрощенную схему формирования – по одному человеку от законодательной и исполнительной власти. По правительству России, где вписал, что президент имеет право вести правительственные заседания. И по Конституционному суду. Он практически был разогнан, о чем Борис Николаевич указ подписал, но не выпустил. Мне удалось убедить Ельцина не делать этого, удовлетворившись отставкой председателя Конституционного суда Зорькина.

После длительных переговоров была достигнута договоренность пополнить Конституционный суд новыми судьями и создать в нем три секции, каждая из которых специализируется на определенных вопросах. Соответственно в проекте Конституции было определено количество конституционных судей – 21 человек. Борис Николаевич перечеркнул эти цифры и написал «18». Ломалась задуманная структура. Я не сдержался и начал разъяснять ему ситуацию. Выслушав меня, он решил: ни вам, ни мне, и написал «19».

Да, к сожалению, Конституция России не стала тем «согласительным» документом, который умиротворил бы все общество. Тем не менее мы живем по ней уже 12 лет, и она спасла нас от многих гражданских катаклизмов и бед, которые могли случиться. Во имя этого надо и сегодня беречь правовой фундамент страны.